Инклюз
Шрифт:
Она стояла спиной не только к дочери, но и к музыканту, потому тяжело описать, что творилось в тот момент с ее лицом, были ли слезы. Девушка подошла к ней и заглянула в глаза.
– Мам, я сказала, не подумав. Прости, пожалуйста.
Они обнялись и застыли в этом положении. Лицо дочери выглядело страдальческим. Глаза были плотно закрыты, руки крепко обвивали шею матери.
Вдруг за спиной девушки натянулись тонкие веревки. Как шелковые нити, или, может быть, как прочный конский волос, который используют для смычков. Неведомая сила тянула ее куда-то назад, в сторону темной кухни. Она вдруг с удивлением заметила свои выкрашенные в синий цвет руки, как в тот страшный день у отца. Не то канаты, не то ремни обвивали
Несчастная мать, опомнившись, устремилась на помощь дочери. Она попыталась бежать, но тут же упала. Вскочила на ноги, рванулась вперед, но тотчас снова упала, ноги не слушались ее. Она падала бесчисленное количество раз. Бросалась то в одну сторону, то в другую. Женщина продолжала бороться еще долго, пока окончательно не изнемогла. Все тело ее сотрясалось от судорожных рыданий.
Следом за затухающими колебаниями бамбуковых штор последовала полная тишина.
1 Американские пионеры (англ. American pioneers) — люди, которые в разные периоды истории США, переселялись на запад, заселяя новые территории.
20. Август Фёрстер
___
Свет возвращался в комнату, высвечивая испуганное лицо Оскара. Ожерелье с огромным синим камнем лежало на полу, рядом с бледным плечом Джоанны. Отблеск звезды на сапфире поменял положение при смене угла обзора – эффект астеризма. Это значило, что минерал – природный, а не лабораторный или поддельный. Рука молодого человека коснулась горла женщины, нащупывая пульс указательным и средним пальцами. Ему никогда еще не приходилось определять признаки жизни. Он впервые видел, чтобы кто-то так страшно и внезапно падал на пол, теряя сознание. Джоанна резко открыла глаза, в растерянности приподнялась на локтях и спросила:
– Ты что?
– Простите, я испугался. Вам, наверное, стало плохо. Вы сползли на пол и ударились.
– Со мной все в порядке, – ответила женщина, поспешно вставая, поддерживаемая молодым человеком. – Скорую вызывать не надо, – предугадала она очевидный вопрос.
Убедившись, что хозяйка вернулась в кресло, Оскар побежал на кухню и принес ей стакан воды. Джоанна выпила половину. Она была вымотана, измучена физически, к тому же ей стало неловко перед этим неожиданным гостем.
Не зная что делать, музыкант мялся и топтался на месте. Ему очень хотелось поскорее совершить задуманное и уйти.
Он обреченно вернулся к своему месту и, положив руку на рояль, думал, стоит ли вновь брать виолончель.
– Можно попробовать ваш инструмент? – озвучил Оскар внезапно нагрянувшую идею.
– Попробуй, – безразлично ответила Джоанна. – Он уже давно не настраивался.
Музыкант поднял крышку и вдруг с огромным удивлением прочел: «Август Фёрстер – 1870 год». Перед ним стоял редчайший инструмент, созданный еще при жизни прославленного мастера, родоначальника огромной немецкой династии. Такие, пожалуй, можно было увидеть лишь в европейских музеях, но никак не в обычном, ничем не примечательном доме в Калистоге. О том, чтобы прикоснуться к клавишам, можно было только мечтать.
Оскар почувствовал, как что-то защекотало в груди. Не то волнение, не то нетерпеливое предвкушение. В порыве энтузиазма он открыл откидную крышку и поставил ее на подпорку. Присмотрелся к гравировке на металлической раме: под струнами еще раз был обозначен 1870 год. Потом рассматривал безупречно белые, будто не тронутые временем, клавиши рояля. И, наконец, сел. Несмотря на то, что ему уже разрешили попробовать, Оскар словно не решался, робел, как перед комиссией, которая должна была принять его в филармонию. Справившись с непонятно откуда взявшимся волнением, он осторожно стал играть правой рукой. Поднимаясь вверх, октава за октавой, он сразу поразился динамике клавиш. Не тяжелые, они легко и равномерно погружались и возвращались обратно под свой ясно-звонкий фортепианный звук. Оскар чередовал арпеджио с хроматическими марш-бросками наверх, пытаясь выискать расстроенную ноту. И чем выше он уходил, тем тоньше и нежнее отвечал ему рояль. Левая рука грузно опустилась далеко в контроктаве. От прекрасного насыщенного баса ноты из-под правой руки забегали по трезвучиям, весело аккомпанируя тонике. Чистый и ясный, ангельский, божественный звук разливался волнами. Инструмент был действительно уникальным. Будто это не Оскар заставлял звучать инструмент, а сам инструмент выбрал мелодию и требовательно, по-старчески, принуждал музыканта двигать непослушными пальцами так, как ему было нужно. Молодой человек сам не понял, почему и как вдруг начал старательно, как студент, играть сен-сановского «Лебедя».
Сюжет кошмарного сна все еще не выходил из памяти Джоанны. Подперев голову руками, она сделала выдох с еле слышным стоном, пытаясь отпустить сожаления.
“Сколько всего дети могут наговорить родителям. И я тоже отличилась этим. Сколько же моей матери пришлось выслушать горьких слов…” – подумала женщина.
Из окна подуло первой за день прохладой. Оскар посмотрел на качнувшуюся штору. Можно было ожидать, что жара и влажность принесут ночную грозу, но небо все еще оставалось чистым.
– Простите, а когда придут гости? – спросил музыкант, продолжая тихо играть.
Хозяйка не ответила. Тоска накатила на нее, и она упрямо смотрела вниз.
– Обещаю: я никогда тебя не оставлю, – самой себе тихонечко проговорила Джоанна.
Так тихо, что и сама услышала лишь часть сказанных слов.
21. Разрыв связи
___
Девочка стояла с минуту без движений, держа в руках губную помаду и всматриваясь в зеркало на стене. Она сурово окидывала свое отражение с головы до ног. Раздался стук в дверь. Размашистыми мазками ярко-красного толстого карандашика она вдруг перечеркнула свой образ на зеркальной поверхности и побежала к окну, в сторону кукольного домика. Он стоял посреди темной комнаты. Выронив помаду, она забилась в домик и машинально стала хрустеть сложенными пальцами.
Солнечный свет, падающий из окна, нашел маленькую щель между двумя шторами и прочертил резкую полосу на лице девочки. Сидя в домике, она чувствовала себя в безопасности. Выглядывая, она видела отражающуюся в настенном зеркале входную дверь. Теперь она была как бы перечеркнута ярко-алыми перекрестными линиями. Сама идея – пойти и открыть защелку, казалась теперь навсегда исключена.
В дверь еще раз постучали. Из маленького шкафа, который стоял в домике, девочка аккуратно вынула дневник. Она стала быстро листать страницы в поисках нужной. Мелькали строки и рисунки, вываливались фотографии. Она открыла страницу, на которую когда-то наклеила вырезанную фотографию своей семьи.
Когда мама постучала в третий раз, девочка ногтем отковырнула ее силуэт на снимке и согнула ее голову пополам. Остались улыбающиеся дочь с папой, вместо третьего человека была лишь обратная сторона фотобумаги с разводами застывшего на ней клея.
– К тебе пришел Брайан, – сказала мама, и повисло безмолвие. – Рано или поздно мне придется выбить дверь, чтоб хотя бы передать еду! Мир не рухнул после папиной смерти, – надрывным голосом прокричала женщина в коридоре и бессильно опустилась на пол.