Инцидент
Шрифт:
Алексей Павлович снимает очки, жмурит глаза и потирает двумя пальцами переносицу. Когда его глаза вновь открываются в них видно отчаянное раскаяние и признание своей вины за инцидент. Его раскаяние за год стало его наказанием. Он тяжело вздыхает.
– Если учесть наше запоздалое реагирование, то победа изначально была на стороне жадинки. Орел был обречен. Всё что нам оставалось, пытаться не дать ей охватить весь мир. Мы бросили всё и сбежали, оградив зону заражения кордонами, которые ещё не раз нам приходилось отодвигать…
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
– Окон в «Коралле» не было. Ну, то есть вообще, конечно были, но их либо закрывали огромными вывесками, либо отгораживали служебными помещениями. Так что, находясь в основных залах, нельзя
Виктор, попутно витающий в своих мыслях, почему-то качает головой.
– Наверно прошел час с того момента, как мы поднялись в кафешку, когда Серега выходит из темноты, с грохотом опускает руки на столик, за которым мы все сидим…только Настя по-моему куда-то отходила… так вот, опускает руки на столешницу, оглядывает нас и говорит: «Долго мы ещё здесь сидеть будем? Нужно из города выбираться!». В тот момент его реплика даже немного ошарашила. Саня поднимет на него одурманенный алкоголем взгляд, наполненный злостью и возмущением. А мы все молчим, переглядываемся. Оказавшись в тепле и уюте, оградив себя от борьбы за жизнь и позволив недавним воспоминаниям немного смазаться, тот животный инстинкт, который заставлял нас нуждаться в лидере и идти за первым, кто вызовется на эту роль, утих. Мы больше не видели в Сереге спасителя и хозяина наших судеб. И меня поразила такая перемена собственного отношения к нему. Он стал больше не нужен. Нам было комфортно, и вопреки логике, мы не хотели уходить. Отныне Серега не вел большинство, а шел против него. Единственный недовольный. Конечно, правота была на его стороне, но то животное в нас, что пробудил страх, противилось этому. Нужно было взять себя в руки и всё же вернуть ему лидерство, но мы молчали…
Кристина Кортнева (до инцидента – студентка, во время инцидента – девушка Сергея Нестерова)
– Знаете, - Кристина резко поворачивает голову на камеру, и вихрь золотых волос проносится по дуге за её движением, - он всегда повторял: «Выживать в аду легче, чем спасать из него»... Он звонил своим родителям, но трубку никто не поднимал. В подобной ситуации какие мысли могут лезть в голову? Конечно же он не находил себе места. Одна мысль о том, что все, кого ты любил, и все, кто любили тебя, скорей всего мертвы, ужасает и разрывает твой мир на кучу осколков. Уж я-то знаю о чем говорю…
Она с некой долей ехидства, прищурив глаза, смотрит за камеру, будто делая укол напоминанием о своей трагической потере.
– Он выжил сам, но его родители были неизвестно где и… неизвестно кем… Он чувствовал необходимость быть рядом с ними, а не с той кучкой тупоголовых нытиков, забившихся как крысы в первую попавшуюся норку. Но куда идти? Где их искать? Был лишь один выход: пробовать выбраться из города и потребовать у военных организовать поиски. Он так и говорил: «Потребовать организовать поиски», как будто по его воле все вертолеты бы разом взметнулись в воздух. Поиски бы по-любому проводились. Ведь хоть эвакуация и провалилась, но государство же не могло бросить оставшихся незараженных… Ведь так? – Кристина словно маленький ребенок, спрашивающий о Деде Морозе, с надеждой смотрит на камеру, ожидая какого-то ответа, который был бы всё равно бесполезен, учитывая, что всё уже свершилось. Её руки нервно тянутся к лицу.
– «Лидер зависит от своих ведомых куда сильнее, чем они от него»… Он не ушел один не потому, что не мог бросить своих одногрупников. Не потому, что боялся в одиночку выходить на улицу… Он просто… не хотел остаться один… Знаете… - Кристина вдруг перестает раскачиваться, убирает руки от лица и поднимает голову. Её глаза широко раскрыты, словно она вдруг дошла до какого-то очень важного открытия. – Он… Это тяжело осознать, но самый скрытный, нелюдимый и одинокий человек больше всего боялся одиночества…
Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)
– Я потеряла счет времени, но Сережа был совершенно прав: мы засиделись. Несмотря на жесткость в голосе, в его взгляде читалась просьба. По какой-то причине он страшно хотел покинуть город… тогда ещё хотел… - Юлия неспеша бредет вдоль «Коралла». – Глядя в его мечущиеся глаза, я почувствовала себя какой-то ничтожной, даже почему-то виноватой перед ним. Все молчали. Всем хотелось как можно дальше отсрочить тот момент, когда нам снова придется выйти на улицы. Сначала мы все смотрели на Сережу, неподвижно стоящего уперев руки в стол, затем стали переглядываться друг с другом. Он же… он же был нашим лидером. – Она в растерянности разводит руки. – Мы доверились ему, чтобы он вел нас, оберегал, и почему-то вдруг его слова превратились от беспрекословных указаний к действию в пустые реплики ещё одного потерявшегося. Чем дольше мы молчали, тем больше Сережа выходил из себя. Он вновь ударил по столу ладонями так, что от удара попадали жестяные банки, и закричал: «Мы должны выбираться! Вы на посиделках что ли?!». Он резко смел банки рукой, обрушив их со звоном на плиточный пол, толкнул ногой ножку стола, от чего тот отлетел на полметра, прямо в грудь сидящему напротив Вите. Он кричал: «Вставайте! Быстро!» Это был первый и единственный раз когда я видела Сережу, теряющего самообладание…
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
– Я еле успел подставить руки, чтобы край стола не угодил мне в ребра. Я Серегу никогда таким не видел. Он словно сумасшедший стоит в полумраке, тяжело дыша, смотрит на нас исподлобья. – Виктор пытается продемонстрировать этот взгляд.
– Лицо кровью налилось. Санек, уже изрядно пьяный, сразу же подрывается и, сжав кулаки, делает шаг по направлению к нему. Дураку ясно, что будет махач, и хрен бы мы их остановили. Но вдруг откуда-то позади Сереги возникает Юлька, крепко обхватывает его руками поперек груди, утыкается носом ему в щеку и начинает что-то шептать. А Серега взгляда с Сани не сводит, но руки, которые тоже уже сжал в кулаки, медленно опускает. Ошарашенныйтаким внезапным актом нежности Санек тупо останавливается на месте. Тут уже мы все к нему подлетаем, окружаем его и максимально тактично, как только можно общаться с пьяным человеком двухметрового роста, готовым к драке, просим его успокоиться и сесть на место. Но он, даже наверно не слыша нас, сам медленно опускается на стул…
На лице Виктора появляется улыбка, обычно возникающая при каких-то теплых приятных воспоминаниях.
– Вообще отношения Юльки и Сереги – отдельная тема. Я помню её взгляд, когда она смотрела на всех нас, все еще обхватив его. Такая миниатюрная, утонченная. В её глазах был неподдельный страх за него, готовность защищать его любыми способами. Её маленькие пальцы сцепились с такой силой, будто Серега был последним угольком жизни во всём умирающем мире. Когда Санек угомонился и сел на место, Юлька распустила руки и Серега, уже успокоенный её шепотом, легонько приобнял её за плечо. И в этом жесте помимо благодарности была безграничная робкая нежность.
Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)
– Какие отношения?! – Она стоит, разведя руки в вопросительном жесте, и смотрит за камеру. – У нас не было никаких отношений. Мы никогда не встречались и… Я просто не хотела драки. Понятно?
– Юлия явно раздражена. Она мечет яростный взгляд то на камеру, то снова на кого-то, находящегося за ней. – Ну, у нас была симпатия, мы находили общие темы для разговора, и нам было интересно общаться. Но это всё! Больше ничего! И вообще я не хочу об этом говорить!