Игра на двоих
Шрифт:
— Спасибо, Генриетта, — вдоволь насмеявшись, парень протягивает руку, легким движением проводит по моей щеке в знак признательности, берет цветок и прикалывает его на лацкан пиджака.
Я подхожу чуть ближе и осторожно, стараясь не задеть нежные лепестки, обнимаю Цинну.
— Это я должна благодарить тебя за то чудо, что мы видели сегодня на сцене.
— Всегда пожалуйста, — шепотом отвечает стилист и обнимает меня в ответ.
Подошедшая Бряк бросает на нас испепеляющий взгляд, но подрагивающие уголки ее губ — явный признак того, что капитолийка не собирается злиться или обижаться. Уже по сложившейся традиции Эффи приглашает стилистов на ужин, и мы всей компанией отправляемся в пентхаус. Я иду во главе нашей процессии; оставив трибутов позади, ко
— Мне уже можно начинать ревновать? — шутливо спрашивает он.
Я делаю удивленное лицо и несильно, тоже в шутку, толкаю его в спину. Эбернети делает вид, что даже не почувствовал моего прикосновения, настолько слабым оно было, а затем, улыбаясь моему притворно-обиженному виду, небрежным жестом забрасывает руку мне на плечо. Даже помня о том, где мы находимся, я не хочу отстраняться.
В опустившихся сумерках мы идем по широким улицам столицы, громко смеясь и ловя на себе взгляды прохожих, скорее, понимающие и одобрительные, чем наоборот. Сегодня у нас тоже праздник. Не обращая внимания на ворчание Эффи, я снимаю туфли и, держа их в руках, иду босиком по еще не успевшему остыть асфальту. Хеймитч ослабляет узел галстука и облегченно вздыхает. Питер и Примроуз обгоняют нас и, взявшись за руки, бегут по проспекту и тоже смеются в унисон. Я чувствую себя так, будто выпила несколько бокалов вина: кружится голова и слегка заплетаются ноги, а все, что происходит вокруг, вызывает улыбку. Но я не боюсь этого состояния — напротив, я получаю удовольствие от лежащей на плече и тем самым внушающей спокойствие руки Хеймитча, от звонких голосов наших юных трибутов, от широкой улыбки Эффи, от болтовни гордых за себя и своих подопечных стилистов. Мне хорошо, и я так не хочу, чтобы этот момент заканчивался.
Но этого, конечно, не происходит: мы возвращаемся в наше скромное по меркам Капитолия жилище. Безгласые накрывают на стол и жестом приглашают на ужин. Сегодня в столовой царит радостное оживление: все дружно делают вид, что не думают об одном кровавом событии завтрашнего дня и следующих двух-трех недель, и даже я присоединяюсь к ним, позволив себе хоть на несколько часов забыть о поводе, по которому мы здесь собрались. Покончив с основным блюдом, заказываем десерт. Слуга ставит на стол широкий поднос с многоярусным тортом, а Цинна эффектным жестом поджигает его. Я ожидаю увидеть испуг в глазах Прим, но девочка еще раз удивляет меня: при виде вспыхнувшего на тарелке пламени она лишь издает радостный возглас и хлопает в ладоши. После, захватив поднос с напитками, перебираемся в гостиную и допоздна смотрим телевизор — запись интервью и прямой репортаж с главных улиц Капитолия, где проходит празднования, посвященные новому сезону Голодных Игр. Мы вспоминаем о времени, только когда настенные часы возвещают о наступлении нового дня. Примроуз и Питер, будто очнувшись после долгого сна, с недоумением оглядываются по сторонам.
Эффи отправляет их спать. Я провожаю трибутов внимательным взглядом, пока каждый не скрывается за дверью своей спальни, и неожиданно замечаю, что все остальные — ментор, Бряк, Цинна и Порция — делают то же самое. Внезапно мне в голову приходит мысль о том, что всего пару лет назад — когда наставниками трибутов Дистрикта-12 из знакомых мне лиц являлись только Хеймитч и Эффи, — все было по-другому. Кажется, многое изменилось с тех пор. Сейчас то, что день за днем происходит на двенадцатом этаже Центра Подготовки, уже давно вышло за рамки обычных отношений между трибутом и ментором.
Я желаю всем добрых снов и ухожу к себе. Сняв платье и распустив волосы, стою под душем, наблюдая, как тонкие струйки чистой и теплой воды стекают по замерзшему телу. Действие наркотика под названием эйфория, подмешанного в мою кровь праздничным духом прошлого вечера, медленного проходит, и я снова остаюсь наедине со своими страхами. «Это нормально», — повторяю я, скользя невидящим взглядом по белоснежной кафельной плитке, которой выложена стена ванной комнаты. Переодевшись в просторные штаны и длинную майку, медленно, прядь за прядью, расчесываю волосы, глядя в окно на огни ночного Капитолия. Мне не заснуть этой
Я выхожу в темный коридор и двигаюсь почти на ощупь: единственным источником света служит тусклое бра на стене столовой, мимо которой лежит мой путь. Чуть повернув голову, я вижу сидящего за столом Хеймитча. Ментор держит бокал и неторопливо покачивает его за тонкую ножку; в полумраке темно-красное вино кажется черным. Его левая рука лежит на столе. В зажатой в кулак ладони поблескивает серебром лезвие ножа. Не решившись сказать ни слова, я просто прохожу мимо, дальше по коридору. Он не замечает меня, не слыша даже шороха моих шагов. Не только мне не суждено уснуть сегодня: каждый из нас, будь то ментор или трибут, по-своему переживает последнюю ночь перед Играми. Как угодно, но вряд ли в объятиях Морфея.
Массивная деревянная дверь со скрипом приоткрывается, гостеприимно впуская меня в чужую спальню. Неслышно ступая по пушистому ковру, я приближаюсь к кровати и осторожно сажусь в изножье. Девочка крепко спит, почти с головой укрывшись тонким одеялом. Я подвигаюсь чуть ближе к ней и несколько минут сижу неподвижно, наблюдая за кажущимся таким безмятежным сном Прим. Отчасти завидуя ей, отчасти сочувствуя. Ветер, долетающий из приоткрытого окна, треплет русые завитки волос, разбросанных по подушке. Чуть подрагивают светлые ресницы. Ее от природы бледная кожа кажется болезненно-серой в свете одинокой Луны, освещающей черный небосвод.
Вдруг Примроуз издает тихий стон. Нахмурив тонкие брови и сжав край одеяла в маленьком кулачке, она мечется по постели и кричит. Я помню, что не должна делать ничего, о чем могу пожалеть. Помню. Но не все ли равно, если я и так уже сделала слишком много, и все Семьдесят Четвертые Игры впоследствии станут для меня сплошным поводом для сожалений? Я едва касаюсь волос цвета спелого льна и легкими, почти невесомыми движениями глажу девочку по голове. И она, словно в насмешку, сразу успокаивается и затихает. Сбросив одеяло, Примроуз сползает с подушки и сворачивается клубочком рядом со мной. Слишком близко ко мне. Я хочу уйти, но один взгляд, брошенный на ее руку с раскрытой ладонью, заставляет меня замереть. На ее внутренней стороне, от локтя до тонкого запястья тянется глубокий, едва заживший порез. Его края скреплены аккуратными стежками. Как я не увидела его раньше? Не веря своим глазам, протягиваю руку и провожу кончиком пальца по уродливой отметине. Так вот за что эта девчонка получила десять баллов: она порезала себя на глазах у Организаторов, а затем быстро залечила рану. Я усмехаюсь: хотелось бы мне видеть лицо Сенеки Крейна, когда тот смотрел на истекающего кровью трибута. Не на экране — в жизни.
— Останется шрам, — шепчу я, чувствуя под рукой сшитые вместе клочки разрезанной плоти. И тут же ловлю на себе взгляд Примроуз. Отчего-то она не удивлена, словно ожидала, что я приду к ней этой ночью.
— Что ты натворила, малышка? — тихо спрашиваю я.
Прим не таясь смотрит мне в глаза. Ее голос звучит как никогда уверенно:
— Я сделала так, как ты говорила. Я старалась, чтобы они запомнили меня.
— Они запомнят, поверь мне.
В комнате ненадолго повисает напряженное молчание. Примроуз приподнимается на постели и садится рядом со мной, спустив ноги на прохладный пол.
— Много было крови?
— Достаточно, — девочка усмехается и я вижу в ее изменившемся выражении лица саму себя.
Те же слегка приподнятые уголки изогнутых губ, тот же снисходительный взгляд. Когда она успела стать похожей на своего незадачливого ментора?
— Несколько человек потеряли сознание, — смеясь, рассказывает девочка. — А Главный Распорядитель побледнел и упал в кресло.
Зловеще улыбаюсь: да, это зрелище определенно стоило увидеть. Лучше упавшего в обморок от одного вида крови Сенеки может быть только Сенека на созданной им Арене Голодных Игр. Решаю, что пора уходить: достаточно откровений для одной ночи. Но Примроуз останавливает меня, схватив за руку: