Инферно - вперёд!
Шрифт:
– Алло! Алло! Штаб полка? Это говорит майор Пауилн, 2-й батальон. Мы атакованы...
Путаясь в словах и то и дело заикаясь, он попытался объяснить, с насколько смертельным и сверхъестественным противником довелось столкнуться его батальону, однако, казалось, подполковник Магхун совершенно утратил здравый рассудок и не мог понять самых элементарных фраз. Совершенно подавленный, Пауилн вдруг почувствовал, что ноги уже не слушаются его. В голове у него закружилось и, падая, он услышал хруст собственной грудины, прогрызаемой кровососущей мокрицей. Наконец, когда сердце его остановилось, и сказочный мир ускользнул из поля его зрения, краешком сознания, ещё не покинувшем его окончательно, Пауилн услышал, как из телефонной трубки доносится чужой, совершенно нечеловеческий голос, похожий на извращённое смешение скрежещущих и шелестящих
Телефонная трубка, из которой голос подполковника Магхуна безрезультатно взывал, угрожал и приказывал, беспомощно висела на проводе, в то время как выглянувшее из-за туч солнце освещало тела мёртвых солдат и офицеров 2-го батальона 36-й армейской бригады, неосмотрительно набивших карманы неразорвавшимися миномётными минами. Многие, как можно было судить по изувеченным взрывами телам, подорвали себя выданными им ручными гранатами, если те, конечно, не сдетонировали случайно. На лицах большинства покойников застыло выражение крайнего ужаса, смешанного с безумием, и лишь немногие несли на себе печать странного, воистину небесного блаженства, что порой встречается, как говорят, у тех, кто отходит после долгих мучений. Майор Пауилн, скончавшийся в результате обширного инфаркта, сидел на самом дне окопа, уставившись невидящим взглядом в своего адъютанта, временного второго лейтенанта Гропиуса, которого застрелил собственной рукой - единственным выстрелом в живот.
3
Утро последней субботы сентября в Логдиниуме выдалось солнечным - казалось, светило не желало оставлять без своего внимания Айлестер, попавший в беду, и стремилось любой ценой затянуть летний период. Большинство обывателей, уже знавших из газет о том, что демоны ДПФ боятся солнечного света, сочло это добрым предзнаменованием. По-другому относился к данному вопросу генерал-фельдмаршал Блейнет, вышедший на службу в самом прескверном настроении: ему предстояло подписать ряд бумаг, имевших воистину судьбоносное значение. Ворчливый седовласый старик, до сих пор сохранявший часть прославившей его в молодости могучей физической силы и безрассудной отваги, казалось, был недоволен всем. Солнечные лучи слепили его, даже если падали из-за спины, к тому же он вдруг высказал опасение -оно буквально повергло в шок его многочисленных заместителей и помощников, - что иностранные шпионы могут наблюдать за его кабинетом при помощи биноклей и читать все разговоры по губам. Наконец, окна были задёрнуты толстыми, не пропускающими и кванта солнечного света, шторами, и он, недовольно кряхтя, приступил к работе. В первую очередь предстояло разобраться с кризисом на фронте - иначе ДПФ уже не называли - и решить, каким образом лучше бороться с коварным противником. 36-й полк, потерявший сперва пехотную роту, а затем и целый батальон, бесследно исчезнувший в красном сумраке, был к тому времени окончательно разгромлен демонами, атаковавшими на закате предыдущего дня. Новые, неизвестные науке, существа, покрытые роговой бронёй, обеспечивающей частичную защиту от винтовочных пуль, нанесли удар на самом закате. Продемонстрировав неожиданную резистентность к воздействию солнечного света, смертельного для клювастых демонов, они прорвали позиции 36-го полка и нанесли ему значительный урон. Командир полка подполковник Магхун и большинство офицеров погибли. Стоял вопрос о развёртывании на границе ДПФ пехотной дивизии. Учитывая обстоятельства, глава оперативного отдела генерал-майор Галвин предложил вывести 36-й пехотный полк из состава 12-й дивизии и отправить его на переформирование, заменив 3-м отдельным танковым, дислоцирующимся в Бриниаве, а саму дивизию переименовать в танковую. Также Галвин запросил два артиллерийских полка из состава 11-го и 10-го дивизионных округов и ряд других подразделений. Блейнет пробежал глазами текст приказа по дивизии:
'Солдаты и офицеры 12-й дивизии! Своим беспримерным мужеством, самоотверженностью и железной стойкостью, проявленными в боях с противником, использующим древнюю магию и не щадящим собственных солдат в достижении своих богопротивных целей, вы стяжали бессмертную славу и заслужили восхищение нации и уважение командования. Впереди - новые, возможно, даже более тяжёлые бои, и я спешу сообщить вам о том, что верховное командование сухопутных войск и Его Величество
Генерал-фельдмаршал Блейнет'.
Вполне удовлетворённый, Блейнет подписал приказ. Со старой структурой армии, приписанной к своим местам дислокации, было покончено - возникла боевая дивизия, развёрнутая на фронте. Понимая, что главный шаг сделан, генерал-фельдмаршал, всё ещё преодолевая определённое душевное сопротивление, поднял телефонную трубку и приказал Галвину подготовить план оборонительной операции силами 1-й танковой дивизии по юго-западной, южной и юго-восточной границе ДПФ.
_______
Галвин, ожидая чего-то подобного и уже мысленно составив набросок текста приказа, всё же, как это обычно бывает, оказался захваченным врасплох данным распоряжением Блейнета. Тем не менее, вновь изучив карту местности, он решил развернуть шесть оставшихся в дивизии батальонов тонкой, не эшелонированной в глубину линией, впрочем, по штатному расписанию - из расчёта два гроссфута на батальон. Увеличившаяся площадь ДПФ, внушавшая самые неприятные опасения относительно перспектив такого роста, на мгновение смутила Галвина, однако он вскоре взял себя в руки и продолжил работу. Батальонные участки обороны он решил также именовать плацдармами, давая тем самым понять всем офицерам, которые получат доступ к данной информации, что в глубине построения за ними будут выстраиваться новые полки и дивизии, которые, в конце концов, сломят сопротивление врага. Танковый полк должен был использоваться в качестве дивизионного резерва, в случае, если противнику удастся совершить прорыв. Названия для плацдармов, не имея желания напрягать воображение, он заимствовал из лежавшей на столе газеты, где на самой последней странице был опубликован кроссворд. Некоторые слова Галвин уже разгадал, пока ожидал звонка от Блейнета, и сейчас с удовольствием переписал их в приказ: 'Кнут', 'Пони', 'Башмак', 'Фрукт', 'Океан', 'Мотор'.
_______
Едва новейшее изобретение - телекс, - установленное пока что лишь в некоторых государственных учреждениях, распечатало план оборонительной операции 'Яблоня', генерал-фельдмаршал Блейнет, быстро прочтя текст и вникнув в замысел Галвина, тут же утвердил его. Всё, теперь уже решено окончательно и бесповоротно: война началась! Генерал-фельдмаршал будто почувствовал себя на дуодуазлетие моложе: ушли мучившие его ревматические боли и прочие старческие недуги. Выпятив грудь и торжественно улыбаясь, он подошёл к окну, чтобы раздвинуть шторы.
– Но... вас могут увидеть, господин генерал-фельдмаршал, - проблеял тонким, козлиным голосом один из его помощников, однако гневный взгляд Блейнета, способный, казалось, испепелить подчинённого, принудил того умолкнуть на полуслове.
– Да?
– удивился он.
– Пусть смотрят, знают и боятся - я на службе.
Текст приказа о мобилизации массгросса резервистов и военнообязанных Блейнет утвердил единым росчерком пера, словно вновь, как в далёкой молодости, держал в руке кавалерийскую саблю.
_______
Мобилизацию объявили по радио и во всех газетах в тот же день, повторяя сообщение ещё три дня подряд. Кроме того, было отпечатано и расклеено изрядное количество мобилизационных и вербовочных плакатов, из расчёта не менее полудюжины на каждого отмобилизованного. На них Его Королевское Величество Эньон IV в униформе генералиссимуса, грозно тыча указательным пальцем прохожим, решившимся взглянуть на плакат, в грудь, требовал: 'Фоморы идут убить тебя, сжечь твой дом, лишить чести твою возлюбленную, жену и мать! Они хотят съесть твоих детей! Ты до сих пор не на фронте? Смиришься ли ты с таким позором? Записывайся добровольцем!'.
Король, которому было на четыре года больше куадродуазлетия , также произнёс речь, составленную для него тайными советниками. Его безукоризненно сшитая и подогнанная по дородной фигуре сине-зелёно-серебряная униформа с золотыми эполетами смотрелась просто великолепно, вызвав многочисленные вздохи и даже обмороки среди придворных дам. Стоя перед микрофоном в тронном зале дворца, то и дело ослепляемый магниевыми вспышками фотоаппаратов, он без единой запинки произнёс свою историческую речь наизусть: