Инцидент
Шрифт:
***
Юлия стоит в каком-то дворике на фоне серой кирпичной стены и курит тонкую сигарету. Судя по желтоватым предсумеречным ноткам в освещении, день уже подходит к концу и с того момента, когда было сделано предыдущее видео прошло немало времени.
– Это не любовь, нет… - Она смотрит куда-то в сторону. Когда она подносит сигарету ко рту, в этом жесте прослеживается некая неуверенность, наигранность, присущая начинающему курильщику. – Я вообще стараюсь не разбрасываться такими словами. Симпатия, влечение. Он был умный, веселый, симпатичный. С ним было интересно. Он был открытый, внимательный… Сережа, конечно, не был идеалом, но мне он нравился. А я нравилась ему. Я знаю это. Но разговора о близости мы никогда не заводили. Если только в шутку. Мне вообще кажется, что отношения между одногрупниками, как служебный роман, являются плохой идеей. И потом, ни я, ни он не были одиноки. Мы оба с кем-то встречались, считая, что эти отношения куда серьезнее тех, что могли бы быть между нами. Так что я и Сережа были просто друзьями с умеренным влечением друг к другу. Мы часто садились в институте за одну парту, беседовали на перерывах. Нам было весело и хорошо вместе. Но это всё. Больше ничего. – Она делает глубокую затяжку, выдыхает дым и умолкает, закусив нижнюю губу до болезненной белизны.
– Мне хотелось его нежности… - Юлия отводит глаза. – И я… даже спустя год, я скучаю по нему…
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
– Серега оглядывает нас и спокойным тихим голосом произносит: «Правда, ребят. Давайте пробовать выбираться. Сидя здесь мы ничего не добьемся». Тогда я подумал, что Юлька вернула нам прежнего Серегу. Он был таким как раньше, без суровой озабоченности за наши жизни, без приступов безумия. Обычный парень, мой одногрупник. Ленка спрашивает: «И как ты думаешь выбираться?». А Серега, всё ещё обнимающий Юльку за одно плечо отвечает: «Найдем машину, там, на улице их куча брошенных, доберемся до Московского шоссе или до объездной, а там уже разберемся». План был простой, без изысков и подробностей, но в нашем изолированном положении мы не могли себе позволить больше. Лично я, уже немного отдохнув, больше не испытывал прежнего страха перед выходом на улицу, однако с голыми руками идти не хотелось. Кто знает, сколько там зараженных накопилось? Так что я предложил вооружиться. Серега молча кивает головой и, дождавшись пока сидящие шумно встали из-за стола, неспеша, чтобы все поспевали за ним, направляется к лестнице. Я помню разочарование на лице Юльки, оставшейся без его объятий. – Виктор слегка улыбается.
– На этаж ниже был спортивный отдел, а значит и классическое оружие зомбоборцев – бейсбольные биты. Спускаешься, и прямо справа от лестничного проема, ведущего ещё ниже, расположен большой вход, закрытый рольставней. – Он пытается показать это руками, выставляя под углом ладони на столе. – Светя себе мобильниками, мы спускаемся и подходим к входу. В небольшом помещении без окон, окруженном павильонами, царила кромешная темнота. Шаги и бряцанье, как оказалось, доносившиеся со второго этажа, были отчетливее и оттого ещё более пугающими. Серега подергал рольставню. Ясен перец, отдел был закрыт, как и всё остальное в «Коралле», что можно было закрыть. И вдруг заорала Настя. Просто какой-то нечеловеческий визг, от которого у меня чуть сердце в пятки не рухнуло. Мы все поворачиваем головы, а она пятится назад от перил и светит мобильником на витрину, расположенную сразу слева от входа, над лестничным проемом. Там, за стеклом стоит скособоченный лысоватый мужик. Пустым взглядом несимметричных глаз тупо смотрит прямо на святящийся экран телефона, посиневшей рукой в витрину упирается, а из открытого рта тонкой струей кровь стекает. Увидев его, все разом вскрикнули, а я ещё и весь русский мат вспомнил. Просто в кромешной темноте увидеть такое, пусть и отделенное от тебя стеклом и провалом лестничного проема, сами понимаете. – Он, положив руку на грудь, качает головой.
– Оправившись от шока, Данила, по-прежнему не сводя глаз с зомбака, говорит: «На втором этаже кухонные ножи есть, можно их взять». Идея с бейсбольными битами провалилась, а внизу к тому же отдел никак не закрывается, так что предложение было неплохим. Хотя представить, что я отмахиваюсь от зараженных тесаком, вспарывая их плоть, я не мог. Это было как-то… это не вязалось с общим представлением того, как нужно действовать при нашествии зомби. А Серега подходит ближе к перилам, протягивает руку и кладет её на стекло прямо напротив лица зараженного, перекрывая ему свет от наших телефонов. Зомбяра будто встрепенулся, со стуком уперся лбом и второй рукой в витрину. По ходу заприметил под носом человечину и захотел хряпнуть. Серега спокойно руку убирает, оборачивается к нам и говорит: «Нет. Нам нужно держать их на расстоянии.» Затем глаза у него чуть побегали, и он быстро побежал обратно, на четвертый этаж, крикнув нам, чтобы мы подождали. Я тогда встал на то же место, где стоял Серега, и осветил зараженного, всё ещё липнувшего к стеклу.
Виктор в очередной раз нависает над столом. Руки он держит на уровне подбородка, сцепленными между собой.
– Когда мы расшвыривали тех детей на улице, я не обращал на них внимания и не задумывался о том, кто они. Я не помню пола или примерного возраста ни одного ребенка, которого снес на своем пути. Тогда мы были в панике, нужно было выживать. Времени на философские размышления не было. Но теперь, зараженный был передо мной, как лев в зоопарке. Он мог сколько угодно биться в стекло, желая достать меня, но у него вряд ли что-нибудь вышло. Так что я имел отличную возможность разглядеть его. Это был мужчина в светлой рубашке и темных брюках. Возраст определить было сложно из-за недостаточности освещения и скрутивших его лицо спазмов. Однако на голове уже блестела заметная лысина, под которой как будто что-то двигалось. Он спокойно стоял, прислонившись к стеклу, его темные глаза, не мигая, смотрели на экран моего мобильного. Он был относительно безопасен. И я даже испытал к нему симпатию. Знаете…
Виктор умолкает, опускает взгляд и улыбается своим мыслям.
– В фильмах и играх не принято рассказывать о прошлой жизни зомби. Об этом может упоминуться вскользь, но в большинстве случаев зомби – лишь мясо, стоящее на пути главных героев. И тебе кажется, что так и должно быть. Это не отвлекает от основного сюжета. Но оказавшись лицом к лицу с этим мясом, ты меняешь своё мнение. Вообще, я во многом поменял свои взгляды, побывав в эпицентре инцидента. И, по-моему, основное, на что следует обратить внимание – трагедия зараженных. Не мы, потерявшие свои материальные ценности или даже близких, запуганные и измотанные, заслуживали жалости. А они, проигравшие свою плоть и разум во внутренней схватке с микробом. Всё ещё живые, но не способные осознать это. Сейчас, я бы сотню раз подумал, прежде чем совершать то, что совершал во время инцидента. Тот мужчина, отделенный от меня стеклом, был таким же человеком, как и я, просто микроб насильно перетащил его за другую сторону баррикад. Он имел родных, которые так же волновались о нем, как я о своей девушке. У него было имя, работа, положение в обществе. Он чувствовал и создавал, пока его разум не затмила болезнь. Но, главное, у него всё ещё оставался шанс на выздоровление, если бы мы его не убили…
Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)
– Сережа вернулся с металлическим стулом из кафе в каждой руке. Я спросила его, что он собирается делать, хотя это и так было понятно. Он хотел разбить стекло и через перила перелезть в павильон. Таня и Ульяна сразу же запротестовали, даже стали толкать его в грудь, при этом умоляя просто пойти дальше – они боялись выпустить зараженного. Сережа растерялся, не зная, что ему делать, но вмешался Саша. Он прикрикнул на девчонок, одной рукой отстранил их от Сережи, и взял у него один стул. – Голос Юлии тихий. Говорит она уже не так охотно, как прежде – сказывается недавнее раздражение.
– Мы с ребятами отошли от витрины назад, продолжая светить на неё телефонами. Саша встал справа от неё, а Сережа немного спустился по ступенькам, прямо на уровень ног зараженного, уперевшегося в стекло. Таня за моей спиной продолжала повторять, что делать этого не нужно. Но говорила она это так тихо, что вряд ли кто-то кроме меня её слышал. Витя, у которого телефон был с фонариком, подошел к перилам, светя прямо на витрину. Мы все замерли в напряжении. Я тогда подумала, что почему-то не чувствую угрызения совести от намерения забраться в магазин и просто взять то, что мне нужно. Кражей ли было то, что мы собирались сделать? Не знаю. Всё то время, что мы провели в зараженном городе, мы занимались мародерством ради выживания. Однажды Сережа сказал мне: «Совесть можно заставить заткнуться, долги можно отдать, раны можно залечить. Но только в том случае, если ты выжил». То есть нужно было любыми средствами бороться за выживание, не думая о последствиях. И мы делали это. Но не из-за высокопарного сохранения священной неприкосновенности собственных жизней. А просто из-за трусости и нежелания искать иной выход.
Юлия идет на фоне пристройки «Коралла», образованнойячейками из синего зеркального стекла в человеческий рост. В отражении видно оператора – тучного молодого человека в черной замшевой куртке, расстегнутой до живота. Половина его лица скрыта крупной телекамерой. Вдруг изображение замирает на одном из зеркальных окон. На нем красной краской сквозь трафарет нарисовано нечеткое очертание мужского лица. Сверху написано: «С. Нестеров был здесь и он сюда вернется!». Оператор некоторое время снимает эту надпись, затем, когда Юлия вновь начинает говорить, изображение переводится на неё.
– Сережа снизу кивнул Саше, и Саша, схватив стул за ножки, широко размахнувшись, ударил металлической спинкой в стекло. Раздался ужасный грохот. Оглушающий и пугающий в звенящей тишине опустевшего торгового центра. Удар был очень сильный, но к моему удивлению, стекло даже не треснуло. Хотя зараженный за ним рухнул навзничь. В принципе Саша стоял не очень удобно, чтобы сделать хороший замах – слева, за перилами. И стул был относительно легким, тем более спинка состояла из тонких металлических прутьев, натянутых между прутьями потолще, переходящими в ножки. Но всё равно, даже учитывая эти недостатки, Сашин удар был наделен просто нечеловеческой силой. Он ударил вновь, но стекло по-прежнему было цело. Затем ещё и ещё, ускоряя темп, пока оглушительный грохот не перешел в монотонную дробь. Сережа, видимо, собиравшийся попробовать кинуть свой стул в витрину, просто поставил его рядом на ступени и наблюдал за Сашей, в ярости бьющего по стеклу. И наконец, внезапно вместо ожидаемого грохота раздался сухой треск и от того места, куда пришелся очередной удар, по блестящей поверхности расползлись трещины. Саша по-детски улыбнулся, облегченно выдохнул и замахнулся стулом, как мы все думали, в последний раз. Но пришлось нанести ещё пять или шесть ударов, прежде чем стекло, наконец, разбилось и осыпалось частью осколков вниз, на лестницу, заставив Сережу отскочить назад. По помещению разлился грохочущий звон, от которого приходилось затыкать уши. И будто в ответ на этот звон, что-то стеклянное и тяжелое упало на втором этаже. Зашелестели неуверенные шаги, более близкие и отчетливые.