Иерусалимские гарики

Губерман Игорь Миронович

Как бы ни были духом богаты,но с ошмётками русского тестамы заметны везде, как цитатыиз большого безумного текста.Пока мы кричали и спорили,ключи подбирая к секрету,трагедия русской историилегко перешла в оперетту.Темна российская заря,и смутный страх меня тревожит:Россия в поисках царясебе найти еврея может.Мы

обучились в той странеотменно благостной наукеценить в порвавшейся струнееё неизданные звуки. В душе у всех теперь надрыв:без капли жалости эпохавсех обокрала, вдруг открыв,что где нас нет, там тоже плохо.Бессилен плач и пуст молебенв эпоху длительной беды,зато стократ сильней целебендух чуши и белиберды.В чертах российских поколенийчужой заметен след злодейский:в национальный русский генийзакрался гнусный ген еврейский. Забавно, как тихо и вкрадчивоиз воздуха, быта, искусства –проникла в наш дух азиатчинатяжелого стадного чувства.Мне чудится порой: посланцы Божьи,в безвылазной грязи изнемогая,в российском захолустном бездорожьикричат во тьму, что весть у них благая.Российская судьба своеобразна,в ней жизненная всякая играпронизана миазмами маразмачего-нибудь, протухшего вчера. Не зря мы гнили врозь и вместе,ведь мы и вырастили всех,дарящих нам теперь по честисвоё презрение и смех.Воздух вековечных русских споровпахнет исторической тоской:душно от несчётных прокуроров,мыслящих на фене воровской.Увы, приметы и уликироссийской жизни возрождённой –раскаты, рокоты и рыкинародной воли пробуждённой.Если вернутся временавсех наций братского объятья,то как ушедшая жена –забрать оставшиеся платья. Среди совсем чужих равнинтеперь матрёшкой и винтовкойторгует гордый славянинс еврейской прытью и сноровкой.Прохвосты, проходимцы и пройдохи,и прочие, кто духом ядовит,в гармонии с дыханием эпохилегко меняют запахи и вид.В России после пробужденияопять тоска туманит лица:все снова ищут убеждения,чтобы опять закабалиться.Сквозь общие радость и смех,под музыку, песни и танцыдерьмо поднимается вверхи туго смыкается в панцирь. Секретари и председатели,директора

и заместители –их как ни шли к ебене матери,они и там руководители.В той российской, нами прожитой неволе,меж руин её, развалин и обломков –много крови, много грязи, много боли –много смысла для забывчивых потомков.Слепец бежит во мраке,и дух его парит,неся незрячим факел,который не горит.Нас рабство меняло за долгие годы –мы гнулись, ломались, устали...Свободны не те, кто дожил до свободы,а те, кто свободными стали. Послушные пословицам России,живя под неусыпным их надзором,мы сора из избы не выносили,а тихо отравлялись этим сором.Часы истории – рывкамии глазу смертному невнятноидут, но трогая руками,мы стрелки двигаем обратно.Стал русский дух из-за жестокихрежимов, нагло самовластных –родильным домом дум высокихи свалкой этих дум несчастных. Я мало, в сущности, знакомс душевным чувством, что свободен:кто прожил век под колпаком,тем купол неба чужероден.От марша, от песни, от гимна –всегда со стыдом и несмеловдруг чувствуешь очень интимно,что время всех нас поимело.Я свободен от общества не был,и в итоге прожитого веканету места в душе моей, где быне ступала нога человека. Уже до правнуков наврядсумеет дух наш просочиться,где сок и желчь, где мёд и яд,и смысла пряная горчица.Играть в хоккей бежит слепой,покрылась вишнями сосна,поплыл карась на водопой,Россия вспряла ото сна.Ровеснику тяжко живётся сейчас,хотя и отрадно, что дожил,но время неслышно ушло из-под наско всем, кто намного моложе.Сами видя в себе инородцев,поперечных российской судьбе,очень много душевных колодцевотравили мы сами себе. Всегда из мути, мглы и мареваневыносимо чёрных днейохотно мы спешим на заревоболотных призрачных огней.Российской бурной жизни непонятностьнельзя считать ни крахом, ни концом,я вижу в ней возможность, вероятность,стихию с человеческим яйцом.Россия обретёт былую стать,которую по книгам мы любили,когда в ней станут люди вырастатьтакие же, как те, кого убили.