Илларион
Шрифт:
Вскоре они добрались до места – огромного старинного особняка, сохранившего двор в стиле знатного поместья с въездом для карет. Встречавшая гостей команда на входе любезно отобрала у Сибиллы ключи от «Порше» и взяла на себя ответственность за его дальнейшее хранение. С того самого момента, как парочка переступила порог дома, Сибилла выискивала удивление на лице спутника, но с какой бы изощренностью вечеринка ни пыталась внушить гостям, насколько значимыми персонами они были, Айзек сохранял физиономию человека, которого невозможно впечатлить. Ничто здесь не казалось ему выдающимся или выступающим за рамки обычного светского сборища, которых он посещал в год на порядок больше, чем дни рождения друзей и родственников. Благотворительный фонд, в котором писатель был основателем и управляющим директором, давал массу поводов для встреч с людьми высокого калибра как на официальных собраниях, так и на подобных претенциозных вечеринках, поощряющих
Оттягивать с выполнением поручения Айзек не стал. Подхватив фужер игристого вина с подноса официанта, он моментально растворился в потоке болтливой вечеринки. Знакомый с данным форматом писатель общался с окружающими свободно, уверенно и обворожительно. На языке писателя не было цепей робости и малодушия. Улыбкой и радушием он привлекал к себе, а высокоинтеллектуальной речью и острым умом завладевал вниманием надолго. На гостей Айзек производил неизгладимое впечатление. Здесь его многие узнавали как писателя и как директора крупной благотворительной организации. Пользуясь этим, он очень ловко вплетал в разговор с другими весть о том, что его близкий друг, получивший казино по наследству, ищет партнера, компетентного и опытного. Сам-то писатель знает о казино лишь то, что туда не стоит заходить, не оставив дома банковские карты, и потому ему крайне необходим знающий человек, на которого можно положиться.
Лавируя между группами гостей и минуя тех, кто самим своим внешним видом выдавал несоответствие идеальной кандидатуре, Айзек перебирался от одного лагеря к другому, и вскоре путь привел его в обширный внутренний двор. Неподалеку от него, между двух помпезных фонтанов с массивными греческими скульптурами, располагалась сцена. Взглянуть на нее у Айзека не получилось – те ее стороны, которые не закрывались мускулистыми гигантами, были плотно окружены несколькими рядами зрителей. На сцене происходило какое-то действо, но протискиваться между живыми статуями в костюмах и платьях он не стал.
Прошло не больше часа, как писатель натолкнулся на верховных заседателей комитета тьмы – родителей Гаспара Дельгадо. Пожилая пара выглядела сегодня куда живее, чем тогда в ресторане. Вряд ли они распознали в рослом мужчине того самого воришку, утащившего их жертву прямо из-под носа днем ранее. Беседа с ними завязалась сама собой: небольшой обмен любезностями, и вот они уже обсуждают, что их сын Энрике, брат покойного Гаспара, все никак не решится продать дорогую яхту, чтобы пустить деньги в дело. Совсем недавно его бизнес по аренде элитных яхт прогорел, почти все деньги ушли на выплату долгов партнерам и закрытие банковских кредитов. Без штанов Энрике, конечно, не остался, но, несмотря на существенное сокращение семейного бюджета, с прежними потребностями в роскошном образе жизни расставаться не спешил и, соответственно, продолжал недальновидно тратить большие суммы на излишества, которых по факту позволить себе не мог.
Айзек решил, что будет весьма опрометчивым вываливать на них новость, о которой старейшины семейства, скорее всего, не осведомлены из первых уст и которую вряд ли воспримут оптимистично, однако посчитал необходимым рассказать им, что приехал на вечеринку в сопровождении Сибиллы. Разумеется, заявление было встречено вопросами, так и рвущимися из уст Дельгадо, но выходившими на свободу в крайне ненавязчивой, скромной форме. Пожилые супруги были людьми очень тактичными и не лезли на рожон, не выставляли напоказ скверное отношение к Сибилле, пряча его под мягким покрывалом вежливости и обходительности. В их случае подозрительность к человеку, внезапно появившемуся в окружении расхитительницы семейного состояния, была обоснована по всем статьям, но Айзек не почувствовал и малой доли этого отношения. Возможно, он преувеличил ту ненависть, которую вся семейка испытывала к интриганке, что внедрилась в их благоухающий фамильный сад, вероломно завладела его драгоценностями и потопталась на могиле нравственных устоев. Что если сама Сибилла обманывалась на этот счет и родственники Гаспара разделяли ее скорбь? Что если они не строили хитроумных планов против вдовы, не пытались урвать деньги сына и, наоборот, всячески поддерживали несчастную? Может быть, после смерти мужа Сибилла испытывала слишком большое давление со стороны Каррераса и превратилась в типичного параноика, ожидающего засады за каждым углом?
– Сибилла много рассказывала мне про своих школьных друзей. Но среди них она, к сожалению, не упоминала вас, Айзек. Вы не были близки с ней в юности? – спросил старший Дельгадо, отец Гаспара.
– Я скажу больше – мы едва знакомы. С другой стороны, даже самые непримечательные персонажи прошлого в настоящем приобретают ореол внезапного родства.
– Хорошо замечено, мистер Изенштейн. – Улыбнулась Ливия, мама Гаспара.
– Спустя столько лет мы случайно встретились с Сибиллой вчера в Мемория Мундо. Жизнь искуснее любого фокусника умеет преподносить сюрпризы.
– Не говорите, мистер Изенштейн! – заворковала Ливия. – Это подарок судьбы, что вы появились именно сейчас. Бедняжка Сибилла ужасно переживает смерть несчастного Гаспара, она явно не справляется с горечью утраты. Вы и сами уже поняли это. Печаль не сходит с ее лица, а когда она в последний раз улыбалась, я даже не могу припомнить! Видели бы вы, какой цветущей она была до того, как наш сын погиб! Знаете, Айзек, я хочу рассказать вам кое-что. Вы производите впечатление человека, которому можно довериться. Я могу обращаться к вам по имени? – она подошла к писателю поближе, будто собиралась поделиться чем-то не достойным ушей посторонних слушателей.
– Дорогая, не утруждай Айзека сомнительными историями…
Ливия пропустила замечание мужа мимо ушей и принялась рассказывать новому знакомцу про странные выходки сына в последний год жизни. Его часто мучили кошмары, порой во сне он яростно кричал, повергая в ужас всех, кто находился в доме, ему постоянно нездоровилось, и он вместе с Сибиллой уезжал в санаторий на лечение. На смуглой коже проявилась болезненная бледность, ненадолго отступавшая только после длительного отдыха. Гаспар испытывал трудности в бизнесе, но никого не желал посвящать в детали. Бывало, он срывался куда-то среди ночи и, возвратившись, ничего не объяснял. Если бы не животное безумие в его обычно умиротворенных глазах, то можно было бы счесть полночные вылазки из дома за визиты к любовнице, но Гаспар выглядел так ужасно в эти моменты, что вряд ли какая-нибудь разумная женщина готова была принять его на свое ложе, не боясь оказаться убитой поутру. К тому же все знали, что он любил Сибиллу и все свободное время посвящал ей, особенно в последние месяцы жизни, будто сам предрекал ждущую его трагичную участь и пытался как можно больше отдать себя любимой жене, которую в скором времени оставит совершенно одну. В супружеской верности Гаспара ни у кого, в том числе и у Сибиллы, не было сомнений. Он всегда был добропорядочным человеком, честным, щедрым, состоятельным и любящим. Имел несколько заносчивый и самовлюбленный нрав, но эти черты не мешали ему помнить о близких и давать им ту заботу, которой они заслуживали. За несколько месяцев до своей кончины Гаспар выглядел изможденным с самого утра. Стоило ему проснуться, как резерв сил уже был на исходе, и потому движения Гаспара выглядели неспешными и ленивыми. Давно он изменил привычке бегать по утрам с долгим валянием в постели. Аппетит появлялся реже раза в неделю – Гаспар днями мог держаться на воде и кусочках зачерствевшего хлеба. Сибилла мыслила оптимистично и верила, что в скором времени муж поправится. Ливия, наоборот, чувствовала приближение трагедии, материнская связь с сыном передавала тревожные сигналы о скором конце Гаспара. Оказалось, что мать верно понимала эти сигналы, но все равно не смогла уберечь сына от беды. Кто мог подумать, что Гаспар, не получивший ни единого штрафа за превышение скорости, не войдет в поворот на серпантине и вылетит с горы в пропасть, будто позабыв, что сидит за рулем автомобиля, а не за штурвалом самолета. Официальное заключение – несчастный случай. Однако полиция больше склонялась к версии о самоубийстве: слишком мало доводов считать, что Гаспар вообще пытался повернуть: ни следов от протертых шин на дороге, ни царапин на тормозных дисках, водитель был не пристегнут и так далее. Энрике воспользовался своими связями в полиции, чтобы Гаспар не запомнился трусливым самоубийцей, и пресса осветила его смерть как автокатастрофу, в связи с чем призвала местные власти получше укрепить ограждения на опасных участках дороги. Они не знали той подробности, что даже если бы Гаспар не снес хилое ограждение вместе с собой в обрыв, то при ударе его бы вынесло через лобовое стекло – и он бы все равно погиб. Неясно, какая из двух смертей хуже.
– А Энрике сегодня нет здесь? Я буду рад познакомиться с ним, – промолвил Айзек, оглядываясь в поисках Сибиллы. Ему не хотелось, чтобы она увидела его в стане врага.
Появление спутницы оказалось таким же внезапным, как и ее исчезновение. Стальной голос донесся из-за спины писателя, и, обернувшись, он на мгновение ощутил себя в шкуре разоблаченного двойного агента. С мрачным лицом Сибилла поздоровалась с родителями мужа и бесцеремонно утащила Айзека под руку до того, как пожилая пара попыталась что-то сказать.
– Они завоевывают твое расположение, чтобы подобраться поближе ко мне. Казалось бы, такие старые, почему их должны волновать деньги? Знаешь, кажется, будто почтенный возраст помогает им довести хитрость до совершенства. Эти два субъекта и агентов спецслужб обманут своими милыми мордашками и натянутыми улыбками, – выговаривала Сибилла без тени враждебности, словно зачитывала новостную выдержку из газеты. – Угостят их домашним пирогом, напоят чаем с земляничным варением, а те им любое преступление простят. Такие они, эти Дельгадо.