Империя. Цинхай

Чеснокова Юлия Олеговна

– В душ. – Он оглянулся. – Опять со мной хочешь? Там придётся раздеться. Самой.

– Тогда я лучше приду к тебе ночью. В спальне меня разденешь?

– Вообще-то, я делю комнату с Джином.

– Ты его смущаешься?

– Я? У кого-то защемило… затряслись поджилки спустить исподнее на кухне, и ты винишь в трусости меня?

– Я не испугалась! – Николь уже гневно и тяжело дышала. – Было изначально понятно, что ты ничего не доведёшь до конца! Ты провоцировал меня, но не был готов дойти до секса сам!

– Хорошо, если тебе так угодно – не был готов я.

– Мне так не угодно! – топнула ногой Николь.

– Женщина, как тебя понять?!

– Никак! – обиделась девушка на то, что с ней согласились в том, что она требовала опровергнуть, поэтому развернулась и стала уходить сама. Но она не могла уйти добровольно, пока Сандо стоял на месте. Она вообще не могла долго находиться там, где его нет. Вот уйдёт она, и что дальше? Будет искать его, и сочинять, как снова с ним столкнуться. Он возбуждал её физически до такой степени, что всё воображение ежеминутно было занято им, и эти неугомонные, неудовлетворяемые фантазии перетекали в ненависть и желчь. Раньше на неё так действовал только Николас, в этом Сандо был прав. Нездоровые и кровосмесительные мечты проскакивали в её

мыслях, когда ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Гормоны тому виной или отсутствие любви со стороны близких, Николь не могла сказать. Тогда ещё старший брат был наёмником, редко появлялся дома, и каждое его появление становилось приездом сказочного принца, непобедимого героя, идеального парня, которым был доволен до самозабвения отец, - в ту пору он ещё умел быть чем-то доволен, - но осознание родства и извращенности физической любви между сестрой и братом никогда не позволяли девушке переходить рамки, а потом она и переросла те девиации.

Остановившись, Николь бросила:

– Я приду ночью.

Сандо уже сам шёл подальше отсюда, когда услышал это. И только со второго раза до него дошло, что Энди ещё нет во дворце, он не вернулся, а значит, Джин покинет их спальню и будет проводить ночь с Дами. Николь придёт и не обнаружит соседа по комнате. В первую очередь решит, что Сандо попросил того удалиться, чтобы всё-таки овладеть ею. Нестрашно, но не хотелось бы подарить такую радость этой стерве. Но потом она может заподозрить неладное, проявить любопытство, требовать сказать, где напарник – да что угодно она могла выкинуть, ведь это Николь, девчонка, которой давно пора замуж, но она предпочитает играть в охотника – добычу, храня девственность, совершая сумасбродные вылазки в мужские апартаменты и поджимая хвост, когда ей соглашаются дать то, зачем она приходит. Николь ненормальная, и не хватало ещё, чтобы она навела шум в их с Джином спальне. Вообще ей там нечего делать, а отговорить самого Джина уходить этой ночью вряд ли возможно, он не упустит шанса, пока хозяина нет в доме, пока супруга нет в постели. Сандо, привыкший каменным лицом отражать любые события, даже попадание пули в ладонь, никак не выдал растерянность и усиленную рассудочную потугу. Куда кого деть, куда деться самому?

– Я приду к тебе сам, - сказал он, придя к выводу, что это наилучшее решение. Николь удивленно приподняла брови, на миг став такой, какой ему становилось излишне приятно её видеть, слабой, беззащитной и милой, которую с удовольствием бы понёс на плече в свою кровать без скандалов. Но сразу же вернулось её выражение надменной гадюки, предпочитающей трепать всем нервы, лишь бы её не заподозрили в уязвимости.

– Я разве тебя звала к себе?

– Ну, тогда не пустишь. Какие проблемы? На что ты надеешься, унизить меня? Задеть? Я слишком угловат для твоих лабиринтов сознания, я всего лишь тот самый тупой самец-мужик, которого ты так ищешь во мне, или по жизни… И если меня манят – я приду, прогонят – я уйду.

– Как собака…

– Собаки отличаются преданностью. Я люблю, когда меня сравнивают с животными.

– Даже если со свиньёй?

– Считать это оскорблением может только тот, кто завидует количеству жирка на её бёдрах.

– Ублюдок! – прошипела Николь, срываясь прочь. Теперь она могла уйти, он же сказал, что придёт сам… За первым же углом она притормозила. Или пошутил? Или не придёт? Или она будет ждать, а это он поиздевается над ней? Нужно было уточнить час, в котором он собирался нагрянуть. Было бы лучше, если бы она настояла на том, что придёт сама! Всё зависело бы от неё. Когда полагаешься на мужчин – они всё делают не так, не вовремя, не так как надо. Со сколькими она пыталась флиртовать и ходить на свидания! И ни к чему это не приводило. Один опаздывал, другой приносил цветы, которые она совершенно не любит – а она не любит цветы в принципе, - третий называл её солнышком, что её ужасно раздражало, четвёртый щёлкал пальцами, пятый хронически шмыгал носом, втягивая шумно воздух из-за какого-то гайморита, шестой клал руку ей на ногу, почти на бедро, и принимался мять и поглаживать. Аж кожа начинала чесаться от его поглаживаний и наминаний. Седьмой целовался без языка, постоянно, не решался загрести Николь в охапку и зацеловать до самых гланд, чтобы голова пошла кругом. Нет, он чмокал своими губами, и даже когда Николь сама начинала вводить язык в процесс поцелуя, принимал это, как должное, но в следующий раз никакого урока для себя не изымал. В восьмом было целое собрание подобных недостатков, девятый любил кривляться и рассказывать анекдоты, изображая в ролях и лицах. На его беду в ту пору Николас уже был дома, и, приходя со свиданий, видя своего брата, хладнокровного, неговорливого, спокойного и смеющегося крайне редко, Николь понимала, что не пойдёт больше ни на одну прогулку с этим арлекином. Десятый продержался долго, они даже оказывались в постели и занимались петтингом, и вообще всё шло к тому, чтобы дойди до предела, финала, кульминации отношений, но десятый слишком долго чего-то ждал. Устраивал романтические вечера, водил её в кино, рестораны, они на выходные оставались одни в его доме, и Николь в тайном нетерпении предвкушала, как он бросит её на лопатки и овладеет ей. Но он не овладел, а только мягко подводил её к кровати, целовал, целовал, целовал, снимал платье, целовал, целовал, целовал, расстёгивал бюстгальтер, любовался на её миниатюрную грудь и… целовал её, целовал, целовал. Когда он стал опускаться поцелуями к животу, месту, которое было столь чувствительным у Николь, что её корчило от щекотки, а не от удовольствия к касанию «эрогенной зоны», она отодвинула от себя его голову, надела всё обратно и ушла, потому что от его затянувшейся прелюдии тошнило, потому что она была готова, едва переступив порог спальни, а через полтора часа разминки она в гробу видела секс и этого парня.

Одиннадцатый промелькнул назойливым вихрем, двенадцатый достал разговорами о своей новой купленной машине, чью панель управления поглаживал беспрестанно, когда подвозил Николь к дому, и они прощались. До того завязли на зубах хвалы его лошадям под капотом, что до сих пор ещё мутило от этого жеребца. И вот, после полугодовалого затворничества наедине с братьями и сестрами, Николь высунула нос обратно в мир, устав листать журналы, смотреть сериалы, выпивать с подругами, приходящими к ней, покрывать матом и злословием весь противоположный пол. И сердце её заколотилось в тринадцатый раз. Очень удачное число, очень… Сандо мог уже ничего не делать вообще, потому что Николь раздражалась от одного предвкушения очередного раздражения. Она знала, что всё обречено на провал, что ей не угодит и этот, что он такой же

тупорылый и недогадливый, как все, что он наверняка имеет за душой какой-нибудь жуткий недостаток, какую-нибудь привычку, от которой её вот-вот начнёт воротить. Но он был наёмником, как когда-то Николас, он был выдержанным и непробиваемым, как Николас, он был жутко сексуальным, как Николас. И у него вообще никаких привычек не было!

Николь упала на подушку лицом и, хотя не плача навзрыд, пролила пару гневных истерических слёз. Он не придёт, и она возненавидит его ещё сильнее, и плавно эта ненависть, как и все прежние разы, перейдёт в остывание страсти, а потом и невозможность терпеть Сандо рядом. Некоторые из её «бывших» искренне считали, что позлить девушку – это прикольно, так разгорается огонь, и она становится дикой и зажигательной. Чёрта-с два, если Николь злилась один раз – это ещё ничего, но если она злилась раз за разом, то постепенно всё перегорало и сил чувствовать что-то хорошее к человеку не оставалось. Оставалось равнодушие и обида. За то, что её, несносную и безумную, никак не могут понять.

Сандо лежал и не хотел смотреть на время. По договорённости через тайные и зашифрованные записки с Дами об очередном проникновении в её спальню, Джин ушёл. Их смена закончилась в час, госпожа Лау должна была захотеть прогуляться до террасы, якобы не в силах уснуть без мужа, волнуясь за него. Марк и Джексон ушли сопровождать её подышать ночным воздухом, пока любовник пробирался в альков, запретный для вторжения. Но ведомы ли влюблённым запреты? Судя по тому, что уже прошло не менее получаса, а никакого крика не поднялось, всё совершилось гладко. Была ли здесь Николь, пока они додежуривали свои последние часы? Знала ли она, что они заняты? Ждёт ли она его теперь? Сандо не выдержал и повернул лицо. Близится к двум. Пойти к ней? Он ведь сказал, что явится сам для отвода глаз. Красиво ли нарушить слово? Нет. Да только разве это было слово? Так, брошенная отговорка. Да он и не знал толком, где её спальня, хотя наёмнику сориентироваться и вычислить – пятиминутная задачка. И всё-таки, ждёт ли Николь? Если ждёт, то ужасно не хотелось без причины заставлять её думать, будто он не держит обещаний, а если она не приняла это всерьёз, то заявиться к ней довольно глупо. Чем он рискует, если сходит и проверит? Тем, что девчонка надумает себе лишнего? Пусть надумывает, главное, что это по факту не так. Она ему безразлична. Разве что физиология откликается на естественные потребности, но не оскопить же себя Сандо должен, чтобы стать совсем непроницаемым? Он сел, поставив локти на колени и подложив под подбородок правый кулак. «А если она ждёт, я приду, она решится потрахаться, начнёт требовать её… отыметь, а она девственница, а я не хочу быть у неё первым, мне придётся отступить? Мне придётся капитулировать? Лучше не идти тогда, - размышлял Сандо, - лучше отсидеться, да, она может прийти сама, злой мегерой жалуясь, что я нарушил обещание, но так у нас с ней хотя бы не дойдёт ни до чего. А если пойду сам… зачем я туда вообще пойду, если не собираюсь потрахаться? Девственница, она девочка, какой бы оторвой и придурошной не была. А я не только наёмник, но и золотой, я не буду вскрывать невинную киску только потому, что можно. Я несу ответственность за свои поступки, а за Николь я нести ответственность не хочу. Она не беззащитна и не одинока, у неё есть Николас. Я нужен более обделенным». Сандо завалился на подушку, обратно, закрыв веки.

Николь незадолго до полуночи прошла мимо спальни Сандо и Джина в одну и в другую сторону. Было темно и тихо. Она не станет стучать и проверять, ведь ей сказано, что к ней придут. Впрочем, зачем считаться с чьими-то словами, она поступает так, как считает нужным. Было бы здорово опять побесить этого непоколебимого воина, заявившись вопреки уговору. Прокравшись для верности к коридору, идущему вдоль спальни молодой госпожи Лау, она увидела интересующий её объект на страже. Значит, он просто ещё занят… Николь вернулась к себе и попыталась посчитать, приобщая пальцы, когда должен освободиться Сандо? Вычислив примерно, что на всю ночь он точно не останется у дверей жены Энди, девушка приготовилась просто ждать, благо что во всём остальном она была готова – приняла ванную, вымыла голову, уложила волосы, перекрасила все двадцать ногтей в один серебряный цвет, подвела глаза, надела новые трусики. Мало ли что? Вдруг просто придётся раздеться? Вдруг просто заиграются, и Сандо заберётся куда-нибудь там ей рукой? Николь закусила губу и переплела ноги, чувствуя, что терпение не сильная её сторона. Время шло, и когда перешагнул час, девушка заходила по комнате, думая, раздеваться и ложиться, или ждать? В одиночестве невыносимо. Её всегда успокаивал и утешал Николас, а он утром уезжает, почему бы не привалиться привычно к нему под бок перед разлукой на неопределенное время? Младшая дочь Дзи-си вышла из своей комнаты и, не ходя далеко, уперлась в соседнюю дверь. Без стука открыв её, как обычно, она застыла на пороге. На Николасе верхом сидела девушка, чьи распущенные волосы скрывали профиль, растрёпанные и похотливо разметавшиеся. Одеяло прикрывало только ноги брата, а всё остальное было обнажённым, кроме той части, что была внутри девушки, стонущей в роли наездницы. Николь не была в шоке, она и раньше видела подобное, она любила подглядывать когда-то за Николасом, наслаждаясь картиной, недостижимым для неё положением партнёрши брата по сексу.

Некоторое время её никто не замечал, и Николь, ввергаемая в агонию экстаза стонами и шлепками сталкивающихся тел, впитывала в себя занятие любовью, пытаясь удовлетвориться этим, но становилось только хуже – хотелось участвовать, а не наблюдать. Она подумала о Сандо, который не приходил, и о том, как они могли бы вот так же… Николас перевёл глаза, и увидел сестру. Он тоже не впервые замечал, что она имеет свойство подсматривать за его развлечениями. Он улыбнулся заметно лишь ей одной, не прекращая двигать бёдрами, не останавливаясь. Его ладони легли на грудь той, что подпрыгивала на нём, неизвестно, кого так яростно желая ублажить – себя или его? Николь узнала Джессику, не замечавшую свидетельницу соития. Николас потянул ту на себя, чтобы она опустила лицо и точно не увидела третьей лишней. Соединившись глазами с сестрой, он стиснул зубы и, не отрывая взгляда, быстро дошёл до оргазма. Николь словно ощутила горячую волну внизу живота, представляя, как это сладко, когда внутри тебя взрывается от удовольствия мужчина, когда это вот такой мужчина. В его глазах она видела любовь к себе, пусть братскую, но такую сильную, что с ней ни что не шло в сравнение. Облегчение открылось внезапно. Да, лучше стоять здесь, в стороне, и понимать, что тебя любит Николас, чем сношаться с ним осознавая, что даром ему не сдалась. Ответив понимающей и понятой улыбкой, Николь беззвучно покинула спальню брата, вернувшись к себе.