Императорские изгнанники

Скэрроу Саймон

– Тебе лучше послать за хирургом…

Аполлоний издал низкий свист.

– Надо было принять мое предложение, когда я его сделал, а не упрямиться.

– Просто, на хрен, пошли за хирургом, пока он тебе сам не понадобился.

*******

Катон сидел на пне, пока хирург когорты осторожно снимал повязку. Кровь из раны высохла и впиталась в повязку, отчего слои слиплись, и Катон выругался, когда жгучая боль пронзила его глазное яблоко.

– Извини, господин. Я делаю все возможное.

– Да, но делай это осторожно, - прорычал Катон сквозь стиснутые

зубы.
– Я не хочу, чтобы ты вырвал его из глазницы.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет.
– Аполлоний улыбнулся.
– Не лучший вид для наших матрон. Что бы сказала Клавдия?

Катон отбил руки хирурга и повернулся, чтобы ткнуть пальцем в агента.

– Еще одна подобная выходка, и ты за это заплатишь.

– Прошу прощения, префект... Иногда я говорю раньше, прежде чем подумаю.

– Придет день… А пока я бы посоветовал тебе не испытывать свою судьбу.

– Принято к сведению. А вот и они.

Катон сдвинулся, чтобы посмотреть вверх по склону, и хирург зашипел, прежде чем заговорить с вынужденным почтением.
– Если бы вы могли оставаться неподвижным, господин, это было бы проще и менее болезненно, уверяю вас.

Сохраняя неподвижность, Катон наблюдал за тем, как Беникий и его люди вышли из аванпоста и проследовали мимо конных ауксиллариев, ожидавших на небольшом расстоянии. Они двигались настороженно, пока не отдалились от всадников, а затем ускорили шаг, направляясь вниз по склону к лесу в метрах восьмистах от них. Массимилиан подождал, пока они уйдут, и приказал половине своих людей собраться и повел их к воротам.

– Последний кусочек..., - пробормотал хирург, снимая лоскут ткани.

– И ничего. Я ничего не вижу, - сказал Катон.

– Вы и не сможете, господин. Глаз весь в запекшейся крови. Веки слиплись. Еще и отек. Мужчина достал свою флягу и налил немного воды на чистый рулон ткани из сумки с перевязочными материалами, затем начал промокать вокруг глазницы.
– Так лучше, рана очищается...
– Он поработал еще немного, затем откинулся назад.
– Попробуйте открыть его, господин.

Катон напрягся, безуспешно пытаясь поднять веко. Он заметил, как вздрогнул хирург.

– Что? В чем дело?

– Там…он поврежден сильнее, чем я думал, господин. Мне нужно будет, как следует осмотреть его в лагерном госпитале, и сейчас вам потребуется больше отдыха.

– Он восстановится? Смогу ли я снова видеть им?

– Я … Я не знаю, господин. Только время покажет.

– Ты мне нихрена не помог. Наложи свежую повязку, и мы разберемся с этим, когда вернемся в Августис.

– Да, господин.

Хирург аккуратно обложил легкой тканью вокруг глазницы, наложил прокладку из льна и обмотал голову Катона новой повязкой. Когда он завязывал последний узел, со стороны заставы раздались крики. Мгновение спустя из форта выскочили несколько ауксиллариев и побежали к своим лошадям. Произошла короткая перепалка, после чего они и большинство людей, ожидавших снаружи, пустили своих коней в галоп по склону в сторону разбойников, которые все еще находились в двухстах шагах или около того от линии деревьев.

– Что во имя Плутона … - Катон вскочил.
– Что там задумал Массимилиан?

Аполлоний прищурился, глядя на всадников.
– Я не вижу его. Должно быть, он все еще внутри заставы. Нет! Вот он.

Катон узнал центуриона по его гребневому шлему, когда тот выбежал из ворот и вскочил на коня. Он схватил поводья и помчался за вспомогательными всадниками, у которых уже была хорошая фора.

– О нет...- Катон вспомнил сцену внутри аванпоста. Забитых лошадей, тела убитых и двух солдат, которых замучили до смерти. Он бросился бежать по склону, крича: - Стоять! Глупцы! Стоять! Я приказываю вам остановиться!

Но его слова заглушил стук копыт и дикие боевые крики ауксиллариев, выхвативших длинные мечи, а затем крики тревоги разбойников, когда они обернулись и увидели всадников, скачущих к ним галопом. Беникий жестом подозвал своих сторонников, и они бросились бежать, но Катон видел, что они не успеют вовремя добраться до деревьев. Он чувствовал, что его легкие горят от усилий, затраченных на бег в доспехах, а сердце бешено колотилось о ребра.

Первый из ауксиллариев настиг разбойника, который отставал от остальных. Его меч поднялся, а затем обрушился на добычу и глубоко прорубил шею, почти отрубив голову. Разбойник упал, а всадник галопом помчался к следующему человеку.

Пока Катон бежал, он мог только с ужасом смотреть, как конные ауксилларии вклиниваются в ряды разбойников, нещадно рубя их. Только Беникий и еще несколько человек сумели добраться до деревьев и скрыться в тени чащи. К тому времени, когда Катон добрался до места происшествия, остальные разбойники были зверски зарублены, или оставались лежать ранеными на склоне. Массимилиан остановился на краю бойни, его лицо было белым от ярости.

– Что вы наделали?
– прорычал Катон, поднимаясь на ноги, широко раскинув руки и сжав кулаки. Он сделал несколько глубоких вдохов.
– Вы Хароновы идиоты! Я дал слово, что им не причинят вреда. Вы обесчестили меня... обесчестили Рим!
– Он беспомощно покачал головой.

Ауксилларии смотрели в ответ, в их руках были окровавленные мечи. Один из них размахивал своим оружием.

– Они заслужили этого, господин. Вы видели, что они там натворили!

– Закрой свой рот!
– Катон взревел - Ты дурак! Мы могли бы заключить с ними мир. Мы могли бы спасти жизни. А теперь?
– Он прижал кулаки ко лбу.
– Теперь они будут сражаться до конца. Мира быть не может. Только кровопролитие... кровь зальет весь остров, пока все не закончится.
– Он оглядел своих людей.
– Будьте вы прокляты, глупцы. Будь проклят каждый из вас за то, что вы навлекли на всех нас!

– Подождите!
– Массимилиан указал на одного из разбойников, которого Катон считал мертвым. Он полз от места бойни сквозь заросли травы, когда центурион направился к нему.
– Этот еще жив!

Он наклонился, чтобы перевернуть разбойника на спину.

– Это Кальгарнон.

*************

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

На следующее утро хирург осторожно снял повязку и наклонил голову Катона так, чтобы свет падал через окно скромного блока валетодинариума форта. Прежде чем вынести вердикт, он на мгновение пристально посмотрел в глаза.