Игра над бездной
Шрифт:
Он сделал несколько комплиментов Ирене и, казалось, был не в силах оторвать взгляд от ее фигуры. Но это длилось совсем недолго. Потом он помрачнел, стал неразговорчив, словно его вдруг одолели тяжкие мысли. Сам он не рассказывал ничего — пусть спрашивает, пусть покажет умение выуживать тайны. Он будет играть простака и влюбленного недотепу, который то и дело пробалтывается. Очевидная откровенность могла Илмару теперь только повредить, да и будет неплохо, если у женщины останется иллюзия, будто своим хитроумием она смогла чего-то достичь: Так сказать, обоюдное удовлетворение.
— Господин Крисон, я ждала вас вчера вечером, — сказала Ирена. — Хоть мы и не уславливались, я надеялась, что вы почувствуете мое желание.
— Я почувствовал его, Ирена… — тихо и мечтательно ответил он, несколько фамильярно назвав ее по имени. — Я чувствовал, что меня ждут, что обо мне думают, но не доверился интуиции. Мне было так грустно и тревожно.
— Не пошли на собрание?
— Я же в прошлый раз сказал вам, что не пойду. И хорошо сделал, не то кто знает, чем бы это кончилось.
— А что, с ними что-нибудь случилось?
— Нет, собрание сорвалось само по себе. Самый главный распорядитель не смог придти, поэтому отменили собрание. Теперь, наконец, можно будет согласовать действия ребят с планами иностранцев. Ребятишки ничего не станут затевать до прибытия главных матадоров. Наверно, через неделю сможем провести окончательное обсуждение. Теперь оно будет иметь чрезвычайно важное значение. Июль не за горами, яхта «Стандарт» уже разводит пары. Мы тоже разводим. — Он вздохнул.
— Господин Крисон, вас, наверно, угнетает трудность задачи?
— Сама по себе задача не трудна и не сложна — те, кто станет ее решать, готовы ко всему. Они заранее считаются с тем, что кому-то придется пожертвовать даже своей жизнью. Вопрос лишь в том — сумеем ли мы зайти так далеко, что надо будет пойти на этот шаг.
Ирена посмотрела на него озадаченно.
— А разве… разве даже в таком деле возможна неудача?
О, как смело она смотрит в глаза! В излишней скромности вас не упрекнешь, уважаемая. И тем не менее — вы что-то собой представляете, вы не круглый нуль, вы сильная личность, опасная, как яд. На весах истории вы потянете намного больше, чем та, с которой я расстался только что.
Помолчав, Илмар ответил:
— Они что-то пронюхали. Уже вчера начали слежку, наш наблюдатель видел жандармов у мастерской, где должно было состояться собрание. Следующее собрание мы проведем в другом месте и с большими предосторожностями. Когда и где оно будет, известно только двоим.
— И вы, очевидно, один из них?
— Да. Но и мне дата и место встречи станут известны только за день до главного собрания. Там мы примем к себе несколько новых товарищей и решим насчет остальных дел.
— А если вас возьмут прямо там?
— Тогда большое собрание сорвется, но в одном смысле это будет даже неплохо. Мы заранее узнали бы об опасности, выявили бы предательство, и иностранные товарищи были бы спасены. За нас много не дают, мы мелкая рыбешка, а вот попадись им в лапы наши иностранцы… нет, это был бы окончательный крах. Тогда все наши планы рухнут.
Стол был накрыт еще до прихода Илмара, но и во время разговора Ирена не забывала об обязанностях гостеприимной хозяйки. Однако большая часть крепких напитков, которые с усердием вкушал Илмар, не достигала его пищеварительных органов, а кружным путем через рот возвращалась в кофейную чашку. Когда первая чашка была таким образом изрядно насыщена алкоголем, он неловко опрокинул ее.
— Извините меня, медведя неуклюжего… — сконфуженно оправдывался он, — вот и скатерть пропала.
— Ничего, со мной тоже такое случается, — поспешила его успокоить Ирена, но он еще долго сокрушался. Ему дали другую чашку кофе, и снова можно было изображать пьянчужку. Это был лишь прием в борьбе, ценный тем, что с его помощью человек мог выпить бутылку коньяку и не захмелеть. Но кое-какие права пьяного он при этом приобрел. Скажем, он мог запросто встать из-за стола и пройтись по комнате, подойти к окну и приоткрыть штору, тупо уставиться на улицу, но тем не менее заметить на противоположной стороне еле различимую фигуру, которая терпеливо поглядывала сюда, на эти окна и, наверное, чего-то ожидала, — все это стало Илмару теперь позволительно. Затем он устало растянулся на софе и, будто бы окончательно опьянев, закрыл глаза.
— Вы утомились, — улыбнулась Ирена. — Ничего, отдыхайте. Я принесу вам подушку.
Как бережно она его уложила, погладила лоб и ничуточки не сердилась за то, что он решил вздремнуть на ее софе. Прекрасная женщина. Вскоре он задышал спокойно и глубоко, стало быть, уснул. Ирена ушла в другую комнату и вполголоса с кем-то говорила по телефону. Странная речь, вроде бы жаргон или какой-то шифр. Илмар понимал лишь то, что она кого-то отзывала или предупреждала, наказывала не спешить и преждевременно не спугнуть зверя. А зверь уже почуял запах пороха, он спокойно лежит на софе и притворяется спящим, хоть ему совсем не до сна. Потом он начинает вроде бы бредить во сне. — Роберт… яхта «Стандарт»… о, как я люблю эту женщину, она мне поможет… — эти и другие слова тихо и невнятно срываются с его губ. Ирена слышит, присаживается на софу рядом с Илмаром, долго, долго смотрит на его коричневое от загара лицо и слушает его бормотание. Однажды по ее лицу проскальзывает гримаса боли, она выглядит взволнованной и несчастной, и пальцы ее слегка, как к чему-то запретному, прикасаются ко лбу Илмара — она поцеловала свои пальцы и приложила их к Илмарову лбу. Наверно, он спит не глубоким сном, потому что от этого ласкового прикосновения просыпается. Спросонок, в полузабытье льнет щекой к волосам Ирены и обнимает ее за плечи. Потом спохватывается, глупо улыбается, хочет просить прощения, но женщина улыбается ему такой солнечной и зовущей улыбкой, что в конце концов ему все становится ясно. И тогда он ее целует, еще и еще, и она страстно отвечает на каждый его поцелуй.
— Милая, как хорошо с тобой… — шепчет он. — Мне можно остаться?
— Еще нет… — ответно целует она.
— А когда же? — спрашивает он.
— Тогда… — колеблется она, как видно боится запросить много. — Тогда, когда ты сделаешь меня своей помощницей, когда среди вас, героев и безумцев, я стану своим человеком.
— Я постараюсь, чтобы это случилось поскорей… — обещает он. — А теперь я пойду, не то опять засну. У тебя так хорошо…
На улице Илмар нигде не обнаружил притаившегося шпика. Никто за ним не следил. Он вынудил противника проявить сдержанность и сбавить темп. Но было покончено со сдержанностью другого человека.
ПЯТАЯ ГЛАВА
В шторе была крохотная, величиной с конопляное зерно, дырочка, но солнце ее нащупало, и сверкающий луч света протянулся от окна до двери темной спальни. Ирене он напоминал золотую проволоку, косо натянутую в пространстве; мириады пылинок роились в струне света, и достаточно было легкого дуновения, чтобы внести в это роение хаос, внезапное возмущение — мгновенно тысячи мельчайших частиц материи взмывали вверх, а тысячи других устремлялись вниз, и долго, долго не наступал покой в этих взбудораженных крошечных мирах. Это была катастрофа, рушились судьбы и жизни, происходило нечто сокрушительное в мировой истории мельчайших субъединиц. И если одно-единственное дуновение человеческих уст способно было вызвать такое, то человек воистину могуч, он гигант, вершитель судеб, чуть ли не господь бог. Сей факт льстил самолюбию человека; в трудную минуту, когда его самого пригибала к земле еще большая сила, ему следовало подумать о своем могуществе, и дух его тотчас воспрянул бы в гордом ликованье. Отчего он не мог этого сделать? Неужто потому только, что во вселенной все было относительно и не существовало ничего абсолютно великого или малого? Повсюду и всегда было еще большее или еще меньшее, и судьба ему была определена в соответствии с размером. Так проявлял себя некий закон высшего согласования, он же и определял всему сущему радости и печали, счастье и боль, замыслы и воплощения.