Идеальность
Шрифт:
— Думаешь, старушка решила поймать минуту славы на старости лет?
— Ната упоминала в письмах, что у Бельгоцкой были какие-то книги для взрослых, но не очень удачные. Я погуглю, поищу названия. Вполне возможно, Бельгоцкая пару раз пообщалась с Натой и решила, что про неё можно написать неплохой роман. Заскоки богатой девушки или что-то в таком духе. Помнишь, я читала ночью в письме о том, что Ната не заходила в спальную комнату старушки, потому что та запрещала. Как раз спальня, где находились ноутбук. Комната Синей Бороды.
— В этом есть смысл, — ответил Вадик после недолгого молчания. — Если в ноутбуке будет книга про Нату, то мы сорвали куш. Я даже не могу представить, сколько мне заплатят за эту информацию.
— Тебе бы всё о деньгах думать!
— Прости милая, но мы живем в мире капитализма и всеобщего доступа к информации. Если я не успею продать, то продаст кто-нибудь ещё. Так что будем надеяться, верить и ждать. Целую.
Он прямо так и сказал: «Целую», и повесил трубку. Лера поняла, что робко улыбается.
Очередное «целую» от очередного мужчины, а она улыбается, как дурочка.
Через десять минут Лера выскочила на нужной остановке, свернула с проспекта в лабиринты домов. Район был старый, застроенный «хрущёвками», причём самыми дешевыми, панельными. Где-то из распахнутых окон играла музыка. На детской площадке в песочнице ковырялись дети. На лавочках у подъездов почти везде сидели либо старушки, либо мужички сомнительного вида. Каждый решил использовать редкий солнечный день по-своему.
Погружённая в мысли, Лера свернула за угол продовольственного магазина, сверилась с адресом. Через дорогу на первом этаже дома находился салон красоты «Эльвира», а слева от него под козырьком убегали вниз ступеньки. Какая-то креативная студия, дешевая вывеска, которая должна светиться по ночам. Похоже, сюда.
Лера сбежала вниз, упёрлась в железную дверь, дёрнула, потом постучала.
Щелкнула задвижка, дверь приоткрылась, и за дверью оказался Толик — как обычно в чёрном костюме, в чёрных же очках, с влажными и зачёсанными назад волосами. От Толика приятно пахло, Лера вспомнила этот запах, как соскребала его два дня назад под душем, чтобы не смущать Вадика.
А жизнь-то всё усложняется и усложняется.
— Заходи. — Толик взял её под локоть, помог пройти и аккуратно закрыл дверь.
Лера увидела широкий холл, ярко освещенный, с парой стульев, с деревянной стойкой регистрации, с зеркалом и каким-то лопоухим растением в горшке у стены. За стойкой никого не было. Слева находились две двери, одна из которых, судя по рисунку — туалет.
— Я тебе кое-что хочу сказать. — начал Толик, разворачивая Леру к себе.
Она вдруг увидела, что он кусает губы. Уже искусал, в кровь. И ещё у Толика почему-то дрожали руки, будто он всю ночь пил.
В холле было тихо, из-за дверей тоже не доносилось звуков. Только где-то далеко тикали часы.
— Я ничего против тебя не имею, — заговорил Толик быстро, выплёвывая слова, будто пули из автомата. — Ты правда хорошая девушка. Тогда, много лет назад, ты мне действительно нравилась. И сейчас, в принципе… Мало что изменилось в этом плане. Я переживал очень из-за тебя, волновался. Ты мне как дочь, понимаешь? Ну, то есть, понятно, не совсем дочь. Жизнь течёт, всё течёт, мы не молодеем, интересы меняются… И когда мне сказали, что ты придёшь… Когда мне сказали, что надо сделать, я, ну, знаешь, долго думал. Это тяжелое решение. Я бы никогда так не поступил в другой ситуации. Но меня прижали, понимаешь? Хорошо так прижали, и уже выбора не было. Только соглашаться. Бизнес есть бизнес, а жизнь — это жизнь. Всем жить хочется так, как они достойны. Ни больше, ни меньше. Я или всё потеряю, или сделаю, как она говорит.
— Что происходит? — спросила Лера.
В голове медленно прокрутилось эхо его фразы: «Она говорит»
— Короче, Лерчик, слушай, мой тебе совет, житейский, — продолжал тараторить Толик, ставший вдруг похожим на провинившегося пса. — Сразу уезжай из города. Слышишь? Сразу! Они тебя будут ломать, чтобы ты ещё пришла, припугнут хорошенько, ты на всё согласись, но как только выберешься отсюда — покупай билет на самолёт и вали куда-нибудь во Владивосток, подальше, чтобы она не достала. Я тебе на карточку денег закину. Сколько надо закину, это моё прощение, хорошо? Это то, что я могу сделать. Деньги на карточку. Это всё.
Он хотел сказать что-то ещё, но в этот момент в дверь постучали. Раз, второй. Толик дёрнулся, будто от укуса. Рот его скривился. Он развернулся, отодвинул запор.
Дверь отворилась, в холл вошло четыре человека. Мужчины. Одетые не по погоде — кто в футболке с обрезанными рукавами, кто в шортах. Один в балахоне и в ярко-красных кроссовках. Шея и запястья у него были в татуировках. Он посмотрел на Леру снизу вверх, ухмыльнулся, протянул Толику раскрытую ладонь и сказал весело:
— Красавчик.
На вид ему лет тридцать пять. Нос когда-то был сломан, с горбинкой. На подбородке шрам.
— Всё как надо, в чистом виде. Теперь давай, дедуль, прощаемся. Не крутись здесь, хорошо?
Она, кажется, поняла, что происходит.
Толик повернулся к Лере, как-то затравленно, будто поджимал хвост; ссутулился, убрал руки в карманы, шевельнул плечом и исчез за дверью. Лера рванулась следом, но два мужика схватили её за руки, оттеснили к стойке регистрации.
Дверь за Толиком закрылась, засов с резким лязгом вошёл в паз.
Лера открыла было рот, чтобы закричать, но потная ладонь крепко надавила ей на губы, сжала челюсти.
— Не дёргайся, ну! — сказали на ухо.
В поясницу упёрлось что-то твёрдое и острое, разорвав ткань куртки. Две руки сжали плечи, подтолкнули.
Леру протащили за дверь, где оказался коридор с ковром на полу, как в гостинице, и ещё несколько дверей вдоль, чуть дальше тупик вместо окна, а под потолком густой жёлтый свет. Лера пихалась локтями, брыкалась, выкручивала кисти рук, но её не отпускали, пыхтели, дёргали и пару раз отвесили затрещины, да так, что потемнело перед глазами. Она попыталась укусить ладонь, нащупала зубами мягкий скользкий палец, но мужик вовремя одёрнул руку и что есть силы ударил Леру в челюсть. Хрустнул зуб, боль отразилась от скулы, ударила в ухо, пробежала мурашками по затылку.