Иерусалимские гарики

Губерман Игорь Миронович

Ушёл кураж, сорвался голос,иссяк фантазии родник,и словно вялый гладиолус,тюльпан души моей поник.Не придумаешь даже нарочносны и мысли души обветшалой;от бессилия старость порочнамного более юности шалой.Усталость сердца и ума –покой души под Божьим взглядом;к уставшим истина самаприходит и садится рядом.Отныне

пью лишь молоко.Прости, Господь, за опоздание,но только старости легкодаётся самообуздание. Томлением о скудости финансовне мучаюсь я, голову клоня;ещё в моей судьбе немало шансов;но все до одного против меня.Кипя, спеша и споря,состарились друзья,и пьём теперь мы с горя,что пить уже нельзя.Я знаю эту пьесу наизусть,вся музыка до ноты мне известна:печаль, опустошённость, боль и грустьиграют нечто мерзкое совместно. Болтая и трепясь, мы не фальшивы,мы просто оскудению перечим;чем более мы лысы и плешивы,тем более кудрявы наши речи.Подруг моих поблекшие чертыбестактным не задену я вниманием,я только на увядшие цветысмотрю теперь с печальным пониманием.То ли поумнел седой еврей:мира не исправишь всё равно,то ли стал от возраста добрей,то ли жалко гнева на гавно. Уже не люблю я витать в облаках,усевшись на тихой скамье,нужнее мне ножка цыплёнка в руках,чем сон о копчёной свинье.Тихо выдохлась пылкость источникавожделений, восторгов и грёз,восклицательный знак позвоночникаизогнулся в унылый вопрос.Весь день суетой загубя,плетусь я к усталому ужину,и вечером в куче себяуже не ищу я жемчужину. Сейчас, когда смотрю уже с горы,мне кажется подъём намного краше:опасности азарт и риск игрырасцвечивали смыслом жизни наши.Читал, как будто шёл пешкоми в горле ком набух;уже душа моя с брюшком,уже с одышкой дух.Стареть совсем не больно и не сложно,не мучат и не гнут меня года,и только примириться невозможно,что прежним я не буду никогда. Какая-то нечестная играиграется закатом и восходом:в пространство между завтра и вчерабесследно утекают год за годом.Нет

сил и мыслей, лень и вялость,а мир темнее и тесней,и старит нас не столько старость,как наши страхи перед ней.Знаю старцев, на жизненном склонекоротающих тихие днив том невидимом облаке вони,что когда-то издали они. Кто уходит, роль не доиграв,словно из лампады вылив масло,знает лучше всех, насколько прав,ибо Божья искра в нём погасла.Былое сплыло в бесконечность,а всё, что завтра – тёмный лес;лишь день сегодняшний и вечностьмой возбуждают интерес.Шепнуло мне прелестное создание,что я ещё и строен и удал,но с нею на любовное свиданиена ровно четверть века опоздал. Ушедшего былого тяжкий следявляется впоследствии некстати,за лёгкость и беспечность юных летмы платим с переплатой на закате.Другим теперь со сцены соловьипоют в их артистической красе,а я лишь выступления своихожу теперь смотреть, и то не все.То плоть загуляла,а духу не весело,то дух воспаряет,а плоть позабыта,и нету гармонии,нет равновесия –то чешутся крылья,то ноют копыта. Уже мы стали старыми людьми,но столь же суетливо беспокойны,вступая с непокорными детьмив заведомо проигранные войны.Течёт сквозь нас река времён,кипя вокруг, как суп;был молод я и неумён,теперь я стар и глуп.Поскольку в землю скоро лечь нами отойти в миры иные,то думать надо ли о вечном,пока забавы есть земные?Погоревать про дни былыеи жизнь, истекшую напрасно,приходят дамы пожилыеи мне внимают сладострастно. Нет вовсе смысла втихомолкугрустить, что с возрастом потух,но несравненно меньше толкуна это жаловаться вслух.В тиши на руки голову клоня,порою вдруг подумать я люблю,что время вытекает из меняи резво приближается к нулю.Полон жизни мой жизненный вечер,я живу, ни о чём не скорбя;здравствуй, старость, я рад нашей встрече,я ведь мог и не встретить тебя.