Игра на двоих
Шрифт:
Наутро я прихожу в зал для индивидуальных тренировок, ничем не выдавая своих чувств. Каменное выражение моего лица пугает ожидающую меня у запертой двери Прим, но я не решаюсь снять ставшую привычной маску даже при девочке.
— Чем займемся? — робко спрашивает она.
— Все зависит от тебя, — усмехаюсь я в ответ. — Покажешь, чему научилась за прошедшую неделю?
Та кивает. Я устраиваюсь на узкой скамейке у стены и всем своим видом демонстрирую неподдельный интерес. Моего терпения хватает ровно на два часа. Прим делает все то же,
— Достаточно.
Девочка моментально улавливает в моем голосе стальные нотки недовольства и останавливается. Она стоит посреди зала, растерянно опустив руки, и вопросительно смотрит на меня. Я медленно подхожу к ней и, молча постояв рядом пару минут, вдруг резко и сильно толкаю ее в хрупкие плечи. Издав еле слышный стон, Прим падает на пол и больно ударяется головой. Она не понимает, что происходит.
— Зачем ты это сделала?
— Вставай, — угрожающе рычу я.
Та сразу замолкает, встает и становится передо мной. Я достаю из кармана нож; Примроуз отходит на пару шагов.
— Не сможешь увернуться — твои проблемы. Значит, на одного трибута станет меньше. Поняла?
Девочка молчит и лишь испуганно смотрит на острый клинок в моих руках. Я повышаю голос.
— Ты поняла меня?!
— Да.
Выпад. Еще один. Лезвие со свистом разрезает воздух. Прим отшатывается то влево, то вправо, — неумело, неуклюже, с тихим, но пронзительно-высоким визгом загнанного в клетку зверька. Я все наступаю, и ей ничего не остается, кроме как шаг за шагом отходить назад. Еще метр — и она бьется спиной о стену. Прижимаю девочку к холодной ровной поверхности и приставляю к ее горлу нож. Я не отдаю себе отчет в том, что делаю. И лишь пульсирующая голубоватая венка на тонкой шее, закрытые в ужасе глаза и слезы, одна за другой стекающие по лицу Примроуз, заставляют меня остановиться. Я отшвыриваю в сторону клинок, нависаю над ней и грубо хватаю за шею, опершись другой рукой о стену.
— Посмотри на меня. Прим! Смотри на меня!
Девочка приоткрывает глаза и сквозь вновь набежавшие слезы смотрит в лицо своей обидчице.
— Что ты сделаешь, когда на тебя вот так нападут на Арене? Чем ответишь? Разведешь костер и предложишь врагу поужинать с тобой?!
Молчание.
— Не знаешь? А я знаю. Ну, спроси меня, чем все закончится!
В карих глазах мелькает вопрос.
— Ты умрешь, — громко, по слогам произношу я. — Понимаешь? Ты. Умрешь.
— Я боюсь.
— Не того боишься. Ты боишься борьбы, когда надо бояться смерти.
— Но Рута тоже…
Стоит мне услышать имя ее новой подружки, и меня снова охватывает неконтролируемый гнев. Я отстраняюсь, а затем со всей силы бью кулаком по стене, разбивая руку в кровь.
— Что «тоже»? Тоже маленькая и слабая? Тоже не умеет драться? Тоже умрет?! Мне нет дела до какой-то Руты!
Примроуз плачет. Снисходительно фыркнув, отпускаю ее, подбираю здоровой рукой нож и устраиваюсь на полу в центре комнаты.
— Перед
Девочка вытирает слезы тыльной стороной ладони и подходит ко мне и, усевшись рядом, тихо говорит, показывая на мою руку:
— Нужно обработать рану …
Ее слова и все тот же дружелюбный тон с нотками заботы надолго оставляют меня в замешательстве. Я снова не могу справиться с приступом ярости и, выхватив из рук девочки стеклянный флакон с дезинфицирующим раствором, разбиваю его об стену. Осколки разлетаются по всему залу. Солнце опускается чуть ниже, заглядывая в комнату сквозь небольшое окно под самым потолком; его лучи падают на черный пол и разбросанные на нем кусочки стекла и, отражаясь в прозрачных каплях лекарства, заставляют их сиять. Кажется, будто у нас под ногами небо, усыпанное сверкающими серебряными звездами.
— Встретив раненого, истекающего кровью врага, ты тоже достанешь аптечку и предложишь перебинтовать раны?! — мой яростный крик пугает Примроуз.
Она делает несколько шагов назад и нерешительно повторяет:
— В открытую рану может попасть инфекция, ее нужно промыть и сделать перевязку…
Ее взгляд, слова, интонации — все вызывает во мне еще больший гнев. Я не хочу, чтобы она спасала жизни. Я хочу, чтобы она жила.
— Я в порядке! — мой голос разносится по залу звонким, злым эхом. — Мне не нужна твоя помощь!
— За что ты так со мной?
От так и звучащей в ее вопросе наивности меня разбирает смех. Моя подопечная с удивлением и обидой смотрит на меня, пока я громко, запрокинув голову, смеюсь. Наконец я обрываю веселье и, чуть подвинувшись и наклонившись к ней, отвечаю:
— Ты так ничего и не поняла, малышка. Ладно, я скажу тебе, зачем. Но только когда закончится тренировка. Поверь мне, ты не пожалеешь, если доживешь до вечера. А теперь вставай.
Прим покорно поднимается на ноги и выжидательно смотрит на меня. Я протягиваю ей нож; девочка отшатывается.
— Мне снова тебя толкнуть? Или, может быть, ударить?
Трибут испуганно смотрит на меня и протягивает дрожащую руку за клинком.
— Ты видела, как я на тебя нападала. Теперь твоя очередь. Повторяй мои движения. Это просто.
Та сжимает ладонь вокруг основания ножа и неловко пытается ударить. Я со вздохом делаю шаг назад, вперед, влево и вправо, кружась вокруг девочки и поддразнивая ее. Мне скучно. И я буквально чувствую, как она слабеет, как заканчиваются силы, словно оружие вытягивает их из нее.
— Я не могу. Прости, Генриетта. Я не могу!
Примроуз опускает руки и с отвращением отбрасывает нож в сторону. В мою сторону. Я отвлекаюсь на ее крик и не сразу замечаю летящее лезвие. Мне не хватает доли секунды, чтобы увернуться. У девочки нет сил на настоящий удар; вместо того, чтобы впиться в кожу, клинок пролетает совсем рядом, скользит по ноге, с легкостью разрезая ткань защитного костюма, и оставляет после себя глубокий порез. Все тело пронзает хорошо знакомый электрический разряд боли. Я улыбаюсь.