Иллюзия греха
Шрифт:
— Ох, Коля, я должна была узнать у нее фамилию врача, который больше двадцати лет назад ее обследовал.
— Ну так в чем проблема? Существуют же медицинские карты и все такое прочее.
— Все происходило в частном порядке и строго конфиденциально. Общественность не должна была знать, что мадам певица систематически лечится от гонореи и трихомоноза. А к нужному мне врачу ее направил на обследование именно венеролог. Так что никаких медицинских карт там и в помине не было и быть не могло. Оплата наличными по курсу конъюнктурных услуг. И я хотела узнать у Романовской либо фамилию того врача, либо фамилию венеролога, который ее к нему направил.
— Ну
— Он был приятелем доктора Швайштейна, умершего в сорок девятом году, и длительное время поддерживал знакомство с вдовой, Екатериной Бенедиктовной Анисковец.
— Которая тоже умерла, — подхватил он. — Весело. Подозреваю, что и венеролог твой давно скончался. В нашей замечательной стране мужики долго не живут, а ведь ему уже должно быть лет восемьдесят, а то и больше. У тебя есть список знакомых Анисковец?
— Есть.
— Спорим на бутылку, что я тебе через два дня установлю фамилию венеролога?
— Сам же говорил, что пить вредно.
— А кто сказал, что я буду пить? Я выиграю у тебя бутылку, принесу домой и бережно поставлю в шкаф. Нехай себе стоит, пока не понадобится. Мало ли, гости придут или подарить кому-нибудь надо будет.
— Ты гнусный вымогатель. Ты же тоже работаешь по делу Анисковец, так что выполнять мои поручения — твоя прямая обязанность.
— Аська, с тобой невозможно! Ты готова убить самый романтический порыв. Мне стимул нужен, а не работа по обязанности. Если мы с тобой поспорим, у меня стимул появится. А так — скучно.
— Ага, тебе все веселье подавай. Ладно, уговорил, ставлю тебе бутылку, только найди его, пожалуйста. Я в этом деле совсем увязла, время идет, а ничего не сдвигается. Колобок уже начал косо на меня посматривать, тоже понять не может, почему все застряло. Заколдованное дело какое-то, ни одной приличной версии. Мифический врач — единственная зацепка.
Они еще немного поторговались насчет объема обещанной бутылки и марки коньяка, и Настя пошла к себе. Настроение у нее испортилось. Надежда, вспыхнувшая в ней во время разговора с Родченко, таяла на глазах. Романовская умерла. Врач-венеролог наверняка тоже умер. Она уже не сомневалась, что через два дня Коля Селуянов именно это ей и скажет. Анисковец убита. Оборваны все ниточки, которые могли бы привести к этому человеку, встречавшемуся много лет с Галиной Терехиной и теперь навещающему в больнице ее детей, прикрываясь наверняка вымышленным именем. К человеку, который после длительного перерыва вновь начал бывать у Екатерины Бенедиктовны, причем совсем незадолго до ее необъяснимой гибели.
Романовская умерла смертью обычной для сильно пьющего человека. Но очень уж вовремя. Не постарался ли и здесь неуловимый доктор дядя Саша? Настя поежилась, представив себе, что кропотливую работу по опросу знакомых и соседей погибшей, только что проведенную по факту смерти Анисковец, придется повторить по делу Романовской. Времени на это нужна уйма. Сил — тоже. А нет ни того, ни другого.
Сестра Марфа везла Галину Терехину в инвалидной коляске по огромному парку, окружающему дом инвалидов. Они гуляли уже давно, но если час назад сияло солнце, то теперь набежали облака и подул сильный холодный ветер. Галина зябко повела плечами.
— Холодно, — капризно сказала она. — Давай вернемся.
— Еще рано. Тебе нужно побольше бывать на воздухе, — возразила монахиня.
— Но я замерзла.
— Я принесу тебе
— Ну хорошо, только побыстрее, а то я простужусь.
Сестра Марфа поспешила в здание. Поднявшись на второй этаж, она открыла комнату Галины и стала перебирать вещи в шкафу в поисках теплой кофты и косынки на голову. Внезапно за спиной послышался шорох. Монахиня обернулась. Увидев знакомое лицо, она собралась было улыбнуться и поздороваться, но мужчина стремительно подошел к ней, и через мгновение сильные пальцы сомкнулись вокруг ее шеи. Хрипя и хватая ртом воздух, женщина успела понять только одно: она сейчас умрет.
Настя любила, когда дома ее ждал муж. Правда, случались моменты, когда она возвращалась домой в таком скверном расположении духа, что сама мысль о неизбежных разговорах за ужином казалась непереносимой и заставляла ее болезненно морщиться. Но бывало такое нечасто. Алексей, знающий ее много лет, еще со школьной скамьи, всегда умел точно чувствовать ее настроение и вовремя умолкать.
Сегодня расположение духа у Насти было далеко не самым радужным, но и не настолько тяжелым, чтобы не радоваться встрече с мужем, который после возвращения из командировки провел несколько дней у родителей в Жуковском и только теперь приехал в Москву.
Леша встретил ее надсадным кашлем и душераздирающим хлюпаньем в носу. Глаза покраснели, нос распух, и весь его облик являл собой живое воплощение страдания. В отличие от Насти болел он редко, состояние простуженности было для него непривычным и оттого раздражающим.
— Батюшки, — ахнула Настя, увидев любимого супруга. — Где это тебя так?
— В самолете, наверное, — натужно прохрипел Алексей. — Уже четвертый день маюсь, самый разгар. Чем ты лечишься обычно?
— Ничем, ты же знаешь. Жду, пока организм сам справится, нечего его баловать. Но тебе мои методы не подходят, тебя действительно надо интенсивно лечить. А у меня и нет ничего от простуды, — растерянно сказала она. — Что ж ты мне на работу не позвонил, не предупредил, я бы в аптеку заскочила. А теперь поздно уже, все закрыто.
— Ладно, до завтра перебьюсь, утром сам схожу. Пошли ужинать.
После ужина Настя заставила мужа попарить ноги с горчицей, засунула ему в уши марлевые тампоны с натертым луком — испытанное народное средство от насморка, а ступни намазала скипидарной мазью, натянув сверху теплые носки. Сама она никогда такое лечение не пробовала, но ей говорили, что должно помочь.
— Ты специально меня мучаешь, — страдальчески сипел Леша, дергая ногами, когда она натирала ему ступни остропахнущей мазью: он ужасно боялся щекотки. — Ты хочешь, чтобы я умер. Инквизиторша. Тебе нужно было родиться в средневековой Испании.
— Извини, промахнулась на пять веков, но я не нарочно. Лежи спокойно. Твоей смерти я не хочу. Кто меня кормить будет, если не ты?
— Корыстная эгоистка, — ворчал он.
Зато когда мучениям пришел конец, он завернулся в одеяло и почти сразу же сладко заснул. Настя на цыпочках вышла на кухню. Спать ей еще не хотелось, и она решила сначала помыть оставшуюся после ужина грязную посуду, а потом почитать. За последние несколько недель ей удалось купить десятка полтора книг, которые ее заинтересовали, но времени открыть хотя бы одну из них пока так и не нашлось. Однако ее сладким мечтам о тихих полуночных посиделках с книжкой в руках не суждено было сбыться. Едва она успела закончить мыть посуду и вытереть руки полотенцем, как тихонько заверещал телефон, предусмотрительно установленный Настей на минимальную громкость.