Инцидент
Шрифт:
Она поворачивается и целеустремленно идет к небольшой застекленной пристройке – входу в торговый центр.
– Мы перебежали шоссе, и направились сюда. До дрожи хотелось поскорее оказаться где-нибудь, где можно почувствовать себя в безопасности. Хотя бы оказаться в помещении, где нападение не будет таким внезапным как в толпе людей. Здесь был зараженный. – Она показывает направо, на небольшую автомобильную стоянку под вывеской. – Он просто стоял, а по подбородку стекала кровь. Люди с криками разбегались от него, а мы лишь пронеслись мимо, не обращая на него внимания.
Юлия подходит к стеклянным дверям и кладет на них руку. Они не разъезжаются в стороны, как следовало бы. Сейчас торговый центр всё ещё восстанавливается. К тому же, людей, проживающих в городе не так много, чтобы быть заинтересованными в подобном учреждении. Не убирая руки и глядя сквозь стекло, Юлия говорит:
– Первый этаж был отведен под продуктовый отдел. Прямо у лестницы располагалось небольшое кафе. Когда мы зашли, в первую очередь огляделись. Из-за столиков, прилавков, из-за касс, стеллажей из глубины зала,отовсюду на нас смотрели испуганные люди. Видимо, многим пришла в голову идея прятаться здесь.
Она опускает голову.
– Тогда я об этом не думала… Но у меня было много времени. Мы все были в стенах торгового центра в относительной безопасности. А на улицах люди шли к несуществующему пункту эвакуации. Некоторые даже понятия не имели о безумцах, бросающихся на других. Они обрекали себя на смертельный риск, о котором мы, все кто тогда засел в «Коралле», знали. И ни один из нас не предупредил тех людей. Ни по дороге сюда, ни даже сейчас, когда был практически спасен. Мы просто забились по углам как крысы, заботясь лишь о собственной жизни, совершенно забыв, что всё же рождены людьми. Это наш эгоизм, наша замкнутость в низменной борьбе лишь за своё существование и безразличие по отношению к незнакомцам, бредущим навстречу опасности, помогли заражению распространиться…
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
– Только мы зашли в «Коралл», Ульяна всех расталкивает и направленно идет к Сереге, видимо полагая, что раз он негласно назначен главным, то должен знать ответы на все вопросы. – Виктор ухмыляется, но ухмылка получается грустной. – Она хватает его за отворот капюшона на куртке и, брызжа слюной и слезами, окрашенными размытой тушью, кричит прямо в лицо: «Что за дьявольщина? Кто эти люди? Они зомби, да? Нас спасут? За нами кто-нибудь придет?».Дибильные банальные вопросы… - Он нервно откидывается назад на стуле, складывая руки на животе.
– Ульяна тощая, высокая – на голову выше Сереги, так что ему приходится даже на носки привставать, чтобы куртка не порвалась. У Ульяны всегда была репутация истерички. Она была слишком манерной, избалованной. Даже, можно сказать, высокомерной. Многие её в группе недолюбливали. Но сейчас никто не говорил ни слова. Мы понимали, что у девочки просто нервный срыв. Все были на грани. А Серега молча смотрит на неё и на лице у него какая-то помесь раздражения и равнодушия, так что непонятно, ударит он её или пошлет по матери. Но он продолжает просто стоять и смотреть ей в глаза. Поняв, что ответов она не дождется, Ульяна снова разрыдавшись, отпускает Серегу, отходит на пару шагов назад, достает мобильник и, как заведенная причитая, что ей нужно позвонить, начинает в нем копаться. Глядя на неё, мы все разом вспоминаем, что у нас ещё есть родные, которым тоже нужно позвонить. Меня тогда даже озноб пробил, когда я представил, что мои родители могут оказаться в подобной ситуации. Меня захлестнула жуткая ослепляющая паника, гораздо сильнее, чем когда мы бежали сквозь зараженных детей. И вот мы стоим впроходе и копаемся в телефонах, абсолютно наплевав, что на нас смотрят десятки до смерти перепуганных людей, засевших на первом этаже. Я достаю мобильник и вижу, что у меня накопилось по десятку непринятых вызовов от матери, отца, от девушки. – Виктор вытягивает руку перед собой, будто держа в ней телефон.
– Видимо, будучи в толпе, в гомоне я просто не слышал. Я тогда позвонил всем. Родителей, к счастью, уже эвакуировали. Они были в вертолете и очень беспокоились обо мне. Я тогда чуть не разрыдался. Пообещал, что буду звонить каждый час. А Оля не отвечала. Но я всё равно надеялся на лучшее…
Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)
– Мои родители… - Юлии тяжело говорить из-за наворачивающихся слез. Она пытается сдержать их, глубоко дыша, но это оказывается очень сложно сделать. – Мы с Настей из Калужской области… Мои родители были на работе и даже понятия не имели о том, что творилось в Орле. Мне так хотелось быть рядом с ними. Я рассказала маме всё, что со мной произошло. Сбивчиво, путаясь в словах, через предложение повторяя как мне страшно. Затем я просто села на корточки, прислонившись спиной к прилавку, и заплакала. Мама ещё что-то говорила, но я уже не слышала… Извините. – Юлия утирает слезы и шмыгает носом. Она поднимает глаза, и недолго молчит, ожидая, когда приступ пройдет.
– Рядом плакала Ульяна, держа у уха телефон, а другой рукой прикрывая рот. Неподалеку, уткнувшись носом в свои колени, между столиков сидела Настя, что-то бормоча в трубку. Данила ушел к ступенькам, ведущим на второй этаж и сел там, обхватив себя. Мы все кому-то звонили. Будто по расписанию нам были назначены звонки родным. Первый этаж «Коралла», где до нашего прихода царило безмолвие, наполнился обрывками наших голосов, всхлипами, причитаниями. Я помню, как на несколько секунд подняла затуманенный слезами взгляд на Сережу, который стоял почти надо мной с прижатым к уху телефоном. Он молчал, а глаза его бегали из стороны в сторону, и между бровей залегла складка… - Лицо Юлии морщится в приступе плача, и она закрывает его руками. Сквозь ладони, еле слышно, она произносит:
– Ему никто тогда не отвечал… - И ещё тише: - Он остался совсем один…
Глава 2
Останки человечества
Круг замкнулся. Гибель рождает террор. Террор рождает страх, и этот страх обнесен новыми предрассудками.
(Ричард Мэтисон «Я-легенда»)
Кристина Кортнева (до инцидента – студентка, во время инцидента – девушка Сергея Нестерова)
Кристина глубоко затягивается сигаретой, и выпускает из кукольных губок струю серого дыма, щуря один глаз.
– Он принимал же те таблетки, ну вы знаете. И запивал он их алкоголем… - Ещё одна затяжка. – И хотя он был вообще скрытным, неразговорчивым, эта смесь развязывала ему язык. А я любила его слушать. Что бы он не говорил… Всё, что он рассказывал звучало… красиво, интересно. Мы почти каждую ночь лежали вместе при выключенном свете, в полной темноте, грели друг друга своим теплом. От него пахло алкоголем и табаком, но мне нравилось. И пока снотворное не отключало его, он говорил и говорил. Тихим, сладким шёпотом…
Кристина делает очередную затяжку и облизывает губы. Её лицо почти не выражает никаких эмоций, глаза смотрят перед собой на стеклянную пепельницу, куда она периодически стряхивает сигарету.
– Он рассказывал мне, что когда они с его бывшей группой встретили зараженную девушку, он увидел, что все растерялись. Они были напуганы, разбиты… Никто не знал, что нужно было делать. И ему стало их жалко. Он понимал, что если кто-нибудь не возьмется наводить порядок, то страх породит хаос, который их убьет. И этого не сделал ни их спортсмен, эдакий альфа-самец, которому по призванию положено вести людей за собой. Ни их главный заводила, его лучший друг. Ни даже его возлюбленная, постоянно бравшая на себя ответственность за всю группу. Они все сжались, забились и сдались. – Её верхняя губа слегка подрагивает, будто в приступе ненависти и отвращения.