Иерусалим
Шрифт:
— Сиди смирно, сынок. Я буду учить тебя искусству управлять. Видишь, как все так и вьются вокруг неё?
Где бы ни прошла Сибилла, люди оборачивались, кланялись и проталкивались поближе — толпа волновалась, словно пшеница под ветром.
— А она похорошела со времени моего отъезда, — заметил Амальрик. — Она всё ещё дарит свои милости Бодуэну д'Ибелину?
Агнес издала удовлетворённый смешок:
— Уже нет.
Бодуэн д'Ибелин попал в плен в битве при Литани и вернулся из Дамаска, обременённый обещанием уплатить непомерный выкуп. Будучи в руках сарацин, он открыто
— Он уехал в Константинополь. Император намекал, будто поможет ему уплатить выкуп. Вот де Ридфор. Пошли за ним; я должна расспросить его об этом перемирии..
— Де Ридфор, — повторил Амальрик. Он обернулся, кивнул, и один из пажей заторопился вниз по лестнице. — Всё такой же, каким был до моего отъезда, — восковой монашек. Он хотя бы спит с женщинами?
— Во всяком случае, мне об этом ничего не известно. Единственная цель его похоти — власть; при всей своей развращённости он невинен, как молоденькая курочка.
Взгляд Агнес снова переместился к Сибилле. Дочь поднималась по лестнице, направляясь к ней, но почти на каждой ступеньке останавливалась, чтобы с кем-нибудь перекинуться словом. Мальчик на коленях у Агнес заёрзал, и она спустила его на пол.
— Ей бы надо снова выйти замуж — в последнее время она чересчур увлечена мужскими делами. Это брат ввёл её в искушение, а теперь они поссорились, и он даже не желает с ней разговаривать. Ей нужен мужчина, который заставит её быть женщиной.
— У неё есть богатый выбор, — заметил Амальрик. — Вон тот, например, — погляди только, как он таращится на неё.
Агнес проследила за его взглядом и едва заметным движением гладко выбритого подбородка. На площадке ниже Сибиллы, в углу перил, в одиночестве стоял рослый мужчина, пристально глазея на стоявшую на лестнице принцессу. Его изжелта-белесые волосы венчала длиннохвостая шапочка. Он носил чёрный и красный цвета.
— Жиль из Керака, — сказала Агнес.
— Так вот кто это такой. — Амальрик шагнул вперёд, чтобы лучше рассмотреть человека, о котором шла речь.
— Бастард Волка, — хмыкнула Агнес. — Керак зачал его от камеристки своей жены, ещё в бытность свою принцем Антиохийским. Сейчас он стал правой рукой Волка. Похож на него как две капли воды, если не считать волос. — То, как этот человек смотрел на Сибиллу, задело её, вызвав приступ материнского гнева. — Он незаконнорождённый. Ему не пристало даже появляться при моём дворе, не то что строить глазки моей дочери.
Амальрик рассмеялся:
— Леди, если ты прогонишь всех, в чьём происхождении можно усомниться, здесь не останется ни единого человека — даже тебя самой.
— Ах ты грубиян! Ну и язычок у тебя!
— Ну вот, ещё и недовольна.
Агнес зашипела на него. Внук карабкался на перила, она щёлкнула пальцами, указала на него — один из пажей опрометью бросился за мальчиком. Сибилла поднималась по лестнице. Балансируя на перилах, мальчик прошёл мимо неё, и ни один из них даже не заметил друг друга. Агнес смотрела на это с болью в
— Моя дорогая девочка! Подойди поцелуй меня. Ты выглядишь прекрасно. М-м-м-м.
Сибилла наклонилась, чмокнула мать в щёку, отводя глаза:
— Леди, ты хорошо выглядишь.
Кузина Сибиллы Алис, кругленькая как пышка, отдуваясь, спешила по лестнице вслед за принцессой и обеими руками прижимала к груди громадную охапку розовых цветов; Сибилла тотчас обернулась и принялась распоряжаться своей кузиной, указывая ей, куда разместить цветы. Слуга принёс ей табурет, но Сибилла и не думала садиться, только отдавала приказы.
— Чудесно пахнет, — заметила Агнес. — Присядь, девочка моя, когда ты вот так торчишь надо мной, мне становится не по себе.
Сибилла без особого изящества плюхнулась на табурет.
— Ну вот. Теперь ты довольна?
— Вполне. — Агнес похлопала её по руке. — Это платье просто прелестно, и цвет тебе отлично идёт. — Она слегка повернула голову к Амальрику, который не нуждался в более ясном намёке и тотчас пересёк мощёную террасу, подойдя к Алис, которая украшала каменные перила розовыми цветами; получалось очень красиво.
— Что, — сказала Сибилла, — будешь снова читать мне нотации о замужестве?
— Милая моя, — отозвалась мать, — иметь мужчину лучше, чем быть одной. — Её взгляд переместился площадкой ниже, где сидел лютнист; несколько придворных остановились послушать его. Жиль из Керака не слушал лютниста; опершись на перила, он глазел на её дочь. — Во-первых, мужчина защищал бы тебя.
Эти слова разозлили Сибиллу; она резко повернулась к матери, воинственно вздёрнув подбородок, глаза её блеснули.
— Я могу и сама защитить себя, матушка! Я не пугливая клуша-домоседка!
Агнес выразительно изогнула брови:
— Как ты невинна, Сибилла. Насколько мне известно, ты завела привычку устраивать одинокие прогулки, не берёшь с собой даже милую Алис, а это очень опасно. Ты хотя бы думаешь, что делаешь?
— Мне нравится гулять по городу, а Алис не ездит верхом.
Сибилла расправила юбку, пальцами разгладив вышивку. Она ни минуты не могла усидеть на месте; нетерпеливо постукивая ножкой, она обшаривала взглядом многолюдные террасы. На верхней площадке лестницы стоял, улыбаясь, маршал тамплиеров де Ридфор. Он ждал, когда его заметят, и Агнес кивнула ему:
— Милорд маршал, я так рада видеть тебя. Ты должен рассказать мне о перемирии, которое король, мой сын, заключил с Дамаском.
Маршал тамплиеров склонился над её рукой:
— Моя госпожа, мне известно лишь то, что уже известно тебе. Покуда я не вернусь в Иерусалим, я ничего не могу сказать об этом перемирии. — Он повернулся к Сибилле: — Принцесса, госпожа моя, я счастлив тебя видеть.
— Милорд тамплиер.
— За три года перемирия мы сможем восстановить королевство, — сказала Агнес. — Мне кажется подозрительным, что Триполи сумел так много выторговать для нас в обмен за сущие пустяки. Саладин, должно быть, спал.