Игры Немезиды
Шрифт:
Коридор за жестяной дверью, змеясь, уходил в каменное тело астероида. Герметик на нем потемнел и шелушился от старости, камень излучал холод. К стене прислонились вооруженные мужчины. Старшего звали Карал, двоих помоложе она не знала. Наоми мимоходом чмокнула Карала, и остальные взглянули на нее с опасливым недоверием. Потайной коридор закончился стальной дверью.
— Зачем такая секретность? — удивилась Наоми. — Церера ведь теперь в руках АВП.
— Вопрос в том, какого АВП, — возразил Син.
Ты, значит, из другого, — кивнула она, теплотой в голосе скрывая беспокойство.
— Как всегда, — согласился Син и пригнулся, чтобы пройти за отъехавшую в сторону дверь.
Его широкие плечи загородили проем. Наоми шагнула следом.
— Зависли здесь, — через плечо пояснил Син. — А долго задерживаться нельзя. Нам уже месяц, как полагалось бы встретиться с Марко.
— Марко здесь нет?
— Здесь одни мы, цыплятки, — с улыбкой в голосе произнес он.
Она оказалась в большой холодной камере. Переносной газопромыватель перемешал застоявшийся воздух и оставил после себя запах резины. На полках из формованной пластмассы стояли пайки и вода. У стены высились четыре яруса коек. Под одеялами угадывались свернувшиеся тела, но Син явно не опасался потревожить спящих — ничуть не понизил голос.
— Такое дело: нам лучше забраться туда, где до нас не дотянутся, когда все всплывет, са–са?
— Что всплывет? — спросила Наоми.
Син сел к столу и, дотянувшись до полки, снял бутылку без этикетки. Пробку сорвал зубами.
— Ай, Костяшка, — со смешком ответил он, — он и правда не много тебе сказал, да?
Пока Син разливал по стаканам янтарную жидкость, Наоми опустилась на табуретку. От напитка тянуло алкоголем, маслом и жженым сахаром. Слюнные железы отозвались на этот запах. Вкус был — как возвращение домой.
— С бренди тиа Марголис ничто не сравнится, — вздохнул Син.
— Ничто и никогда, — подтвердила Наоми. — Слушай, раз уж я здесь, может, введешь в курс дела?
— Ну, — начал Син. — Дело в тех гнусных кольцах–воротах. Кому и знать, как не тебе. Еще тысяча внутренних планет, и полно новых поводов оттоптаться на Поясе, кве си? А половина наших сосут у Мясника и изображают из себя благородных политиков. Так что мы, то есть Марко, да, — мы года два–три как решили…
— Не надо об этом, — произнес молодой голос.
Син оглянулся на дверь. Наоми, помертвев, оглянулась тоже. Мальчик выглядел ужасно старым и в то же время ужасно юным. Кожа была темнее, чем у Марко, волосы более курчавыми. А вот глаза остались те же. И губы. Что–то большое — больше океана — шевельнулось у нее в груди. Всколыхнулись загнанные вглубь чувства, волна грозила унести ее. Наоми хотела сдержаться, но ей пришлось опереться о стол, чтобы не покачнуться.
Он вошел в комнату. Тело под песочного цвета рубашкой уже переходило от жеребячьей легкости подростка к мужской мускулистости. Кто–то из лежащих на койке перевернулся, а остальные и не заметили его прихода.
— Мы не говорим об этом, пока не окажемся в безопасности. Даже здесь. Совсем. Сабез?
— Сави ме, — кивнул Син. — Просто решил, раз она…
— Я тебя понимаю. И не виню, но говорить об этом не будем.
Только теперь юноша повернулся к Наоми. В его глазах отразилась та же борьба, что шла в ее душе. Наоми задумалась, какой он ее видит. Что у него на сердце и в мыслях, когда у нее — радость, вина и ядовитое раскаяние. Она не позволяла себе мечтать об этой минуте. Она знала, что эта минута придет, с тех пор как получила сообщение Марко. Она не была к ней готова. Он коротко улыбнулся и кивнул ей.
— Филип, — осторожно, точно слова были хрупким стеклом, выговорила она.
И его ответ прозвучал как эхо.
— Мать, — сказал он.
Глава 10
Амос
Станция экспресса в Филадельфии располагалась в глубине коммерческого района среднего уровня. Обладатели зарплат бродили по проходам между торговыми рядами, покупая псевдомодные одежки и предметы скудной роскоши, доступные только за деньги. И не очень большие. Высший слой делал приобретения в других местах, огражденных мерами безопасности от таких, как здешние покупатели.
Даже на Земле были люди с деньгами, а были — с деньгами. Амосу казалась странной мысль, что банковский счет позволял причислить его ко вторым. Забавно было бы побродить по шикарному торговому центру в своих непритязательных одежках астерского производства — чтобы продавцы забились в судорогах, когда он выложит пару штук на какую–нибудь бесполезную фигню. Скажем, за хорошенький шейкер из чистой платины. Раз или два в году Амос не прочь был выпить мартини.
Возможно, потом. После.
Из торгового района он вышел в жилой, в котором его терминал высветил дом Лидии. У короткого тоннеля–перехода его остановил мальчишка лет одиннадцати или двенадцати в дешевом спортивном костюме из тех, какие раздают киоски базового, если к ним приложишь большой палец. Мальчишка предлагал множество сексуальных услуг по грошовым расценкам. Амос взял его за подбородок, поднял к себе лицо. На щеках желтели следы не слишком свежих побоев, а характер ная розовая припухлость век выдавала пристрастие к порошку пикси.
— На кого работаешь? — спросил Амос.
Мальчик вывернулся из его руки.
— За потрогать платят, мистер.
— Не бойся. Лапать не буду. Просто скажи, на кого ты работаешь. Он далеко?
— Не понял… — Мальчишка озирался, куда бы сбежать.
— Так, ладно. Сгинь.
Провожая взглядом удирающего пацана, Амос почувствовал, как в животе что–то сжалось, словно от судороги. Каждому уличному мальчишке не поможешь. Их слишком много, а у него другие дела. Досадно это. Может, малыш найдет своего сутенера и расскажет, как жуткий здоровенный мужик лапал его за лицо. Тогда сутенер станет его искать, чтобы преподать урок — мол, не порти товар.