И танки наши быстры
Шрифт:
Участковый осмотрел людей вокруг. Его взгляд остановился на Бурцеве.
– Помогите медикам, – то ли попросил, то ли приказал он хмуро.
Бурцев, подумав, выступил вперед.
В квартире царил беспорядок. Кресло лежало на боку. По поверхности стеклянного столика звездой разбежалась трещина. Ковер сбился со своего места, один угол загнулся.
Настя сидела посредине дивана, как вошла в шубке, судорожно сжав руки, раскачиваясь и глядя прямо перед собой остановившимися глазами.
За
На табуретке возле окна сидел фатоватого вида мужчина с усиками и постриженными баками – тот самый, что утром остановил Бурцева во дворе. Мужчина сидел, перегнувшись и наклонившись к батарее, – он был пристегнут к трубе отопления наручниками. Пижонский пиджак в крупную белую полоску, напоминающий о временах нэпа, был перепачкан в мелу и треснул под мышкой. Пальто с воротником валялось в углу. Лицо мужчины было разбито, из уголка рта сочилась кровь.
Немолодой оперативник за обеденным столом, сверяясь с потрепанной записной книжечкой, набирал по телефону какие-то номера. Перед ним на столе лежал паспорт, сигареты, ключи – вещи, найденные при обыске. Прижав трубку плечом к уху, опер посмотрел поверх очков на вошедших, сначала на веселого санитара, который с любопытством вертел по сторонам головой, потом на Бурцева. На Бурцеве его взгляд задержался.
Еще один опер, гораздо моложе, высокий парень с волевым лицом, стоял, расставив ноги, напротив Насти и, видимо, ее расспрашивал.
Он повернулся к вновь пришедшим.
– Спецтранспорт? – спросил он.
– Он самый! – весело рапортовал санитар.
Опер посмотрел холодно и на жизнерадостный тон санитара никак не отреагировал.
– Руками ничего не трогать, – напомнил он.
– Да уж знаем... не первый день замужем, – отчего-то обрадовался санитар.
Опер высокомерно поднял и опустил бровь, показывая, что веселье санитара здесь неуместно.
– Семен Аркадьич, спецтранспорт, – заметил он мужчине на корточках.
Медэксперт кивнул и обернулся через плечо к вошедшим.
– Что-то вы нынче быстро, добры молодцы.
– А что тянуть? – отозвался санитар. – С утра выпил – весь день свободен!
Медэксперт хмыкнул, кивнул и вернулся к своим занятиям.
– Еще пять минут, – бросил он через плечо.
Бурцев переступил с ноги на ногу.
– Ох, Настя, Настя! – вдруг по-актерски громко, с трагической театральной интонацией произнес пристегнутый к трубе мужчина. – Что же ты наделала, Настя!
В комнате повисла неловкая тишина. Бурцев почувствовал, что у него по спине отчего-то побежали мурашки.
Медэксперт мотнул головой, а пожилой опер глубже склонился к записной книжке.
– Я любил тебя страстно, безумно! А ты! Ты! – Мужчина принялся раскачиваться из стороны в сторону.
Настя побелела, как мел, и стиснула пальцы.
– Это что же, псих? – весело спросил санитар. Ему никто не ответил.
– Ты что, опять за свое?! – с вызовом обернулся к психу молодой опер и сделал шаг в его сторону.
Пристегнутый испуганно втянул голову в плечи и умолк.
– Не трогайте его! – крикнула Настя. А потом другим, ровным голосом, каким говорят с неразумным ребенком, обратилась к пристегнутому: – Успокойся, Коля. Этим людям совсем не интересно то, что ты говоришь.
Она вполне владела собой, только все потирала ледяные пальцы, будто стараясь их согреть.
– Значит, вы говорите, что это ваш троюродный брат? – обратился к ней молодой опер.
– Да.
– А он утверждает, что вы его жена.
– Это отчасти верно.
– Как это – «отчасти»?
Настя поймала взгляд Бурцева и опустила голову. На все остальные вопросы она отвечала, глядя в пол.
– Мы с ним состоим в фиктивном браке.
– Как это – в фиктивном? – подчеркнуто удивленно переспросил молодой опер.
Настя пожала плечами.
По напряжению спины медэксперта Бурцев понял, что он внимательно прислушивается к разговору.
– Очень просто. Мне была нужна здешняя прописка. Мы договорились с его матерью. И фиктивно оформили брак.
– А матери зачем это было нужно?
– Я заплатила ей денег. К тому же это моя двоюродная тетя...
– Нет, Настя, нет! Не говори так! – вмешался пристегнутый. – Я всегда любил тебя – страстно, безумно!
– Ты опять! – с угрозой обернулся к нему опер. Псих втянул голову в плечи и умолк.
– Мы не жили вместе ни одного дня, – добавила Настя. – Первое время я снимала комнату. Потом... потом здесь...
– Ясно. И когда вы видели его в последний раз?
– Неделю назад.
– При каких обстоятельствах?
– Я заходила к нему домой.
– Домой? – оживился опер. – Зачем же?
– Приносила деньги. И продукты.
Старший опер поднял голову, и они встретились с молодым глазами.
– Его мать умерла полгода назад, – пояснила Настя.
– Вот как? И что?
– Я, как могла, ему помогала.
– И вы часто с ним виделись?
– Нет. Не часто.
– Почему?
– Доктор сказал, что ему лучше меня не видеть. У него возникла навязчивая идея, что я должна жить с ним. Вы понимаете... как жена...