Игра над бездной
Шрифт:
— Ты, наверно, полагаешь, что я хочу его раскормить как на убой? — несмотря на злость, Ирена не удержалась от смеха.
— Я только вижу, что он вам очень по сердцу. А коли так, то все может статься. Да бог знает, каков он есть. Хоть на чай дал бы разок…
— Но я ведь плачу тебе жалованье, Тина. Если тебе не хватает, попроси прибавки, но, бога ради, оставь в покое моих гостей. Только посмей ему показать, что ждешь от него чаевых, у нас будет с тобой очень неприятный разговор.
— Господин Черепов, тот нет-нет да расщедрится на полтинничек. Вот потому и держу язык за зубами! А мало ли я тут всего навидалась, мало ли знаю? Вот ежели б я
Это прозвучало почти как угроза. Скажи это Тина раньше, по какому-то другому случаю, Ирена ответила бы ей, в долгу не осталась бы. Теперь же она смолчала. Повернулась на другой бок, лицом к стенке, и зажала виски кулаками.
Тине стало неуютно. Наверно, сказанула лишнего и сделала барышне больно. Стало ее жаль и захотелось как-то загладить неловкость, но своим, хоть и простецким умом Тина понимала, что каждое лишнее слово сейчас может только навредить. Потому не сказала ничего и тихонько вышла из комнаты. Странно, какая муха сегодня барышню укусила? Они ведь всегда так хорошо ладили.
Позднее, прибирая в комнате хозяйки, Тина заметила, что диванная подушка влажная. От этого ей стало совсем не по себе, но помочь она уже ничем не могла. Зато она извлекла полезный урок — не надо распускать язык, если не уверен в своей правоте.
Вечером пришел Илмар. Ирена разрешила Тине навестить родителей, живших в Задвинье, и остаться там до утра. Молодые люди были в квартире вдвоем и могли говорить о своих чувствах и делах, будучи уверены, что ни одно непрошеное ухо их не подслушает.
Изумительный вечер. Ирена пылала, распаляла Илмара поцелуями, ластилась к нему, как котенок, мило интересовалась его делами, его повседневными заботами. Он старался быть искренним и отвечать Ирене той же нежностью, какую ее внезапно пробудившаяся женственность столь обильно излучала на него. Но он не давал уснуть своей бдительности, не доверялся очевидному, его инстинкт самосохранения неусыпно бодрствовал. Чем жарче разгоралась страсть в Ирене, тем меньше он пьянел от нее — он ведь не мог, не смел верить. И временами, когда он видел захлестывающий ее прилив любви, ему становилось трудно удержаться в образе влюбленного. Пришлось собрать всю силу воли, чтобы во внезапном приступе отвращения не оттолкнуть эту испорченную, сотканную из лжи и злоумыслия женщину. О, да! Она была хороша собой, и если бы ее восторгам можно было верить, то это стало бы таким событием, какого человеку всю жизнь не забыть.
Но Илмар не знал. Ирена тоже не знала. Оба они не подозревали, как нелепо то, что они делают. Это был обман самих себя и природы. Но природа мстит тем, кто ее обманывает.
— Мой милый сорви-голова… — шептала Ирена. — Они оставят тебя в покое? Тебе ничто не грозит, ты не нуждаешься в безопасном убежище? Я мало чем могу тебе помочь, но если бы это понадобилось — о, поверь хоть капельку в мою добрую волю!
— Но я же верю, — лгал он и целовал ее, чтобы придать правдивость своим словам. — Мне хорошо, ничто пока не угрожает, и моя девочка может быть абсолютно спокойна. Как бы ни были они сильны и хитры, я все-таки обведу их вокруг пальца. Я в этом уверен.
Она готова была разрыдаться над этой наивной
— А тебе известен подполковник Черепов?
— Кто он такой?
— Жандармский офицер.
— Мои друзья, возможно, знают о нем. Я так долго был далеко отсюда.
— Стало быть, ты не знаешь? Я сегодня утром… была в гостях у одной подруги. Туда пришел этот Черепов еще с одним офицером — подруга с ними знакома. Они напились и стали хвастаться, чтобы понравиться нам. Черепов сказал, что он раскрыл большой заговор. Как ты считаешь, это могло иметь отношение к тебе?
— Не знаю. Окажись среди нас провокатор, тогда не было бы ничего удивительного.
— А с Леоном Руйгой ты, часом, не знаком?
— Что-то слышал. Но у нас нет с ним ничего общего. Я вообще сомневаюсь в его интересе к нашим делам. Это какой-то студентик, очень спокойный и тихий человек.
— Слава богу. Тогда тебе, значит, ничего не грозит и, наверно, ему тоже нет.
— Они что-нибудь говорили про Руйгу?
— Черепов, наверно, хотел показать, какой он всесильный, похвастал, что завтра вечером нагрянет к Руйге с обыском и арестует его, а послезавтра об этом можно будет прочитать в газетах.
— А с чего вдруг завтра вечером, а не сегодня? — усмехнулся Илмар. Сообщение Ирены смутило его. Если она это сказала с умыслом, то не ясна цель, если же случайная откровенность… хм, странные дела. Быть может, она действительно не знала, что он связан с Руйгой, — он своих друзей не упоминал, а выследить его они не могли. — Да, этого парнишку ожидает неприятный сюрприз, — добавил Илмар. — Не хотел бы я быть на его месте.
— Илмар… — заговорила Ирена после небольшой паузы. — Тебе не кажется, что нам когда-нибудь может пригодиться это знакомство с Череповым? Он может разболтать и другие важные вещи — касающиеся тебя…
— Да, в самом деле, — согласился Илмар. — Но я как-то не допускаю мысли, чтобы ради меня тебе пришлось встречаться с таким человеком, быть с ним на дружеской ноге, а без этого ничего не достигнешь.
— Но все-таки, Илмар, это же борьба. Ради большого дела можно пожертвовать всем. Мне так хочется быть вам полезной, и тут как раз подвернулась возможность… Ты уже говорил со своими друзьями обо мне? Они согласны принять меня в ваш союз?
— Да, Ирена, я говорил, и мое поручительство подействовало. Если желаешь, через несколько дней введу тебя в наш кружок.
— Какой же ты добрый, милый друг мой! О, как бы мне хотелось совершить что-то великое, историческое! Помнишь Шарлотту Корде?
— Не пожелал бы тебе ее судьбы.
— А я не побоялась бы пройти ее путь. Вот это были женщины! По-твоему, теперь таких нет?
— Одну, по крайней мере, я сейчас вижу. Но судьбы Шарлотты, тем не менее, тебе не желаю. Не из зависти, а потому что боюсь тебя потерять. Знаешь ведь, что ты такое для меня.
— Дорогой мой… милый…
И так далее. В тот вечер Илмар поздно распрощался с Иреной. Он опасался за себя, потому что был так молод, а Ирена так хороша. Сомневайся сколько угодно, но слишком красива русалочья песня, и рассудку не удержать тебя от рокового омута. Ты знаешь, что происходящее обман, быть может, сон или еще что-нибудь, но кровь твоя начинает приходить в смятение, дело твое не завершено, а ты уже готов свернуть с пути. Дорогая… говоришь ты, и иногда это не пустой звук. Если бы не тень Вийупа на вашем пути… проснись, Илмар Крисон! Разве ты не видишь, как близка бездна?