Идеальный обман

Реншоу Уинтер

— Мама велела позвать вас к столу, — говорю я, а в сердце поселяется тяжесть.

Одно дело, когда Хадсон очаровывает моих родителей, чтобы убедить их в своей любви ко мне.

И совершено другое, когда он дает обещания, которые не собирается сдерживать. Очень сомневаюсь, что он действительно нарисует план сарая, ведь, как только мы вернемся в Нью-Йорк, его будет ждать список очень важных, денежных мешков, которые с нетерпением ждут встречи с самым востребованным архитектором во всем Манхеттене.

Резко

развернувшись, я ухожу, захлопнув за собой дверь.

Глава 12

Хадсон

После ужина я нахожу Мари, сидящей на передних ступеньках дома.

— С тобой всё в порядке? Ты молчала весь день.

Она поднимает свой взгляд на меня.

— В разговоре с тобой и моими родителями я не могу вставить и слова.

— Ты так говоришь, будто это плохо. Я им нравлюсь. Ты должна быть рада этому, — усмехаюсь я.

— Я не против, что ты им нравишься, Хадсон, но обещать моему отцу спроектировать сарай? Обещать маме, что ты купишь ей билеты на «Гамильтон»? (Примеч. «Гамильтон» — бродвейский мюзикл о жизни первого американского министра финансов, государственного деятеля Александра Гамильтона). — Она отворачивается. — Тебе не нужно покупать их любовь и уж точно не нужно добиваться их расположения с помощью подарков и обещаний.

Я занимаю место возле нее, опираясь ладонями на прохладный и шершавый бетон.

— Не понимаю, в чем проблема, Мари. Всё идет хорошо, — говорю я, глядя на нее краем глаза.

— Слишком хорошо.

— И?..

— Не причиняй им боль, — просит она. — Сдержи свои обещания. Все.

Я смеюсь.

— Так вот оно что? Думаешь, я не сдержу свое слово?

— Насколько я тебя знаю, ты никогда особо не славился добротой и щедростью, — говорит она. — Поэтому мне всё это кажется каким-то неискренним. — Она выставляет руку. — То есть, я-то знаю, что всё это притворство. Но мои родители? Они настоящие люди с настоящими чувствами.

Я беру ее за руку.

— Это мило, что ты так переживаешь за них. Но могу тебя заверить, Мари, я намерен сдержать свои обещания. Тебе не стоит беспокоиться.

— А если не сдержишь? — спрашивает она.

— Сдержу.

Она делает медленные вдохи и выдохи, вглядываясь в закат, пока солнце опускается над игровой площадкой вдалеке.

— Мне нужно прогуляться, — сообщает она. — Пойдешь со мной?

Мари встает и отряхивает ладони.

— Но на тебе нет обуви, — говорю я.

— Давно я не бродила по улочкам босиком. — Медленная улыбка изгибает ее губы. — Тебе тоже стоит попробовать.

— Ты поранишь пятки о бетон.

Мари пожимает плечами.

— Ну и что, мне нравится это ощущение. Просто попробуй. Доверься мне.

Я колеблюсь,

и, заметив это, она опускается на колени, и сама начинает развязывать мои шнурки, снимая обувь, а затем откидывает их на траву.

— Идем, пижон. — Мари тянет меня за руку, и я следую за ней по подъездной дорожке к разбитому тротуару, в трещинах которого прорастают сорняки, и к зеленым лужайкам, которые, судя по всему, находятся здесь уже несколько десятилетий.

— Вот значит, как вы развлекаетесь здесь, в Орчард Хилл? — шучу я.

— Не смейся. Это не вежливо. — Она подталкивает меня, пока мы бредем по бетону. Я не хочу признавать, но каким-то странным образом мне нравятся эти ощущения… Я будто обретаю… свободу.

— Так чем же еще вы здесь занимаетесь?

— Эм. — Она размахивает руками, делая длинные, медленные шаги. — Обычно мы проводим время в компании. С друзьями, семьей. Большая часть моих родственников до сих пор живет здесь. Бабушка с дедушкой, две тети и один дядя живут в радиусе пяти кварталов отсюда.

— Ты шутишь.

— Нет. — Она смотрит на меня, улыбаясь. — Тебе это не кажется странным?

— Нет. Просто непривычно, — отвечаю я.

— Я никогда не осознавала, насколько уникален Орчард Хилл, пока не уехала отсюда, — говорит она задумчиво. — Никто здесь не закрывает свои двери на замок. Вероятно, ты сможешь войти почти в каждый дом, если захочешь.

— Это безумие.

— Знаю! Но здесь почти нет преступности. Все друг друга знают. Наверное, люди здесь просто более доверчивые. Теперь, учитывая всё то, что мне известно, и прожив в городе несколько лет, я бы не уехала отсюда. Но здесь всё именно так. И это норма.

Мы заворачиваем за угол, взбираясь на небольшой склон, окруженный модными домами середины прошлого столетия и причудливыми маленькими ранчо. Вдалеке появляется квартал частных домов: дома викторианского стиля, европейского романтизма и эпохи королевы Анны. Уверен, в былые времена эти дома принадлежали местным врачам и юристам. Я только надеюсь, что нынешние хозяева смогли сохранить их былое великолепие.

— Где ты вырос? Ты сказал моим родителям, что родился в Манхеттене, а рос ты там же? — спрашивает она.

Я останавливаюсь.

— С детского сада до пятого класса я посещал школу-интернат в Коннектикуте. В старших классах родители отправили меня в подготовительную школу, которая была очередным интернатом, а затем в колледж. Не уверен, что меня воспитывал кто-то, кроме учителей и школьной администрации.

— О. Мне жаль, — говорит Мари, и мы замолкаем, думая каждый о своем. — Паршиво, что у тебя не было обычного детства.

— Да, — говорю я с горечью в голосе. — И правда… паршиво.

— Должно быть, это ужасно, — шепчет она нежно, — будучи ребенком быть отосланным и не понимать почему.