Игра цветов. Миссия
Шрифт:
– Я хочу строить. Строить здания, набережные, мосты. Посмотрите вокруг – столько можно сделать нового, красивого и практичного. Понимаю, что вы хотели бы хотел видеть меня в сверкающем военном мундире или на кафедре в университете, но мечта у меня другая. Вы у меня спросили – я честно ответил.
И встал, замолчав, у окна, ожидая реакции отца на довольно дерзкий ответ. Тот подошёл, обнял его сзади за плечи и так они стояли, молча, глядя на булыжную мостовую, на спешащих прохожих и на Неву, которая тёмным, блестящим рукавом охватывала Васильевский остров. Не нужно было слов, ведь их всегда объединяла прочная духовная связь.
Вступительные экзамены Павел выдержал блестяще. Недавно образованное училище гражданских инженеров имело замечательный преподавательский состав. Учёная комиссия, отвечающая за образовательный процесс, рапортовала лично государю. Необходимость создания подобного заведения была крайне необходимой, так как Россия остро нуждалась в подобных специалистах. Создание крепкого промышленного базиса невозможно без грамотно обученных инженеров и Павел увлечённо окунулся в учёбу. Когда человеку действительно интересно то, чем он занимается, то все трудности преодолеваются значительно легче. Изучение предметов давалось юноше легко, и уже не раз он был отмечен поощрениями со стороны преподавателей. Ну а шалости… Кто из молодых студентов не имел подобного греха. Сшить для маленькой мышки колпак, нацепить ей на мордочку сделанные из закруглённых кончиков спиц, очки и пустить её по классу – чем не потеха. Или, пробравшись на крышу к каминным трубам, завыть в неё, что есть мочи. Непревзойдённым выдумщиком по этой части был Миша Таланик, благородный отпрыск польских шляхтичей, обрусевших за долгие двести лет. Родители его, жившие в имении под Москвой, отправили дитятко к тётушке, что считалось самым естественным. Тётка, одинокая вдова, была женщиной состоятельной и с радостью принялась за воспитание Михаила.
Вечер Павел провёл в кругу семьи, рассказывая о переменах, произошедших в училище.
– Что ж, я, конечно, слышал об этом нововведении, – имея в виду открытие общежития, проговорил отец. – Но, признаться честно, Фёдор Андреевич берёт на себя большую ответственность. Малознакомые молодые люди под одной крышей.… Хотя лицеисты с этим благополучно справляются. Правда поговаривают, что и те устраивают иной раз тарарам. Ну да ладно, всё со временем утрясётся. Фёдор Андреевич человек опытный, ему виднее. Да, кстати, завтра, состоится приём у Фёдора Ивановича Герцога. Наталья Николаевна, мы с вами приглашены. Нет-нет, никаких отговорок. Его супруга особенно настаивала на твоём присутствии, и наш гений психиатрии умоляет тебя не отказываться. Задерживаться не будем – обещаю.
Сославшись на подготовку к завтрашним лекциям, Павел, поцеловав матушку, встал из-за стола и поднялся к себе. Здесь был его мир, мир, которым он постепенно окружал себя все осознанные годы. Довольно большое помещение было разделено на спальню и комнату для занятий. И, если в спальне преобладал обычный интерьер дворянского сына, то вторая напоминала скорее приют мечтателя. Все стены были увешены рисунками сказочных замков, воздушных мостов и причудливых арок. Большой книжный шкаф занимал всю боковую стенку комнаты и количество новых книг, пополнившие старое собрание, говорило о разностороннем и пытливом уме юного Строганова. На полках и подоконнике стояли шеренги солдатиков разных полков с тщательно разукрашенными мундирами, батареи маленьких пушек и искусно вырезанных фигурок лошадей. У окна большим, испещренным шаром возвышался глобус, дорогой подарок, сделанный отцом в день окончания гимназии.
– Посмотри, как огромна планета, как много нового, неизведанного на ней. – Отец задумчиво медленно проворачивал огромный шар. – Когда-нибудь ты обязательно побываешь во многих местах, может быть даже там, где не ступала нога человека.
И перед глазами Павла проплывали зелёные живописные острова, красавцы корабли, невиданные восточные города, выплывающие из мерцающей дымки. Большой мир манил его своей привлекательной таинственностью и будоражил юное воображение.
Итак, предстояло заняться масками. Проще всего, конечно же, их можно было сделать из бумаги, но, подумав, что это изделие окажется ненадёжным, Павел выбрал более трудный путь. Позвав горничную Настьку, он потребовал от неё кусок белой тряпки и нитки с иглой. На немой вопрос, читающийся в её глазах, лишь досадливо махнул и выставил её за дверь. Получив, спустя короткое время, желаемое, деятельный отрок взялся за незнакомую работу. Сосредоточенно сжав губы, натужно сопя и сдувая периодически пот, собирающийся на кончике носа, он ваял своё творение. Результатом столь напряжённого труда стал кривоватый, но вполне сносный балахон с прорезями для глаз, который одевался на голову и полностью закрывал лицо. Удовлетворённо осмотрев и примерив, своё изделие, Павел запрятал его в карман своего камзола и стал дожидаться назначенного часа. Вечерние сумерки плавно поглотила сентябрьская тьма, и только старые напольные часы размеренно отсчитывали минуты. Ближе к полуночи, прихватив несколько свечей, коих в избытке было в комнате, юноша открыл окно и, перекрестившись, перелез через подоконник. Схватившись за водосточную трубу, он легко соскользнул вниз и растворился в ночи. На центральных улицах города горели газовые фонари, но сейчас предпочтительнее было проскользнуть переулками. Благополучно добравшись до училища, Павел стал крадучись продвигаться к заветной берёзе.
– Тише ты, медведь, – из темноты, откуда-то со стороны общежития, раздался свистящий шёпот Таланика. – Иди сюда.
Пробравшись по клумбам на зов приятеля, он увидел того, стоящего у приоткрытого окна. – Забираемся, пока сторож не заметил. Это чулан. Здесь ставню можно открыть снаружи, я ещё днём проверил.
Быстро прошмыгнув в окно и прикрыв его, будущие представители потустороннего мира, присели передохнуть.
– Одевай, ты повыше меня будешь, видишь какое здоровое. – Миша протянул ему какое-то белое платье с кружевной вышивкой, с пышными рюшечками и оборками. – Не знаю, для какого события это было сшито, но для нашего маскарада – самое то! А маска-то! Ну, ты мастак. Вот будет забава.
Натянув на товарища платье и маску, Таланик придирчиво оглядел его:
– Башмаки придётся снять – привидений в башмаках не бывает. Идти нужно медленно, как бы скользя над полом, а звуковое сопровождение я тебе обеспечу.
Закончив инструктаж по поведению приличного привидения, Миша, приоткрыв дверь чулана, выглянул в коридор:
– Сейчас направо и вверх по лестнице, там как раз спальни. Только я тебя умоляю, доиграй до конца, а то посрываешь всё и будешь хохотать. Нужно, чтобы они прониклись, прочувствовали всю прелесть столичной жизни. Ха-ха-ха. Надолго же они запомнят сегодняшнюю ночь. Ну, всё, пошли.
В спальне общежития только недавно угомонились, сказывался день, так насыщенный событиями. Лёжа, долго разговаривали, делились впечатлениями. Но сон постепенно вступал в свои права и редкие реплики, произносимые в темноте, понемногу стихли. Тусклый лунный свет, проникая в окна, придавал интерьеру комнаты завуалированные размытые очертания. Внезапно, откуда-то издалека послышался тонкий тоскливый вой и, тихонько скрипнувшая дверь, отворилась. На пороге показался белый силуэт. Медленно, разведя руки в стороны, он беззвучно поплыл по проходу, поворачивая голову в одну сторону и в другую, как будто разглядывая не прошеных гостей. Несколько кроватей скрипнули – это бодрствующие ученики, вжавшись спинами в подушки, с паническим ужасом глядели на плывущую фигуру. Шурша своим саваном, привидение остановилось и медленно развернулось. Парень, чья кровать оказалась совсем рядом начал истово креститься, а заметив, что призрак поворачивает в его сторону голову, истошно закричал. Тот час, как будто ожидая этого первого живого крика, завопили со всех сторон. Павел, уже изрядно вспотевший в своей маске, растерянно затоптался на месте, судорожно соображая, что предпринять дальше. Такого развития событий никто не планировал, и выпутываться из этой ситуации, сохранив статус привидения, нужно было срочно. Таланик, как назло, развылся так, что не понятно было, от кого шуму больше. Решив, что ретироваться ему лучше через противоположную дверь, а там будь, что будет, Павел резко развернулся и застыл от увиденного. В сажени от него стоял тот самый юноша, на которого он обратил внимание днём, и, держа на вытянутых руках икону, читал какую-то молитву. Губы его быстро произносили слова, но бледное и взмокшее лицо оставалось сосредоточенным и решительным. Волнение, несомненно, выдавали его глаза, но стойкость и сила его духа были потрясающими. Парусиновая тряпица, в которую и была, по-видимому, завёрнута икона, лежала у его босых ног. На фоне звукового бедлама, царившего вокруг, маленькая, но какая-то нерушимая фигурка выглядела так внушительно, что уже призрак почувствовал себя не в своей тарелке. Не в силах больше выдерживать этот тревожный, но вместе с тем сострадательный взгляд, Павел бросился бежать обратно к входной двери. Мысли о величавом возвращении вылетели у него из головы, и только желание поскорее смыться оттуда гнало его к выходу. Двери, которые, казались, совсем близки, вдруг отворились, и на пороге появился Зернов, держа в руке подсвечник с тремя зажжёнными свечами. Сухощавая фигура его была облачена в белую ночную сорочку, а ночной колпак, вероятно впопыхах одетый им, съехал на затылок и вбок, придавая встревоженному лицу довольно комичный вид. Предварительно слыша отчаянные крики, а теперь увидев стремительно надвигающуюся белую фигуру с чёрными дырами глаз, Петруша в ужасе отшатнулся и, выронив подсвечник, упал без чувств. Павел, летя по инерции и запутавшись в складках своего наряда, споткнулся о его ноги и с ужасным грохотом растянулся рядом.
В коридоре послышался топот ног, показались огни свечей и к месту происшествия уже спешили работники из обслуги. Таланик, который оказался между приближающейся процессией и спальней, заметался по коридору, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку. Со стороны улицы, тем временем, раздались свистки и хлопанье дверьми, а вскоре и топот копыт коней подоспевшего патруля. Строганов-младший, сын профессора медицины и почётного гражданина, стянув ненавистную маску, сидел на полу, облачённый в платье с пышными юбками, из которых торчали ноги в белых и грязных чулках. Вокруг суетились какие-то люди, поднимающие и уносящие бедного Петрушу, выглядывали настороженно ученики из спальни, но переполняющее чувство жгучего стыда не давало Павлу воспринимать происходящее. Он уставился в пол, обхватил голову руками:
«Боже! Что я здесь делаю! Какой ужас».
И вдруг понял, осознание этого пришло не сейчас, а тогда, когда он посмотрел в глаза этого парня! Именно тогда он проникся и почувствовал всю мерзость происходящего. Словно рубеж, разделяющий сделанное до и после, прочитал он в его глазах. Внезапно возник образ матери и отца. – Господи. Какой позор, – простонал он и стал подниматься.
Глава 2. Прощение
Всё, происходящее впоследствии, напоминало дурной сон. Печальный и вместе с тем сожалеющий взгляд матери, как будто она хочет что-то спросить, но не решается, терзал его жутко. Но самое страшное – это отец. Он замолчал! Не было ни скандала, ни разбирательств. На следующий день после случившегося, Николай Ильич был вызван курьером к директору Козену Фёдору Андреевичу для беседы. Вернувшись оттуда, он вызвал сына к себе в кабинет и казённым сухим тоном произнёс: