Игры Немезиды
Шрифт:
— После вас.
— Грасиас, — сказал Амос и прислонился к задней стене кабины.
Войдя, один из охранников вставил в щиток управления металлическую карточку и нажал верхнюю кнопку.
Амос коротал время подъема, прикидывая, как бы он обезоружил ближайшего конвоира и убил второго. К тому времени, как стратегия была разработана, лифт снова звякнул и открылся.
— Сюда. — Конвоир махнул в глубь коридора.
— Клуб? — восхитился Амос. — Затейливо.
Верхний этаж был обставлен мягкой мебелью с плюшевой обивкой и выстелен бордовыми коврами. Конвоир открыл дверь в конце коридора — она выглядела деревянной, но, судя по тяжести, под панелями скрывалась сталь. Затейливо, но не в ущерб безопасности.
После роскоши коридора офис по ту сторону двери выглядел почти спартанским: панели и терминалы на металлическом столе, настенный экран с видом на океан притворяется окном, а вместо офисного кресла — большой резиновый шар.
Эрик всегда начинал ерзать, если приходилось долго сидеть.
— Тимми, — сказал он, поднимаясь за столом, как за баррикадой.
Двое охранников остановились по сторонам двери.
— Меня теперь называют Амосом.
— Думаешь, я не знал? — рассмеялся Эрик.
— Ты знал, — согласился Амос.
Эрик хорошо выглядел. Выглядел здоровым, как никогда в детстве. У него даже наметилось брюшко. А вот левая рука осталась маленькой, ссохшейся. И хромота была заметна, даже когда он стоял. Впрочем, теперь, среди символов успеха и па фоне сытой фигуры, увечье представлялось памяткой прошлой жизни, а не бессилием.
— Ну вот, — сказал Эрик, — я тут гадаю, что привело тебя в наш городок.
— Он побил Троя, — предупредил один из охранников. — И Люси сказала, что он и ее лапал.
— Убил кого–то? — осведомился Эрик и, не услышав ответа, заключил: — Это он еще вежливый.
— Верно, — дружески кивнул ему Амос. — Я тебе не гадить пришел, просто поболтать.
— Что ж. — Эрик опустился на свой резиновый шар. — Давай поболтаем.
Глава 11
Алекс
Через три дня после встречи с Талиссой — последней встречи, как он теперь думал, — и обеда с Бобби Драпер Алекс понял, что пора домой. Он поужинал с родными и с парой старых друзей. Он посмотрел, как изменился родной город и в чем остался прежним. И еще раз убедился, что сломанное не всегда можно починить. Ближе к «все в порядке» ему не подобраться.
До отлета оставалось разочаровать еще одного человека. Экспресс — «труба» на Лондрес–Нову тихонько гудела, реклама над сиденьями сулила на тысячу ладов улучшить жизнь пассажиров: техническими сертификатами, усовершенствованным нижним бельем, отбеливателем для зубов. Система распознавания лиц затруднилась определить Алекса, и ни одна реклама к нему не обращалась. Разве что тощий адвокат в костюме оливкового оттенка, обещавший помощь в переселении на новые миры за Кольцом. «Начни новую жизнь в дальних колониях! Мы поможем!»
Сидевший напротив парень лет семнадцати уставился в пространство, прикрыв глаза то ли от скуки, то ли в полудреме. Алекс в этом возрасте решал, поступить ему во флот пли подать документы в Верхний университет. И встречался с Керри Траутвайн, несмотря на то что Траутвайн–отец был религиозным фанатиком, ненавидевшим принадлежащего не к той секте ухажера дочери. А по ночам они с Амал–шахом и Королом Надкарни разыгрывали сражения на боевом симуляторе.
Сидящий напротив мальчик ходил но тем же коридорам, ел в тех же ресторанах, примерно так же думал о сексе, но жил при этом в другой вселенной. Алекс попробовал представить: будь у него в семнадцать лет возможность перебраться к чужому солнцу, что бы он выбрал? Познакомился бы тогда с Талиссой?
Нежный механический голос объявил о прибытии на терминал Атерпол. Парень открыл глаза, встрепенулся и недоверчиво зыркнул на Алекса. Торможение толкнуло Алекса в спину — почти как при плавном разгоне на тяге — почти, но не совсем.
Атерпол был пригородом Лондрес–Новы, единственным узлом, откуда расходись ветки во все районы города. Пассажирский зал перекрывал сводчатый потолок, перронные двери в стенах были уплотнены, чтобы воздух не утекал в вакуумные «трубы». Выход из терминала открывался в большой публичный парк с настоящими растениями, маячившими в искусственных сумерках. Материал скамеек изображал дуб и железо, между деревьями вились дорожки, а от пруда пахло сыростью и водорослями. Успокоительное бормотание воздуховодов накрывало все вокруг непрестанной и вечной молитвой. В стенах были окна — светлые и темные. Окна контор и квартир, ресторанов и ремонтных помещений.
Алекс прошел к дальним воротам парка, откуда местная «труба» вела в другой район. Иннис–Шэллоу, где жила Бобби, пользовался не лучшей репутацией. Впрочем, самый зловещий район Марса был лучше самого фешенебельного сектора Цереры, а что касается Бобби, всякому, кто рискнул бы поднять на нее руку, если он не задумал самоубийства, следовало иметь за спиной армию.
На станции Иннис–Шэллоу Алекс накинул куртку и пошел дальше пешком. Можно было взять напрокат карт, а на углу девочка не старше четырнадцати зазывала воспользоваться услугами рикши, но идти было недалеко, а предстоящий в конце пути разговор сильно пугал Алекса.
Он уже шел этой дорогой три дня назад — когда еще саднила неудача с Тали. Терминал вывел его к комнатам Бобби. Алекс не виделся с бывшей десантницей с той ночи, когда Кольцо взмыло из руин Венеры и отправилось на дальний край системы, но сейчас ему подошел бы любой собеседник, лишь бы отвлечься от первой встречи этого дня.
Бобби проживала в очень милом боковом коридоре, украшенном продольной оранжереей и коваными фонарями в стиле, который дизайнер счел викторианским. Не успел Алекс остановиться перед нужной дверью, как она открылась.
Бобби Драпер была крупной женщиной, и хотя жизнь на гражданке чуть смягчила выпуклость ее мускулатуры, от нее, как жаром от огня, било силой и уверенностью в себе. При виде ее Алексу всякий раз вспоминалась древняя история — когда жители Самоа копьями и камнями сбросили в море вооруженных испанских конкистадоров. Такие женщины, как Бобби, помогали поверить в эту историю.
— Алекс! Заходи! Извини за беспорядок.
— Не страшнее, чем у меня в кабине под конец долгого рейса.
Большая комната Бобби оказалась просторнее рубки «Роси» и была декорирована в серых и терракотовых тонах, которые здесь странным образом сочетались. В столовой поместилось бы не больше четырех человек, а еще два стула стояли в других комнатах. От входной двери сквозь арку напротив был виден монитор, на котором медленно расплывались цветные пятна — словно ожили кувшинки на пруду с картины Моне. Там, где в обычном доме стоял бы диван, располагался тренажер и стойка с гантелями. Спираль лестницы уходила наверх в маленькую спальню — бамбуковые ступени мягко светились.