Игра Бродяг

Литтмегалина

Наёмница поглядывала на него украдкой. Она считала, что глупо быть беспричинно счастливым, и в то же время ее угнетало, что сама она не может надумать ни единой причины для счастья. Разве что деньги могли бы ее порадовать, потому что деньги означали возможность отдохнуть, подлечиться, забыть на время о крысах и прочей дряни, которой ей иногда не позволялось брезговать; может, даже снять комнату и поспать на кровати, а не на земле, под деревянной крышей, а не под небесной, хоть и впечатляющей своей обширностью, но гораздой на дождь, снег и прочие мерзости.

— Я устал, — сообщил наконец Вогт, отвлекшись от души и сосредоточившись на теле.

Наёмница не устала, но великодушно согласилась немножко посидеть.

— Если бы у нас была еда, — беспечально помечтал Вогт, — мы бы устроили отличный обед.

— Если бы мы были овцами, — сказала Наёмница, — мы бы тоже устроили отличный обед. Столько сочной травы вокруг.

— Чего бы тебе хотелось больше? — спросил Вогт. — Чтобы перед нами вдруг появилась еда или чтобы мы превратились в овец?

Наёмница не отвечала на глупые вопросы.

— Считаю, мне нужно предупредить тебя, хотя я не знаю, насколько это нам угрожает… — продолжил Вогт тем же тоном.

— Ты о чем? — насторожилась Наёмница.

Вогт безмятежно посмотрел в небо. Его серые глаза сейчас казались голубыми, как будто небо поделилось с ними синевой.

— О ловушках. Я отдохнул, мы можем идти дальше, — он вскочил на ноги и бодрой рысью помчался прочь от нее.

— О каких таких ловушках? — крикнула Наёмница, спеша нагнать его. Ей представилось, как земля внезапно разверзается под их ногами и они летят в открывшуюся черную яму.

— В любой игре есть ловушки, — уклончиво ответил Вогт.

— Мне плевать на любые игры, — огрызнулась Наёмница. — Что нас может поджидать в нашей?

— Не знаю, — только и раздалось ей в ответ.

Наёмница, уверовавшая в глубине души, что он если чего-то не знает, то наверняка догадывается, внезапно страшно на него обиделась.

— Но хотя бы где они? — раздраженно осведомилась она.

— Узнаем, когда в них окажемся. Или не узнаем. Знаешь, иногда попадаешь в ловушку, выбираешься из нее — и так и не понимаешь до конца, что это было на самом деле.

— Мы что, прямо вот сейчас можем очутиться в ловушке? — встревожилась Наёмница.

— Сейчас? Вряд ли, — заторможено-расслабленно откликнулся Вогт. — Еще даже следующий этап не начался.

— Начался, — констатировал он чуть позже.

Наёмница уставилась на него, и он молча указал ей на линию горизонта. Маленькие темные дергающиеся пятна. Наёмница прищурилась, но все еще не могла рассмотреть.

— Что это? — настороженно осведомилась она.

— Собаки, — мирно объяснил Вогт.

— Собаки?

— Да, охотничьи.

Теперь она и сама видела. Собаки приближались с ужасающей скоростью. От их лая зазвенел воздух. Они были огромные.

— Бежим, — заметалась Наёмница. — Скорее! Они же нас растерзают!

— Они все равно быстрее, — возразил Вогт и встал. — Если мы побежим, это только разозлит их, вот и все.

— Я боюсь собак, — панически зашептала Наёмница, беспокойно переступая с ноги на ногу.

— Не двигайся.

— Я боюсь! — закричала Наёмница. — Я боюсь! — и побежала.

Она мчалась как вихрь. Вогтоус испуганно посмотрел ей в спину и, сорвавшись, помчался за ней.

Псы настигали. Из-за горизонта показалась процессия ярко разодетых всадников.

Близкое рычание собак заставило Наёмницу и Вогта остановиться и одновременно обернуться. Что им оставалось? Разве что продолжать бежать еще несколько секунд, до тех пор, пока острые зубы не вцепятся в их икры. В голове Наёмницы промелькнула идея попытаться отбиться кинжалом, но желание утаить от Вогта тот факт, что она в очередной раз его не послушалась, заставило ее помедлить. А затем ее ударили в грудь тяжелые лапы. Линия горизонта опрокинулась, затылок больно стукнулся о землю, влажная собачья пасть крепко обхватила горло. Чувствуя острые зубы, глубоко вдавливающиеся в кожу, Наёмница в ужасе зажмурилась и хрипло задышала.

— Не дергайся, — с трудом выговорил Вогт, чье положение было не лучше. — Они ждут хозяев.

Последующая минута была одной из самых неприятных в жизни Наёмницы. «Ненавижу собак, — думала она. — Ненавижу. Разве что на вкус. На вкус они ничего. Лучше, чем крысы, определенно». По ее шее стекали капли собачьей слюны. Земля задрожала от ударов копыт — звук раздавался все ближе, и ближе, и ближе. Наёмница уже решила, что сейчас пробегутся прямо по ней (утешало одно — собаке тоже достанется), когда топот наконец-то стих.

— Взгляните, господа, каких странных кроликов поймали наши псы, — произнес насмешливый женский голос.

Послышался смех дружной компании — мужские и женские голоса вперемешку. Серебристо звенящий голосок насмешницы выделялся четче всех. Он ярости у Наёмницы потемнело в глазах.

— Не соблаговолите ли вы приказать вашим псам отпустить нас? — дипломатично предложил задыхающийся Вогт.

— Пожалуй, — медленно согласился женский голос. — Волк, Зуб, фу!

Челюсти разжались. Наёмница поднялась, держась за склизкое от слюны горло. У нее жгло язык от желания высказать этой дамочке, что она думает о ней и ее паршивых псах, но, увидев обидчицу, восседающую на прекрасном вороном коне, она потеряла дар речи.

«Нет, — подумала Наёмница, сама не замечая, что ссутуливается, как будто пытаясь стать меньше и незаметней. — Таких не бывает».

Небо и трава вдруг поблекли.

***

Все рожденные прежде женщины нужны были лишь для того, чтобы, потренировав руку на их лицах и телах, природа смогла создать лицо и тело Шванн. И, любимое дитя, Шванн предстала во всем совершенстве — кожа белая, как алебастр, рыжие волосы струятся по спине, как жидкое пламя. Ее красота завораживала и подавляла, занимала все собой, никому и ничему не оставляя места. Там, где была Шванн, была лишь Шванн — и только. Остальное теряло свое значение, утрачивало облик.