Игрок
Шрифт:
Я доктор Евгения Елисеева. Могу предложить два варианта ответа на скабрезное предложение своего навязчивого сопровождающего: отхлестать по щекам (авось очухается) или вколоть транквилизатор и отправить в психбольницу. Разговор? А толку-то? Все происходящее, на мой взгляд, лишено здравого смысла напрочь. Обсуждать нечего. Тема закрыта.
Серьезно, это ж насколько пренебрежительно нужно относиться к женщинам, чтобы позволять себе вредить их семьям, а потом склонять к интиму в обмен на иллюзорную гарантию безопасности? Или, может, по его мнению это вообще акт благотворительности? Одарить своей милостью
С другой стороны, мы снова возвращаемся к проблеме моего образования в области криминального мира. Боюсь ли я Григория? Да. Как и любого человека с психическими отклонениями. Но от разрыва шаблона это меня не избавляет! По закону жанра заряженный пистолет должен быть приставлен не к моему виску, ведь это Григорий навредил отцу — не наоборот… Однако он продолжает чего-то требовать от меня. Блеф? Или все-таки нет? Не та ситуация, когда можно идти ва-банк, не оглядываясь. Поэтому мне нужен Вадим и его опыт в ведении переговоров с психопатами.
Но непониманием ситуации, в которой я оказалась, круг проблем не ограничивается: в больнице, в которую нас везут, я никогда не была — знакомых здесь у меня не имеется. Это плохо. Любой адекватный врач, увидев моего полностью здорового пациента, лишь покрутит пальцем у виска, а мне нужно задержаться в больнице, чтобы Григорий добровольно уехал (устав, скажем, ждать) и не предпринял никаких действий в отношении моей семьи! И как объяснить такое незнакомому человеку?
Когда около входа в больницу из скорой самостоятельно вылезают трое разодетых в пух и прах совершенно здоровых на вид людей, медперсонал охватывает недоумение. Взяв ситуацию в свои руки, рассказываю о рыбьих костях, на счастье (ой ли?) оказавшемся неподалеку враче и о том, что мы с пациентом и его женой приехали сюда эндоскопии ради. Подоспевший к концу рассказа Григорий (куда б мы без него) в моих устах обретает почетный статус команды поддержки.
Немолодая медсестра, явно повидавшая на своем веку немало идиотов разной степени тяжести, спорить даже не пытается: просто спрашивает у более молодой коллеги, кто дежурный хирург.
— Власов, — доносится в ответ.
Чтоб мне под землю провалиться! Хотя крошечная внутренняя оптимистка внутри возражает: не падать духом; знакомый в этой больнице все-таки имеется! Интересно, Власов узнает меня в таком виде или нет? Я даже не знаю, на какой вариант надеюсь.
Он узнает. И даже удивления не скрывает. Хотя это может быть вызвано тем, что перед ним стоят четверо людей совершенно нормального вида и утверждают, что как минимум один из них болен.
— Здравствуйте, доктор Елисеева, — не позволяет он мне взять инициативу в свои руки. — Это вы у нас сегодня больны?
Формулировка мечты…
— Доброй ночи, доктор Власов, — с трудом выговариваю под его пристальным, изучающим взглядом. — Это он болен. — Показывая на мужчину.
— Я болен, — обреченно подтверждает тот.
Клянусь, если бы ситуация была любой другой, я бы уже хохотала в голос.
— Что ж, — вздыхает Власов. — Пройдемте ко мне в кабинет. Только родственники и врачи! — предупреждает, заставляя Григория скрипеть зубами от злости.
Клянусь, если выберемся без потерь, я расцелую Власова за эти слова!
— Я подавился, — выдает перепуганный пациент, едва Станислав Афанасьевич Власов (так написано на висящем на стене сертификате) усаживается за стол. Даже медсестра окидывает «больного» странным взглядом в попытке определить тяжесть травмы. Но результат быстрого сканирования патологий не выявляет.
— Бывает, — кивает Власов настороженно. — И?
— Я подавился рыбьей костью, и мне нужно обследование. Рентген. И эндоскопия пищевода.
— Эндоскопия? — переспрашивает доктор издевательски.
— Эндоскопия, — уверенно кивает пациент.
— Пищевода? — еще более насмешливо.
— Пищевода, — подозрительно.
— А не кишечника, нет? (эндоксопия бывает разных видов: эзофагоскопия (исследование пищевода), гастроскопия (исследование желудка), но здесь говорится о колоноскопии, которая делается через анальный проход, и без наркоза (что принято в России) ужасно болезненна).
Сбитый с толку пациент, плохо представляющий, что ему нужно на самом деле, поворачивается ко мне. Решительно качаю головой. Власов, блин, еще бы рентген пятки предложил сделать! С другой стороны, поймал он нас весьма профессионально. Обычно пациенты просят лечения, а не предъявляют докторам список требуемых исследований. Просто я перепугалась, что Григорий начнет задавать пациенту каверзные вопросы, и перечислила необходимые процедуры.
Удостоверившись во вражеском сговоре, Власов закатывает глаза.
— Смотрите, Мария, как здорово, когда у пациента есть и врач, и курс лечения… Всегда бы так работать.
— Не говорите, Станислав Афанасьевич, — выдает спокойная как удав медсестра.
— Ну так что, доктор Власов? — спрашиваю, пытаясь сделать что-то вроде страшных глаз. Авось дойдет, что ситуация из ряда вон, и мне по гроб жизни необходима чертова эндоскопия!
Несколько секунд Власов просто на меня смотрит, а потом тяжело вздыхает и наконец устало интересуется у жертвы рыбьей кости:
— Горло-то хоть болит?
— Ну… да, — неуверенно отвечает мужчина.
Понятное дело, болит. Он без остановки минуты три кашлял…
— Что ж, тогда проследуйте за мной. Но, увы, я немного занят, так что придется воспользоваться услугами вашего семейного доктора еще раз. Мария, найдите Елисеевой какой-нибудь халат.
Надеюсь только на одно: что Власов не очень рассчитывал меня таким образом наказать, иначе моя улыбка до ушей его могла бы расстроить. С другой стороны, все сложилось просто идеально! Григорию приходится уехать, скрипя зубами, хотя я постаралась рассыпаться в извинениях по поводу сорванного вечера. Думаю, до конца скрыть радость не удалось, но как бы неубедительна я ни была, а когда медсестра Мария прямо в коридоре вручила мне белый халат, вопрос достоверности отпал сам собой.