И тут случилась война
Шрифт:
Их семья в поисках лучшей доли во времена Голодомора в Поволжье на быках да на подводах перебралась из одной губернии в другую, где и поселилась в городе И. Это уже после они сыграли здесь свадьбу и стали жить-поживать да добра наживать. Нарожали детей, построили добротный дом из сосны без единого гвоздя на окраине города. Глава семьи освоил ремесло плотника-строите-ля деревянных домов и краснодеревщика и зашибал по тем временам неплохие деньжищи. Жили в достатке, что позволяло его жене полностью вести домашнее хозяйство да приглядывать за детьми. В семье их было четверо, двое девчат и двое парней. Парни – постарше, девчата – помладше. И все бы ничего, но тут случилась война…
Шел сорок первый год. Страна уже полгода как воевала против интервентов, которые вплотную приближались к границам столицы. И на ее защиту было демобилизовано все активное мужское население. И стар, и мал подались в
Отца ее призвали, как и многих, летом сорок первого. Молодая женщина по имени Анна осталась с четырьмя малолетними детьми на руках без ремесла и образования и в силу этих обстоятельств была обречена на полуголодное существование. Именно существование, и по-другому ту жизнь не назвать нельзя. Выживать ей приходилось с помощью продовольственных карточек, выдаваемых местным городским Советом, и тем, на что их можно было обменять на центральном рынке. А спекулянты и негоцианты того времени, не вдаваясь в подробности происхождения карточек, бессовестно обменивали и торговали ими, не страшась быть расстрелянными по законам военного времени. Все ткацкое производство города И переквалифицировалось на производство одежды для солдат, и город работал в три смены, дабы обеспечить фронт необходимым обмундированием. За работу трудоспособный люд получал соответственно прибавку к карточкам и возможность улучшить свое социальное положение, обменивая излишки на мясо и сгущенку. В целом город жил достаточно спокойной жизнью, потому как находился в трёхстах верстах от линии фронта. И только ночные канонады бомбовых орудий, несмотря на расстояние, доносились до окраин города. И тогда вся семья из пяти человек, замирая от страха, пряталась в подвале и сидела там до тех пор, пока эта канонада не стихала. Электричества не было, водопровода тоже, отопление в доме было печное. Поэтому вся работа по поддержанию жизнеобеспечения распределялась среди детей по старшинству. Старшему, звали его Сашкой, необходимо было запастись углем и дровами, тому, что помладше, Лёньке, надо было наколоть топором эти самые дрова, Нинке, что поменьше Лёньки, прополоть огород или подмести двор и убрать дом, а младшенькой, Ленке, стало быть, натаскать воды. Сама же Анна спозаранку уходила на рынок, где продавала старые платья, ставшие ненужными в военное время, или обменивала кое-какую кухонную утварь на кусок сала или буженины. Так и жили.
Братья и сестры, что постарше Ленки, учились в школе, и частенько Ленка, оставаясь одна, выполняла часть работы за них. И так к этому привыкли старшие, что в выходные дни, пока старшие отсыпались, она с раннего утра уже как пчелка трудилась. И дров натаскает, и печь затопит, и воды принесет, и даже обед разогреет. Как раз к нему и просыпались остальные. Матушка к тому времени возвращалась с рынка и баловала ребятню всякой всячиной, которую только там и можно было достать.
Но шло время, война не унималась, а только сильней распалялась. И уже к весне продовольствия на складах поубавилось. Пайку, положенную на карточки, стали урезать, рынок тоже обнищал, да и запасы Анны истощились. Уже не было платьев для обмена, да и утварь ее поиздержалась. Дети стали болеть из-за нехватки витаминов, в пищу пошли даже картофельные очистки. Ленка, будучи от природы смышленой, приловчилась из них лепить драники, скрепляя их остатками крахмала и обжаривая на сковороде без малейшего намека на присутствие на ней масла. Но и это не спасало семью. И, чтобы хоть как-то продержаться, мать послала Ленку на рынок обменять оставшиеся карточки на мясо и хлеб.
В свои шесть с половиной лет она была совершенно взрослой и хорошо разбиралась в премудростях обмена и даже владела умением торговаться. Остальные дети не проявляли столь значимых способностей в торговле, поэтому мать безапелляционно доверила эту миссию ей. Надев полуботинки старшего брата, которые ей были на три размера больше, и зажав в руке заветные талоны, она вышла на большую дорогу и зашагала в сторону центрального базара. Идти было долго, и, чтобы не было скучно, она стала напевать незнакомую мелодию, случайно возникшую в ее маленькой головке. Дул пронизывающий весенний ветер, по улицам после зимы сбегали ручейки, и многочисленные лужицы поблескивали на мостовой. Шлепая по лужам в огромных ботинках брата и напевая легкую мелодию, незаметно для себя она добрела до рынка. Всевозможные пестрые лавчонки торгашей заворожили маленькое создание. Ленка стояла перед центральным входом с открытым ртом и с нескрываемым удивлением. Весенний рынок не похож на рынок зимний. Многие
– Чо рот раззявила, а ну, брысь отсель, мелюзга, – прорычал старый калека, сидящий у ворот и просящий милостыню.
– Я ни чо не раззявила, я, дяденька, на рынок пришла, скупляться, – ответила Ленка.
– Ну, коль пришла, то проходи, не мешай, а то встала, понимаешь ли, по центру, как королева, и ни туды, и ни сюды, – пробурчал калека.
Ленка, не отвечая, прошла внутрь рынка, высоко задрав белокурую голову, и тотчас же столкнулась с подростком. Парнишка налетел на нее, навалившись всей массой своего подросткового тела. И только чудо спасло ее от падения. Взрослый дяденька, идущий сзади, поддержал маленькую Ленку, тем самым избавив ее от падения. Поблагодарив спасителя, она прошла вдоль старьевщиков вглубь базара, к мясным рядам. Подойдя к мясной лавке, она обратилась к продавцу:
– Вы мне на мясо обменяете карточки?
– Скока? – поинтересовался мясник.
И тут Ленка обнаружила, что карточки, которые еще несколько мгновений назад были у нее в руке, попросту исчезли. Она осмотрела карманы и даже заглянула в ботинки. Карточек нигде не было. Внутри маленького создания, как в замедленном кино, пронеслись последние события. Подросток, дяденька. Стоп. Дяденька, который её подхватил, он же и выхватил из ее рук, карточки, а она впопыхах и не заметила этого. Мысль маленького человечка лихорадочно искала решения. Огромные, на пол-лица, глаза Ленки выискивали того дяденьку среди толпы снующих покупателей и одновременно наливались слезами. Она понимала, что мама, узнав о пропаже, не пощадит ее и, со свойственной детской гиперчувствительностью, считала, что убьет. Слезы предательски вырвались наружу и покатились по истощенным щекам Ленки. Она разрыдалась, всхлипывая от нехватки воздуха и вытирая стекающие слезы. Моментально вокруг нее собралась толпа зевак, и каждый считал своим долгом успокоить ее и расспросить о случившемся. Немного успокоившись, она прерывисто, продолжая утирать руками остатки слез, рассказала свои догадки о дяденьке и подростке.
– Дык ясно все, это ж щипачи здешние, их так-то все знают, Петька Мороз и Сашка Щипач, – пробасил дворник рынка, стоявший чуть поодаль от толпы.
Толпа, как по указке, обернулась к нему. Дворник стоял, опершись на метлу, держа в зубах папиросу, замусоленную грязными ручищами. Он был небрит, глаза поблескивали от принятых на грудь двести граммов.
– Ты почём знаешь? – спросил гражданин из толпы.
– Дык я тут мету, знамо дело, ведаю, – ответил тот.
– А коль знаешь, выкладывай, где эти гниды пасутся, мы их к стенке сейчас же поставим, – выкрикнул неизвестный гражданин в серой шляпе.
– Дык кто их знает, где они. Набегают, как янычары, и в кусты. Их теперя долго не будя.
– А много ль было карточек? – поинтересовался у Ленки гражданин в шляпе.
– На две недели, дяденька, мамка велела все на мясо обменять, – ответила Ленка.
– М-да, многовато будет. Ну, лады. Товарищи, что же мы с вами оставим эту девочку без мяса? – обратился он к толпе.
Толпа заметно поредела. А те немногие зеваки, что остались, выглядели так, что сами нуждались в дополнительных карточках. Гражданин в шляпе оглядел зевак и, не дожидаясь ответа, обратился к мяснику:
– А ты, мил человек, чем можешь помочь?
Щекастый торговец воровато завертел глазками и выдавил:
– Могу пятьдесят граммов мяса дать ей.
– Не граммов, а грамм, – поправил его гражданин в шляпе. – Это уже неплохо. А почём торгуешь?
– По пятьдесят рублев за сто грамм, – четко выговорил торговец.
– Однако, у вас цены. За сто грамм? – переспросил гражданин.
– За сто.
Ленка уже совсем успокоилась и смотрела на двух взрослых людей с нескрываемым интересом. Она понимала, что происходит. Кто-то из поредевшей толпы сунул ей в руку несколько продовольственных карточек, а кто-то вложил в свободную горбушку черного хлеба.
– Давай, бесстыжая душа, завесь ей сто грамм, я оплачу. И добавь свои пятьдесят, – приказал гражданин в серой шляпе и протянул полтинник.
Торговец проворно отрезал мясной мякоти и кинул на весы. Стрелка весов точно показала 150.
– Да уж, профессионализм не пропьешь, – подшутил гражданин в шляпе.
Торговец завернул кусок в газету и протянул Ленке. Та искоса посмотрела на гражданина в шляпе, затем схватила кусок рукой, в которой были карточки, и прижала все, что было в руках, к своей тщедушной груди. Её глаза опять набухли.