Иерусалим
Шрифт:
Фелкс на мгновение замялся, и Жильбер с ходу уловил этот безмолвный намёк.
— Отвечай немедля! Как Триполи обращался с вами?
— Мой лорд, он прогнал нас с глаз долой.
Собрание взорвалось громкими криками. Жильбер вскинул руки, призывая к тишине.
— Прогнал с глаз долой!
— Он говорил с нами весьма презрительно и сказал, что наше присутствие оскорбляет его.
— И как вы ответили на это презрение и оскорбление?
— Мой лорд, мы держались в стороне и избегали попадаться ему на глаза.
— И это вы называете поддержанием
— Милорд маршал, — жёстко проговорил Жильбер, — ежели желаешь сам блюсти честь Ордена, подчиняйся Уставу. Фелкс, в Дамаске ты видел султана?
— Несколько раз, мой лорд.
— И как он отнёсся к вам?
— Мой лорд, — сказал Фелкс, — он знает, кто его враги.
Эти слова вызвали всеобщий хохот. Жильбер Эрай сказал:
— В таком случае я полагаю, что вы достойно поддержали честь Ордена. Стефан л'Эль, отвечай.
Мыш, стоявший слева от Раннульфа, на расстоянии вытянутой руки, шагнул вперёд:
— Милорд сенешаль?..
— Кто-нибудь из твоих братьев совершал что-нибудь низкое и недостойное Ордена?
— Нет, мой лорд.
— Что ты думаешь о Триполи?
— Мой лорд, он ненавидит нас. Он не желал ни есть с нами за одним столом, ни ехать бок о бок с нами. Он в ладах с султаном, и тот весьма с ним обходителен и дарит ему щедрые подарки, а нам султан посулил битву до смерти.
— Так хочет Бог, — сказал Жильбер Эрай. — Что тебе известно о заключении перемирия?
— Мой лорд, я был при том, как его заключали... — Мыш повернул голову и твёрдо глянул на де Ридфора, — и договор был именно таков: три года перемирия и никаких условий.
— Раннульф Фицвильям, отвечай.
Раннульф выступил вперёд, привычно заложив руки за спину.
— Да, мой лорд.
— Ты видел Одо де Сент-Амана?
— Да, мой лорд.
— Здоров ли он и хорошо ли его содержат?
— Мой лорд, он болен и в темнице и говорит, что скорее останется там до самой смерти, нежели позволит султану обратить в золото свою жизнь.
Шум голосов прокатился по трапезной. Жильбер пристально смотрел на Раннульфа:
— Что ты скажешь о перемирии?
— Это хорошее перемирие, мой лорд.
— За ним не таится ловушка?
— Нет, мой лорд.
— Султан соблюдёт его?
— Мой лорд, у него нет другого выхода. В его стране поветрие, он не в силах собрать войско, повсюду бунты и мятежи.
— Так вот почему он заключил перемирие!
— Да, мой лорд.
— Почему вы так враждовали с Триполи?
— Мой лорд, у меня с Триполи не было никаких трудностей. Они с султаном лучшие друзья, но, когда мне понадобилась его поддержка, он мгновенно встал на мою сторону.
— Отлично, — сказал Жильбер Эрай. — Вы хорошо послужили Ордену; Господь наградит вас. Возвращайтесь на свои места.
Четверо рыцарей вернулись в шеренгу. Раннульф теперь стоял на левом краю передней шеренги. Обернувшись, он оглядел стоявших рядом рыцарей. Пока он был в Дамаске, дружина пополнилась людьми с двух кораблей, пришедших из Европы. Каждый день прибывали новые рекруты из Франции, Фландрии и Германии, ветераны из гарнизонов Кипра и побережья. Под высоким сводом трапезной, увешанным стягами, верёвками и паутиной, зал, что ещё несколько месяцев назад был почти пуст, теперь снова наполнился людьми. Дыхание спёрлось у него в груди. Сбывалось то, что он обещал Саладину. Вокруг него вздымался Храм — великий, бессмертный. Жильбер призывал рыцарей к мессе; Раннульф склонил голову вместе со всеми и сложил руки, и на сей раз, не в пример прежним, он был в силах молиться.
В склепе водилось множество чёрных крыс — они пробирались через щели в каменных стенах и бегали по потолочным балкам. Как-то раз, вскоре после возвращения из Дамаска, когда заняться больше было нечем, Раннульф привёл в спальню шестерых рыцарей, и, покуда они отодвигали от стен кровати и затыкали тлеющими тряпками щели в стенах, он сидел на табурете посреди зала и отстреливал удирающих крыс из арбалета.
— Такое занятие куда больше пристало бы сержантам, — заметил Стефан. Он снял рубаху: даже летом в Склепе бывало зябко, тяжёлый труд разгорячил его.
— А ты предпочёл бы отмывать сёдла? — осведомился Раннульф. Арбалетные болты были разложены у него на коленях; он зарядил арбалет и взвёл курок. Стефан пошёл помогать Фелксу ван Янку и Понсу ле Брюну отодвигать от стены очередную койку.
Из образовавшейся щели брызнула дюжина тощих чёрных тел, с визгом и писком разбегаясь во все стороны. Стефан прыжками помчался на середину зала, что было весьма предусмотрительно, потому что Раннульф бил по крысам без удержу, не заботясь о том, кто окажется на линии стрельбы. Щёлкнул арбалет. Болт выхватил из крысиной стаи мохнатое чёрное тельце и швырнул его о стену. Раннульф раз за разом перезаряжал арбалет и стрелял; крысиный писк затих. Большинство крыс успело удрать, но четыре самые невезучие валялись на полу, дёргаясь и истекая кровью.
— Помоги мне! — окликнул Понс.
Стефан налёг плечом на дубовый сундук и с усилием отодвинул его от стены. За окном мелькнул силуэт человека, направлявшегося к двери склепа. Стефан разглядел, кто это, а вот Раннульф, видно, не разглядел — развернувшись к двери, он выстрелил.
Дверь распахнулась, и в тот самый миг, когда шестидюймовый стальной болт по самое оперение вонзился в деревянную притолоку, на пороге появился Жерар де Ридфор. Он хладнокровно глянул на болт, трепетавший в косяке на уровне его сердца, затем перевёл взгляд на Раннульфа.
— Прошу прощения, милорд маршал, — сказал тот.
— Ты плохо целишься, — сказал де Ридфор. — Поручи это дело стрелку поискусней; я иду к королю и хочу, чтобы ты сопровождал меня.
— Мыш, — позвал Раннульф и, вынув болт из арбалета, поднялся. — Стреляй крыс.
Он пересёк зал, взял свою куртку и вслед за де Ридфором вышел из склепа.
— Я полагал, что мы братья, — с мягким упрёком заметил маршал.
— Я же промахнулся, верно? — отозвался Раннульф.
Де Ридфор расхохотался: