Инцидент
Шрифт:
– Пожалуйста, успокойся! – Один надрывный голос вдруг резко перекрывает монотонный рев толпы. Репортер оглядывается и камера следует за ее взглядом. У самого подножья низкой бетонной постройки, на которой расположилась съемочная группа, мужчина в сером плаще пытается вырвать свою руку у девушки. Она стоит спиной к камере, так что возраст точно определить оказывается невозможным, но судя по одежде, она молода. Девушка словно прижимает руку мужчины к своему лицу. У него по щекам текут слезы, он делает слабые попытки вырваться, выкрикивая ей: - Аня, Анечка! Пожалуйста, успокойся! Анечка, прошу тебя…
Люди вокруг с ужасом на лицах пятятся назад. Некоторые проявляют раздражение, отпихивая мужчину или девушку от себя и продолжая продвигаться к пункту эвакуации, но большинство все же пытается убежать в толпу. Когда мужчина падает назад, держа перед собой окровавленную кисть и содрогаясь в приступах плача, все уже разбегаются подальше, вереща в панике.
– Ее сними! – Раздается еле слышимый голос репортерши.
Камера берет в крупный план девушку, и та вдруг медленно оборачивается. Она всего лишь подросток, лет семнадцати. У нее прямые каштановые волосы. Легкая курточка расстегнута на груди. На лице, забрызганном кровью, нелепая гротескная скорбь. И перед тем как она вновь отворачивается от камеры, на миг кажется, что по ее щекам тоже текут слезы…
Егор Дьяченко (старший лейтенант ОМСН, во время инцидента - участник спасательных операций)
– Я знаю, что даже когда все эвакуационные пункты в Орле перестали функционировать, военные все равно продолжали вывозить незараженных людей. Вернувшись в город после спада заражения, мы находили много брошенных аванпостов, рассчитанных на долгое пребывание. – Он шумно сглатывает, разглядывая свои широкие ладони.
– Несмотря на провал в первый день на выездах все так же стояли КПП, оказывающие посильную помощь водителям. Специальные поисковые отряды, значит, собирали гражданских по улицам и отправляли их на вертушках в загородные зоны. Никто не собирался оставлять людей на произвол судьбы, даже когда эпидемия отбрасывала нас все дальше от города, истощая все ресурсы…
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
– Когда я чуть отошел от вылазки наружу, мы с Серегой поднялись на второй этаж, в аптеку за марлевыми масками и медицинскими перчатками. Ведь только в кино зомбо-болезнь передается исключительно через укус, а в жизни может зомбак на тебя чихнет и все, ты тоже глаза закатил и пошел живых грызть. К тому же в салоне маршрутки Серега видел на полу кровь, да и мало ли что с Саньком. Короче мы решили перестраховаться. По дороге нам встретился один зараженный, Серега уже по выработанной привычке саданул его битой по голове, но, к счастью, не убил… Если последствия удара битой по голове вообще можно считать счастьем… Аптека была в остекленном павильоне. Мы вдвоем разбили толстую стеклянную дверь, забрались внутрь и долго рыскали в темноте, ища все необходимое. Серега еще хотел каких-нибудь транквилизаторов Саньку взять, но так как ни он, ни я в этом ничего не понимали, отказался от этой идеи. Наконец, разжившись масками и перчатками, мы спустились к остальным.
– Пока я раздавал экипировку, Серега распределял наши места в маршрутке, чтобы мы не толпились у входа. Там, снаружи, каждая секунда будет дорога. За рулем по его замыслу должен был быть я, что меня, конечно же, несказанно обрадовало. – Он саркастично растягивает слово «несказанно».
– Это значило, что вся ответственность ложилась на мои плечи, и все шишки в случае чего достались бы тоже мне. Но с другой стороны, у Сереги водительского стажа почти не было, а я на отцовской «Тойоте» каждый день гонял.Так вот, со мной на переднем сиденье еще должны были ехать сам Серега, и между нами Юлька. Дураку ясно, что он хотел ее подальше от Санька отсадить. Самого Санька он попросил сесть отдельно от всех на самом заднем сиденье, а через проход от него должен был ехать Данила, как опекун для старушки. Ну и девчонки в салоне спереди. Как точно, я не запомнил – оно мне надо?
– И вот, мы надели маски с перчатками и ждем, пока зараженные разбредутся по стоянке, освободив нам путь к «Газели». Выглядели мы все нелепо, но, я думаю, это разумная плата за безопасность. Только Санек с его бледной кожей, пустыми глазами и кровавыми подтеками на одежде был похож на какого-то безумного хирурга. Мы и так все боялись к нему спиной повернуться, а в такой экипировке он уже вызывал иррациональный животный страх, как монстр из ужастика, и даже самовнушение, что опасаться пока нечего, не помогало.
Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)
Она стоит в тени пожелтевшего дерева и указывает вперед.
– Микроавтобус стоял там. Одним колесом почти на тротуаре.
Камера увеличивает место, на которое указывает Юлия. Картинка проходит через запустевшую стоянку, отгороженную от дороги узким тротуаром, и останавливается на сером асфальте, покрытом черными влажными пятнами.
– Передом он был направлен туда, к Дворянскому гнезду. – Камера вновь возвращается к Юлии. – То есть пассажирский вход был с нашей стороны. Все двери в маршрутке были распахнуты настежь. Нужно было просто пробежать через стоянку и запереться внутри, где зараженные нас бы уже не достали. По крайней мере, мы на это надеялись. Мы, стояли за витриной в ожидании удобного момента для рывка. Сережа, не сводя глаз с толпы зараженных, шепотом раздавал нам обязанности. Но я его, честно сказать, не слушала. Я провалилась в свои мысли, перебирая в голове все варианты того, что могло произойти со мной, когда окажусь снаружи. Сердце стучало так громко, что я буквально слышала его. Я думала, если мы пробежим – нас всех ждет большой куш, крупнейший выигрыш в жизни. Нас ждет спасение. Если кто-то упадет, я потеряю с этим человеком часть себя. Если упаду я, я потеряю все. Я думала о своих родителях и о том, что буду делать, когда вернусь домой. В мыслях я уже спаслась. Я думала о том спокойствии, которое наполнит меня, когда все закончится. И фантазии помогали отвлечься от страха.
– А потом в мои мысли неприятно ворвалась женщина- администратор, которую мы оставили наверху. Мы же просто бросали ее в «Коралле». Я посмотрела на остальных. Не знаю, помнил ли о ней кто-то еще, но они все стояли и слушали Сережу. И я тоже промолчала. Не сказала ни слова. Мы были на пороге спасения, и его отсрочка была бы мучительной. Женщина-администратор доставила бы нам немало проблем, нам бы пришлось тащить ее… Я придумывала себе оправдания. Но оправдания мне нет. Я промолчала, и мы бросили ее!
Юлия резко разворачивается и идет вверх по тротуару, так что оператор еле успевает поймать ее в фокус.
– Я не чувствовала ни сожаления ни жалости. Лишь что-то маленькое и полузадушенное во мне кричало, что это неправильно. Я не хотела ее спасать… да мне было просто наплевать на нее. – Юлия с саркастичной улыбкой на лице разводит руками. – Почему? Я не могу объяснить. Близость спасения или проснувшаяся жестокость? Отвращение к ее состоянию? Как я стала такой? Сережа бы спас ее, если бы вспомнил. Я уверена. Просто голова его была забита другим. А я… Я зачем-то взглянула на лестницу, ведущую наверх. Потом Сережа скомандовал бежать, и я рванула вслед за остальными, держа перед собой биту.
– Мир наполнился гвалтом и стенаниями зараженных. Впереди меня бежал Саша, но, не пробежав и пары метров, он вдруг начал замедляться и совсем остановился. Я ударилась об него плечом, но побежала дальше, а он так и остался стоять посреди стоянки, заполненной безумцами, тянущими к нему свои пальцы. Остальные также оббегали его, стараясь не обращать внимания. Только Данила, бежавший последним, потянул его за локоть, но Саша просто выдернул руку. Зараженные обступили их и Данила, что-то крикнув Саше напоследок, побежал к машине, расталкивая толпу перед собой битой. Я к тому времени уже оказалась у пассажирской двери кабины. Я не помнила, как добежала. Все мое внимание было направленно только на Сашу. Не понимая, что происходит, я как завороженная смотрела на него весь путь до машины и продолжала смотреть теперь. Оказавшийся рядом со мной Сережа с криками запихал меня в кабину. Когда я оглянулась, Саша все еще стоял на месте, возвышаясь над окружившими его зараженными. Он поднял свое обезображенное болезнью лицо кверху, щурясь от солнца. И хотя на нем была маска, я знала, что он улыбался…