Имперский престол
Шрифт:
— Я добавлю, — сказал я, как только Лука закончил читать описание сущности вопроса. — Новый посол, сын старого, Абдулсалам Аль Дарьюш, он настроен только на мир и союз. И причина подобного в том, что турки решили воевать персов. Большое войско султана готовится ударить в ереванском направлении, или на Богдад. Может так быть, что случится два удара. У султана освободились войска, а он и без того готовился к войне с персами. Вот и хочет Аббас союза.
— Говорите, бояре! — пригласил я собравшихся мужчин к обсуждению проблемы.
По введенной негласной традиции,
— Государь-император, — поклонился Михаил Игнатьевич. — Спаси Христос боярина Захария Петровича, благодаря его людям, есть о чем говорить.
Захарий Ляпунов встал и степенно поклонился. Я было хотел сказать, что это хороший пример, когда службы сотрудничают для всеобщей выгоды и блага, но не стал встревать.
— Аббас смущен и малодушничает. Он боится османов крепко. От того, готов на все, только чтобы не проиграть войну. При любом случае, сразу же начнет переговоры и может предложить дань даже без поражений [в РИ Аббас даже не проиграв войну, согласился на выплаты шелком османам]. Шах хочет закрыться нашими войсками, видать, победы над ляхами дали ему разумение, что мы можем так же и с туркой.
— А мы сможем? Михаил Васильевич? — обратился я к Скопину-Шуйскому.
— Государь-император, — по традиции головной воевода встал, поклонился и только после отвечал. — Не скажу, что любое решение исполнится в тот же час, проблемы есть. У нас мало пороха, войска истощены, нужно больше отдыха и подготовить пополнения. Так что вместо персов воевать нельзя, а вместе с ними, в одном ряду, можно.
Умница. Нравится он мне. Мудрость какая-то проступает в этом еще молодом человеке, говорит без лжи и фальши, но, хочется верить, выполнит все, что нужно.
— Твои мысли, Семен Васильевич, — передал я слово приказному воеводе Приказа Иноземных дел.
— … Есть опасность, что султан объявит и нам войну. Не сейчас, позже, — сказал Головин.
— Они и так объявят войну, как только будут к ней готовы. Не оставят же турки без своего участия Крымское ханство. А там, без нас не обошлось. Как там, Семен Васильевич, наш друг Тохтамыш? — продолжил я разговор с приказным боярином Головиным.
— Установил свою власть. Мало того, часть башкир остались с ним и послали за своими семьями, — сообщил боярин.
— О, как! — удивился я. — Это еще обдумать нужно.
Хотя что тут обдумывать, если подобное предусматривалось, как одна из вероятностных линий в истории Крыма. Хану не хватает воинов и привлечь к себе башкир для него отличный вариант. Для него. А для нас?
— Запретить! — сказал я, решив не откладывать в долгий ящик принятия решений. — Пусть башкиры присылают пятнадцать тысяч, но через полгода меняют. Семьи тогда получатся в заложниках и умысла супротив нас не будет.
Я подумал, что нельзя усиливать Тохтамыша. Башкиры в Крыму очень быстро станут татарами. У них много общего, как и исторические
— А не будет так, что башкиры, пребывая по полгода в Крыму все поголовно станут друзьями татарвы? — задал резонный вопрос боярин Шеин.
— Может и так статься. Токмо нужно работать со старейшинами, завлекать их, показывать свою силу. Вот и на войну с туркой взять башкир, — сказал Татищев.
— Мы еще не решили отправлять свое войско, — напомнил я, посмотрел на Волынского и обратился к нему. — Что скажешь, Степан Иванович? Ты с башкирами много общался, не станет так, что те воины, которые пошли с ханом, предадут и станут супротив нас?
— Государь-император, — Волынский поклонился. — Всякое может быть, но башкиры не бросят своих кочевий на юге Урала. Там калмыки будут, которые, если многие башкиры станут в Крыму жить, выбьют соперников своих.
Плохо, когда твои подданные ссорятся и даже воюют. Башкиры и калмыки между собой режутся, будто и не в одном государстве живут. И я был согласен с выводами Волынского, что башкирам придется в любом случае действовать с оглядкой на Москву, тем более такую сильную. Поэтому пусть резвятся в Крыму, они пока и есть наше влияние на ханство.
— Заслушаем посла от Аббаса, да продолжим опосля обсуждать, — сказал я и повелел Луке пригласить Абдулсалама Аль Дарьюша.
Этого мужчину я уже видел. Как бы назвали в будущем, наш разговор с послом состоялся «на ногах». Буквально полчаса я принимал Абдулсалама, чтобы сложить свое мнение о новом представителе шаха, ну и услышать линию, которую намеривался продвигать посол.
Абдулсалам был если не копией своего почившего отца, то сильно похожим на него, как внешне, так и манерами вести переговоры. Доброжелательный, в меру льстивый и учтивый, без чего я не представлял бы себе посла из восточной страны. Внешность незаурядная, как для перса, для нашего взора, конечно сильно отличался от русского типа. Средний рост, черные, не карие, а именно, черные глаза, ничего примечательного в ином. А вот характер имел. И без дополнительного анализа становилось понятным, что он лучше умрет тут, ну или там, где оставил свой жизненный путь его отец, но союзнический договор подпишет.
Именно так. Абдулсалам Аль Дарьюш прибыл с договором, в который оставалось только вписать сущие мелочи: чего хочет Россия, ну и как именно я намереваюсь помогать своему брату в войне с османами и португальцами. Прозвучал даже не намек, а, вопреки ухищрением и хитрости, было сказано прямым текстом, что Дербент и Баку шах отдает и на наши предложения по Кахетии и Картли согласен. Хорошо ему, шаху Аббасу, отдавать, что и не принадлежит Персии, но и я особо много земельных приобретений в тех краях не хочу.