Игра Бродяг
Шрифт:
Эхо подумала, что этим двоим грозят большие неприятности за то, что они вырубились и не уследили, но вслух она ничего не решилась сказать сердитому Вогту.
— Куда теперь?
— К старому пройдохе.
— К Майлусу?
— Да. Попробуем расспросить его.
— О чем расспросить? Да и сумеем ли мы чего-то от него добиться? Он скользкий, как угорь.
— Мы прижмем ему хвост. Идем.
— Я и так иду, — Эхо бегом догнала его. — Послушай, мы весь день бродили по деревне, расспрашивая всех встречных и поперечных о мальчике, и большинство из них даже не удосужилось нам ответить.
— Они боятся сболтнуть то, чего нам знать не позволено. А позволения здесь раздает Майлус.
Вогтоус постучался в большие ворота. Прошлый раз бродяг втащили в деревню волоком, в этот раз они вошли важно, как гуси.
— Каким бы жутким и мерзким ни был этот мир, — сказал Вогтоус, — в нем все же можно освоиться. Только это и утешает.
— А как мы найдем дом Майлуса? — спросила Эхо.
— Просто это самый большой дом, — ответил Вогтоус, и они тихо, устало пошли по пустой улочке, утопающей в холодных сумерках, словно в морской воде.
***
У дома старосты были синие ставни и крыша, надежные толстые стены сложены из массивных блоков — единственный каменный дом во всей деревне. Дом окружал высокий забор, выкрашенный синей краской, у калитки стояла разгруженная телега.
Калитка была приоткрыта, и бродяги пошли к дому по дорожке, посыпанной песком. Эхо было неуютно, и она сказала об этом Вогту, а он ответил, что чувствует то же и как было бы хорошо отсюда уйти, но Эхо не поняла, что он имеет в виду, говоря «отсюда». Покинуть дом старосты? Или деревню? Или же вовсе сбежать из этого недоброго мира? Они поднялись на крыльцо и постучались, но никто не отозвался.
Вогтоус прижался ухом к двери.
— Староста с кем-то разговаривает. Слов не разобрать, но интонации мне не нравятся.
— Придем завтра?
— Нет уж. Я не хочу, чтобы этот день закончился совсем безрезультатно.
Эхо с легким беспокойством посмотрела на него.
— Что ты намерен делать?
— Для начала проберусь в дом. Если хочешь, оставайся здесь.
— Я лучше с тобой.
Все окна на обращенной к ним стороне были заперты. Бродяги прошли вдоль стены, обогнули угол и здесь к ним прыгнула толстая коротконогая собака, черная, в рыжих подпалинах, и, замотав тупоносой головой, уже навострилась поднять лаем всю деревню. Эхо испуганно отступила за Вогта.
— Тихо, — небрежно приказал Вогтоус собаке.
Та немедленно захлопнула пасть и плюхнулась на брюхо. Эхо не знала, как Вогтоусу удается такое, у нее бы не получилось. Собака ткнулась носом в землю, словно вдруг совсем обессилила, но, когда Эхо прошла мимо, через силу подняла губы и с тихим рычанием показала желтые зубы.
— Не сметь рычать на мою подругу, — строго сказал Вогт.
Собака ползком попятилась и исчезла в большом зеленом кусте.
На окне, оглядывающем задний двор, ставни были приоткрыты, впуская в дом свежий воздух. Вогтоус внезапно рассмеялся, и его короткий смешок прозвучал в фиолетовой тишине пугающе громко. Вогт поспешил зажать рот руками.
— Вылитый староста, — шепотом объяснил он сквозь пальцы. — Сплюснутый нос, отвислые губы и такие же пустые глаза навыкате.
— Ты о собаке?
— Ну не о кусте же. Тише, — сказал Вогт, хотя шумел здесь в основном он. — Послушаем, о чем они говорят.
— Невероятная наглость, — прохрипел, будто его душили, староста Майлус. — Продавать то, что вам не принадлежит.
— Все хотят подзаработать, вы же понимаете, — ответил кто-то заискивающе, но твердо.
— Это вымогательство… вы должны были только доставить, вот и доставляйте. Я еще сообщу куда следует…
— Да ладно вам, — примирительно сказал кто-то. — Если уж взялись таскать сено с чужого сеновала, не мешайте это делать и другим, пусть даже это будет вам чуточку в убыток. Рука руку моет.
— Сено с чужого сеновала? — с надрывом в голосе повторил староста. — Что вы подразумеваете под этим выражением, хотел бы я знать?
Если староста надеялся, что его собеседник не осмелится, то его надежды были тщетны.
— Ну что же вы, — тоном, претендующим на приятельский, ответил тот. — Вы же закупаете в Торикине по одной цене, а продаете своим не втридорога, но еще дороже.
— Откуда вы узнали? — ляпнул глупый староста, не сообразив, что выдает себя с головой.
— Да так уж… узнал. И вино вы водой разбавляете… Это уже совсем не хорошо.
— Какая наглость, слышать такое, в моем собственном доме! — староста наверняка уже был весь багровый от злости.
— Таком замечательном, богатом доме, но, пожалуй, не совсем порядочном.
— Видимо, мне все же придется доложить куда следует, чтобы положить конец этому безобразию…
— Но и мне есть, чем поделиться, — напомнил собеседник старосте. — Расскажу-ка я местным, сколько бочонок вина стоит в Торикине, и пусть они сравнят с тем, во сколько он обходится им здесь.
— Вот пусть и едут в Торикин, — разозлился староста Майлус.
— Все это неразумно, господин. К чему нагнетать бурю? Не проще ли поделиться, а?
— Пожалуй, нам следует прервать их беседу, — сказал Вогтоус. — А то Майлус затребует время на размышление, а вот у нас времени нет совсем, — он неизящно ввалился в окно.
Эхо легко взобралась следом.
Внезапное появление свидетелей ввергло старосту Майлуса в ступор. До сих пор подобное ему разве что в страшном сне могло привидеться.
— У нас здесь разговор…очень важный… деловой, — выдавил он.
— Не то слово, — то ли согласился, то ли возразил Вогтоус и, усевшись на обтянутый тканью стул, вытянул грязные ноги.
Возле Майлуса стоял худой, длинный, большеногий, большерукий и большеухий человек в коричневой одежде.
— Ну как у вас там, в Торикине? — добродушно поинтересовался Вогт.
— Спокойно. Стена стоит, — растерянно бросил лопоухий.
— О, я на нее надеюсь, — невнятно пробормотал Вогтоус. — А как поживает Правитель Полуночи?