Империя. Цинхай
Шрифт:
Дами рассеяно слушала Энди, толкующего ей о том, как планировал когда-то тот или иной флигель дворца, как начал увеличивать его лет двадцать назад, когда не было ещё галереи, того крыла, где размещались теперь гости. Архитектор-европеец предложил ему создать несколько проходов по типу французской застройки XVII века, в духе классицизма, отталкиваясь от созданных для королей макетов Луи Лево.
– … сад же я не хотел делать европейским, - вел жену Энди, рассказывая, - французские сады слишком скучны. Да и у них всё это называется парками, с математически вымеренными дорожками и стриженными кустами. Знаешь, чем отличаются западные парки от восточных?
– Восточных? – постаралась слушать его Дами, отвлекаясь от своих мыслей. – Нет, не знаю.
– Западные рассчитаны на то, чтобы смотреться красиво с определенной точки. Они статичны, замершие для того, чтобы создавать впечатление
– Какие?
– Есть те, которых интересно изучать, узнавать глубже, рассматривать ото всюду, они, как восточный сад, не меняются в зависимости от ракурса. Они не зависят от чьей-то точки зрения, они личности. А есть люди-западные-парки, на которых надо смотреть со стороны, потому что если исказить перспективу, то упрешься во что-то плоское и бессмысленное. – Дами задумалась, настораживаясь, к чему он начал раскладывать всё по полочкам, как психолог? Но Энди успокоил её, спросив: - Как ты думаешь, я сад или парк? Для тебя.
– Для меня? – Девушка чуточку растерялась, поскольку большую часть философии супруга упустила из вида. Взяв его за руку, она смущенно улыбнулась. – Пока что ты для меня тёмный лес. – Энди понравился этот ответ, и он рассмеялся, приятно отметив умение Дами быть оригинальной и шутливой, когда её ничто не сковывает.
Сандо хотел, как обычно, взять еду с кухни и пойти перекусить в их с Джином комнате. Ему не нравилось есть даже в компании персонала, обслуживающего дворец. Нет, он мог бы, и не считал себя выше них, Сандо был не из тех, кто заносится в чем-либо, кроме разве что умений в боевых искусствах. Ему было одинаково всё равно, с нищим делить стол или императором Японии, но по душе молодому мужчине было уединение и одиночество, или близкий друг в качестве собеседника. Но никак не посторонние.
Спустившись по лестнице, он прошёл по короткому коридору, выходя в промежуточное помещение, где хранились чистые полотенца для кухни, высокой стопкой стояли тазы, а рядом большие кастрюли. На длинном столе вдоль всей стены стояли закрывающиеся на защелки банки с крупами, висели венички трав-специй, трав-чаёв, трав-зелени для салатов. Дверцы под столом, отделанные дубовым шпоном, были закрыты, а одна из полок над столом была открыта и в ней что-то искала Николь. Приподнявшись на цыпочки, она лезла на самый верх, выгибая спину и протягивая руку так сильно, что видно было напряжение мышц на боку, обнажившемся от поднявшегося топа. Ступни Николь были босыми, и казались удивительно маленькими. Сандо остановился, понимая, что не пройдёт мимо неё, не привлекая к себе внимания. Пока что, застывший, он был незамечен, заглушенный шумной вознёй Николь. Но вот, слегка повернув голову, чтобы взглянуть в другой угол полки, краем глаза она заметила кого-то в проходе, и моментально бросила своё занятие, вставая на ноги ровно. Через секунду она поняла, кто стоит в двух метрах от неё. Они молча посмотрели друг на друга, после чего Николь сморщила нос и сразу же стала выглядеть, как разъяренная орлица. «Нет, скорее сорокопут, - подумал Сандо, - эта маленькая и на вид безобидная птичка, которая умеет подражать пению других птиц, заманивая их на шипы и колючки, насаживая жертвы на эти маленькие колышки и расправляясь своим острым клювом». Выражения глаз Николь было ему достаточно,
– Чего уставился? – как обычно, начала девушка с атаки.
– А разве тебе это не нравится? Что я смотрю на тебя? – не повёл и бровью Сандо, не скрестил руки на груди, как обычно встают в позу. Он просто стоял, прислонив плечо к косяку.
– Мне нравится, когда мужчины смотрят на женщин так, будто они мужчины, а не евнухи, - фыркнула Николь.
– Поэтому ты пришла туда, где изволит кушать евнух и перегородила собой проход? В поисках горячего мужского взгляда? Это его ты ищешь на верхней полке?
– Как же я могу что-либо перегородить своим костлявым задом? – шипя процитировала Николь, его же, Сандо, слова, сказанные о ней. Прищурившись, она окинула взором вокруг себя пространство, показывая, что там могут пройти двое таких, как он. Наёмник пожал плечами, прекрасно видя, что он спокойно пройдёт мимо неё, но близость будет опасная. Если они не почувствуют тел друг друга, то уж тепло или холод, которое излучает то или иное, зацепит точно. Странно, но стоило Николь начать беситься и упоминать свой костлявый зад, как Сандо почувствовал легкое возбуждение. Как всегда перенося тяжелее его равнодушие, нежели оскорбления или сарказм, Николь сжала кулаки и попыталась, хоть раз, вытерпеть отсутствие тяги к себе со стороны того, кто её так будоражил. – Я хотела выпить кофе, за ним и лезла. Но не смогла дотянуться.
Сандо тронулся с места и, надвигаясь на Николь, плавно, но очень твердо подошёл к ней впритык, но даже тогда не остановился. Будто её не было у стола, он словно хотел встать на её место, разве что не наступив ей на ноги. Вмазанная им спиной к столу сзади себя, девушка задохнулась от груди, которая затмила ей свет и уперлась прямо в лицо, так что пришлось откинуть голову назад. Сандо безмятежно протянул руку за банкой с молотым кофе и достал его, отступив на какие-то десять сантиметров, только для того, чтобы сунуть кофе в руку Николь. Она судорожно ухватилась за неё, онемевшая, глазевшая на наёмника. Он был так близко и так бессмысленно около, что от желания получить поцелуй скрежетали зубы. У неё задергалась какая-то мышца пресса от напряжения. Кофейного цвета кожа Сандо пришлась бы ей по вкусу сейчас лучше. Можно даже не сыпать сахар, она оближет это так, до дна, пока не появится кофейная гуща. Сглотнув, девушка почувствовала, как по ложбинке позвоночника стекает капля пота. Опустив глаза к банке, она придумывала, что бы сказать ему, чтобы расшевелить, заставить заинтересоваться ею, привлечь к себе, влюбить, черт возьми, хотя бы возбудить так, чтобы он – он сам – на неё накинулся, прижав где-нибудь не для того, чтобы поиздеваться, а чтобы утолить свой пыл.
– Я хотела не тот сорт кофе, - сунула она ему банку обратно. – Достань другую, - подняла она глаза выше. Губы Сандо косо поползли в бок, образовывая коварно-ироничную ухмылку. Продолжить эту игру в межстрочное содержание? Если бы она сказала прямо «облапай меня» или «прижмись ко мне сильнее», было бы ему так же интересно? Мужчина поднял одну руку, чтобы поставить банку на место, а другую, чтобы достать следующую. Плечи развернулись во всю ширину, накрыв Николь плотным ставнем от окна, что осталось за спиной Сандо. Привстав на цыпочки, она не выдержала и впилась губами в его шею, дразнившую её слишком смело. Николь впилась так, что позавидовали бы вурдалаки. Если бы не выдержка воина, тот вскрикнул бы, потому что девушка даже прикусила кожу. Но Сандо, поставив второй сорт кофе на стол рядом с напавшей на него, схватил её за плечи и отвел от себя. Николь стоило моральных усилий не обвить его руками и не прижаться обратно. Наёмник тронул влажный след на шее и посмотрел на пальцы, убеждаясь, что прикусили не до крови. Николь с разочарованием заметила, что не осталось и скромного засоса. Совершено не чувствительная дубленая кожа! Животное, а не мужчина!
– Ты никак не передумаешь насчет секса со мной? – стойко полюбопытствовал Сандо.
– Ты всё равно меня захочешь, рано или поздно, - скорее горько, чем уверенно заявила Николь. – И придёшь сам, и просить будешь, а я не дам!
– А ты и так не дашь, поэтому я и не ведусь, - подавил зевок Сандо, показывая, что намерен уйти.
– Кто тебе сказал?! – удивилась Николь, схватив его за запястье.
– А что, это не так? Тогда расстегивай брюки.
– Что?! Прямо здесь? – посмотрела на обе двери справа и слева девушка. – Тут люди ходят! – Сандо ловко расстегнул пряжку ремня, в два движения, и взялся за ширинку.