Иерусалим
Шрифт:
— Знаешь, порой мне кажется, что в голове у тебя больше мозгов, чем я предполагал вначале.
Они прошли к конюшням, завернули за угол обширного внутреннего двора и скоро уже ехали через город к королевской цитадели.
На улице де Ридфор вновь заговорил:
— Ты хорошо развлёкся в Дамаске? Я же видел, как ты улыбался, когда ле Мен отрицал это.
— У всех нас свои пороки, — сказал Раннульф.
— Но твои пороки куда причудливей, чем у других. Ле Мена и ван Янка я понимаю. Даже л'Эль мне ясен.
Они подъехали к цитадели, и де Ридфор первым проехал
Король рыхлой массой восседал на троне, среди бесчисленных подушек и валиков. Глаза его остекленели, распухшее бесцветное лицо казалось вываренным в кипятке. Двое тамплиеров остановились перед ним и поклонились.
— Да хранит тебя Господь, сир, — сказал де Ридфор. — Я к твоим услугам, и Раннульф Фицвильям здесь, со мной.
— Да, благодарю, что ты откликнулся на мой призыв. — Король пошевелился, стараясь повыше усесться на троне, с трудом держа прямо отяжелевшую голову. Глаза его смотрели в никуда. Да он же слеп, понял Раннульф; в последний раз, когда рыцарь видел короля, тот был полуслепым, но теперь он вовсе ничего не видел. Его потрескавшиеся губы кровоточили, голос звучал сипло, словно он выдавливал из себя слова, как воздух из пустого бурдюка. — Ты проверил это перемирие, милорд маршал?
— Я исследовал его, сир, и нашёл, что в нём нет ни грана фальши.
— Хорошо. Тогда вы мне понадобитесь. К Рождеству я созываю большой совет королевства, а потом мы отправим в Европу призыв к крестовому походу. — Король дёрнул головой вбок, отворачиваясь от тамплиеров. — Господь не допустит, чтобы участь Иерусалима зависела от женской добродетели.
Раннульф глянул на него; он слыхал, что принцесса Сибилла по-прежнему отвергает выбор своего брата и, отказываясь заключить брак согласно его политическим планам, открыто живёт с каким-то безвестным рыцарем. Король протянул руку, и паж, выйдя из-за трона, вложил в его ладонь кубок с вином и сомкнул вокруг кубка пальцы.
— Раннульф, — сказал король, — расскажи мне о султане.
— Когда мы приехали в Дамаск, — начал Раннульф, — там гуляло поветрие, и город наполовину опустел. Однако султан хотел уверить нас, что Дамаск процветает, и устроил такое искусное представление, собрав толпы народа и открыв лавки с грудами товаров, что поначалу я поверил в это — пока не узнал обратное. Больше всего меня поразило то, что он оказался на это способен.
— Ты говорил с ним?
— Было дело. Этот разговор тоже был насквозь фальшив.
Де Ридфор рассмеялся. Король глотнул вина, пролив немного на подбородок; подошёл паж, забрал у него кубок, дал салфетку, и король утёр лицо.
— Что ты думаешь о султане? — спросил он.
— У него всего больше, чем у нас, — людей, земель, денег. Власти.
— Зато у него нет единого и истинного Бога, — вставил де Ридфор, — а это всё решает.
— И поветрие остановило его, — сказал король.
— Пока, — уточнил Раннульф. — На востоке к тому же какой-то бунт. Поветрие бушует и в Междуречье. Перемирие нужно султану — сейчас он не может сражаться.
— Спаси нас Господь от этой оспы, — пробормотал король.
— Спаси нас Господь от этого султана, — тихо сказал Раннульф.
— Аминь, — заключил де Ридфор.
— Дай-то Бог, — сказал король. — Я пошлю за новым крестовым походом. Милорд маршал, обдумал ли ты другой предмет, о котором я говорил тебе?
— Обдумал, сир, — гладко отозвался де Ридфор и кивнул Раннульфу. — Король просил меня дать ему телохранителей из числа наших братьев, чтобы находились при мне день и ночь. Думаю, ты лучше всех подходишь для этого дела.
Раннульф опешил.
— Я не хочу покидать Храм, — сказал он.
— Обещаю тебе, — сказал король, — это будет ненадолго.
— Это приказ, — добавил де Ридфор, — и ты его исполнишь.
— Соглашайся, — попросил король. — У меня нет сил спорить с тобой.
— Сир, — сказал Раннульф, — я буду служить тебе.
— Вот и хорошо, — ответил король. — Устройте всё, что нужно. Можете идти.
Тамплиеры вышли; на улице де Ридфор повернулся к Раннульфу:
— Я только что сделал тебя некоронованным королём Иерусалима, а ты так глуп, что не видишь преимуществ своего нового положения. Которое, кстати говоря, делает тебя весьма полезным для моих целей. Охраняй короля и никого не допускай к нему — это всё, что мне нужно. Я уже посеял в его сознании мысль о злодеяниях Триполи; если только его глупая сестрица сумеет обуздать свой безрассудный нрав, всё будет так, как я хочу.
— Я буду служить королю, а не тебе, — сказал Раннульф. — Я не стану для тебя шпионить.
— Нет, конечно же нет. Но я буду знать о всех, кто видится с ним или пробует увидеться, и особо ты известишь меня, если разговора с королём будет добиваться Триполи. И ты сделаешь это ради Ордена, верно?
Раннульф уже один раз отказал ему и не считал нужным повторять ответ.
— Мне понадобятся люди, — сказал он. — Один я не справлюсь.
— Возьми тех, кому доверяешь. Я уже знаю, кто это будет, а ты и сам скоро догадаешься. — Де Ридфор усмехнулся Раннульфу: — Я не прошу от тебя ничего, что ты не в силах сделать. Тебе бы следовало поблагодарить меня за это повышение.
— Спасибо, — сказал Раннульф.
Храм устроил выборы магистра и выбрал Арнольда да Торогу, испанского рыцаря. На Рождество король послал призыв к новому крестовому походу, а его сестра Сибилла стала женой Ги де Лузиньяна, безвестного рыцаря из Пуату, который лишь несколько месяцев назад прибыл в Святую Землю.
ГЛАВА 22
Король даровал новому супругу своей сестры города Яффа и Аскалон, а также титул графа Яффского — чтобы никто не сказал, что Сибилла замужем за человеком безземельным. Однако Бодуэн отказался принять молодую пару; как ни жаждал он снова увидеться с сестрой, им владела гордость.