Инклюз
Шрифт:
На родной земле Брайан провел уже несколько дней, но знакомые ароматы здешней природы будоражили его, как в первый день. Палитра головокружительных запахов растений, земли и соленого океана.
Брайан неслышно прошел через палисадник и перекинул руку через калитку. Он прекрасно знал механизм защелки и открыл его без единого скрипа. С самой дверью было сложнее. Почти сразу послышался тоненький скрежет давно не смазываемых завесов. Тогда молодой человек задержал ее ногой и аккуратно положил на землю цветы. Брайан постарался, чтобы они не завяли до утра. Обмотал стебли мокрой тканью, надел на них пакет и поверх прошелся скотчем. Он плотно обхватил калитку обеими руками, чтобы слегка ее приподнять. Знал: так не скрипнет. Открыл полностью
Подняв с земли букет, он зашел на задний двор. Двухэтажный дом заслонял лунный свет, падающий под небольшим углом. Оказавшись в тени, Брайан замедлил шаг, поскольку было совсем темно, а он не хотел наскочить на какой-нибудь звонкий предмет, сорвав свой нехитрый план. Приближаясь к цели, он всё больше испытывал вдохновляющий азарт, и от этого становилось жарко.
Проскользнул мимо панорамных окон и увидел, что в самом дальнем из них все еще горел тусклый свет. В груди разливалась щекочущая радость. Улыбка расплылась на лице, и он остановился. В этот решающий момент надо было постараться не издать какой-нибудь, даже незначительный, шум. Его ребячество могло обернуться тем, что он просто напугал бы заставшую его девушку или ее мать и переполошил бы всех посреди ночи. Он всего лишь хотел незаметно прикрепить букет под окном, чтоб утром цветы порадовали ту, которая так ему нравилась. И только когда-то в будущем, если подвернется случай, он скромно признался бы в том, что это дело его рук.
Лунный свет заливал площадь заднего двора, сглаживая все неровности, не оставляя промежуточных оттенков. Там, куда лучи не падали, были густые черно-фиолетовые провалы. Немного нагнувшись, Брайан всматривался в узкую бетонную дорожку у стены, пытаясь различить, нет ли на ней мелких камней или каких-то других посторонних предметов.
Оказавшись под высоким окном, парень немного постоял, прижавшись спиной к прохладной стене. Изнутри доносились неразборчивые звуки. Свет в окне, похоже, шел от тусклой лампы, а не от люстры. Брайан опасался, что это может быть настольная лампа, и если он заглянет в окно, то сидящий у стола сразу его увидит.
Неразборчивый шум не давал ему покоя. Любопытство и эмоции взяли верх, и он повернулся к окну. Неслышно даже для самого себя, он медленно вдохнул ночной воздух. Брайану пришлось очень сильно вытянуться на носочках, чтобы аккуратно заглянуть в комнату через тонкое стекло. Действительно, ночной светильник был источником тусклого, красноватого света. Еще больше прижавшись лицом к подоконнику, Брайан быстро начал осматривать небольшое помещение. Его лицо вдруг исказилось. Он ошарашенно опустился с носочков на ступни и вновь развернулся спиной к стене. То интимное зрелище, которое явилось ему мгновение назад, было ярче ночи и стояло перед его глазами красной фотографией. Образ медленно растворялся.
Теперь долетавшие из окна звуки стали понятными. Глаза снова привыкли к темноте, и, собравшись уходить, Брайан вдруг заметил, что на темной стене амбара, который находился неподалёку от дома, слабо видны силуэты. Даже тусклого света ночного светильника хватало для проекции прямоугольника окна и движущихся в нем фигур. Теперь Брайан ясно различил распущенные волосы женщины, которые она закидывала себе за спину, подняв голову к потолку. Он опустил голову.
Словно случайно обнаружил в руке букет цветов и выронил его, как если бы тот обжег его горячим воском. Цветы упали на траву.
Не теряя самообладание, парень пытался как можно тише шагать обратно, но уже без той охотничьей ловкости, что была минуту назад. Это был обычный ровный шаг в холодной лунной тени дома.
У забора он нагнулся к камню, подпирающему калитку, и тихо переложил его обратно. Также, без скрипа, он закрыл проход на задний двор, приподнимая обеими руками дверцу. Ужасные мысли хаотично перемешивались в его голове. На лице Брайана была насмешливая улыбка над самим собой. Весь его банальный план теперь казался редкой глупостью. Та надежда, что теплилась в нем еще в армейские дни, была разорвана в клочья. Проходя мимо пальмы, он даже не услышал, как на дереве закопошилась птица.
Стремительными шагами он безмолвно уходил в ночь, не догадываясь, что кроме птицы в пальмовых ветвях, через оконную раму за ним наблюдала пара сочувствующих глаз. Следили, пока он не сошел с блестящей подъездной дороги в лучах яркого-медного диска месяца.
Спустя пару минут женская рука подняла брошенный букет цветов. Ночной силуэт также не стал задерживаться под окном, из которого все еще слышались отголоски ночных утех.
18. Инородное тело
___
Девочка лежала на боку, затаившись под родительской кроватью. Одну выпрямленную руку она положила под голову, второй тихо катала вагон игрушечного поезда взад и вперед. Никакого шума это не создавало, потому она могла оставаться незамеченной, тем более что ее маскировало свисающее с кровати покрывало.
В комнату вошел мужчина. Девочка замерла. Она видела, как далеко у двери он поставил сумку почтальона, снял ботинки и в носках неспешно подошел к кровати.
Она и раньше видела этого почтальона. Внешне это был обрюзгший пожилой мужчина с малокровным лицом. В жаркие дни он, весь потный, грузно выходил, будто вываливался, из своего почтового фургона. Украдкой его глаза сразу же проверяли, мог ли кто-нибудь его заметить, словно он делал что-то запрещенное. Темные мешки под глазами в девочкиной фантазии придавали закрепившемуся образу шпиона дополнительную характерную черту. Глаза его были всегда чересчур влажными. На ее вопросы папа в шутку когда-то ответил, что постоянная влага в глазах почтальона стекала под нижние веки и образовывала эти некрасивые выпуклости. “На самом деле он может брызгать слезами, когда пожелает, как клоуны в цирке на сидящих в первых рядах зрителей. Клоуны разукрашивают лица. Может почтальон тоже подкрашивает тенями свои мешочки?” Своими предположениями отец дал взрослому почтальону немалый кредит доверия в глазах дочери. Тем не менее, сейчас странное чувство одолевало ее. С одной стороны, в разговоре с мамой почтальон, бывало, так искренне сожалел о гибели отца, что хотелось расцеловать его в те самые темные мешки под глазами. С другой стороны, было во всем этом что-то такое неприятное, липкое и тягучее, отчего хотелось прищемить в двери нос этому незванному гостю, чтоб все его слезы, наконец, клоунски брызнули.
Сначала он просто сел на кровать. Матрас заскрипел и провис почти до пола. Девочка буквально вжалась в холодный паркет, чтоб выпуклость матрасса ее не придавила. Сначала он думал, стоит ли ложиться в носках, но потом затащил наверх одну ногу за другой, как есть. Под весом почтальона решётчатая сетка в какой-то момент чуть не коснулась спрятавшегося ребенка, но потом мужчина нашёл удобную позу и масса распределилась равномерно.
Она увидела в двери женские ноги. Защелка клацнула. “Прихорашивается у зеркала”, – подумала девочка, объясняя, почему мама так долго стоит на месте.
– Видимо, она убежала в поле, – раздался мамин голос. – У нее там похоронен щенок – единственный, с кем она разговаривает. Дочь верит, что щенок передает на небо приветы папе.
Почтальон, лежавший на кровати, не счел нужным отвечать. Он не привык говорить на сложные темы. Кроме нескольких заученных фраз поздравлений и сочувствий, он мог долго поддерживать лишь диалоги о своей работе. Также его иногда “прорывало” в маленькой компании единомышленников – таких же маленьких серых людей, как он сам. С приятелями они постоянно собирались втроем и занимали самый темный угол в кафе, брали графин водки и тихо сидели, не мешая другим и не реагируя на посторонние окрики. На таких встречах почтальон говорил исключительно о себе. Он возмущался объемом корреспонденции и сокращением сотрудников на работе, старыми служебным машинами, которые ломаются в пути, нетерпимостью к нему менеджера.