"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

— Я подумаю, — ответил кавалер, ему казалось, теперь, что может и прав этот Наум Коэн. Может быть и прав.

— И еще, — сказал гость, уже вставая, — Кальяри даст вам четверть от вашего векселя, не соглашайтесь. Торгуйтесь, и он накинет сотню, а может и две, и тогда приходите ко мне, я дам вам больше, на две сотни от цены Кальяри больше. Обещаю. Прощайте.

Наум Коэн поднялся с лавки, поклонился и вышел на улицу. Еган проводил его до ворот. Ужин был уже готов и все сели есть. Сели внизу, за один стол. Даже Брунхильда, почти госпожа, сидела со

всеми вместе. И вроде была довольна, сидя по правую руку от господина. И все остальные были довольны и ужином и новым домом. Только сам господин был задумчив и серьезен, ел, не глядя в дорогую тарелку. И не радовал его сегодня ни дом, ни ужин.

Старшим писарем при штатгальтере Ульрике служил господин Дессель. Уже с раннего утра пахло от него чесноком и пивом, дорогая одежда его была сплошь заляпана. Лицо было красно от избытка крови, и живот его был велик, так велик, что пуговицы чудом удерживали чрево его в одежде.

Еще затемно Волков со своими людьми все разложил так, чтобы считать было легко, он помнил, что говорил о господине Десселе Фабио Кальяри и готовился вести тяжкий счет. Кавалер показывал рукой Десселю уздечки. Он вывесил уздечки на телегу, пересчитав их, еще когда имперский писарь еще не пришел, и теперь, не считая, говорил:

— Сорок одна уздечка, почти все новые, ремонта ни одна не требует. Прошу по двадцать два крейцера.

Даже не взглянув на уздечки, Дессель сказал писарю, что шел следом за ними с бумагой и пером:

— Пиши, как говорит господин рыцарь.

То есть Дессель не стал ни считать, ни проверять качество, пошел дальше, указывая перстом на стопку тряпок и спрашивая:

— Это?

— Потники, восемьдесят два, не новые, прошу по четыре с половиной крейцера за один.

— Пиши, — он снова не стал считать. — Тут что?

— Стремена. Тридцать одно стремя. Семь крейцеров каждое.

— Пиши, — приказывал Дессель.

Писарь что шел за ними все записывал.

— Седла, — сказал Волков, он решил попробовать завысить цену и поглядеть, что скажет старший писарь штатгальтера. — В двух телегах семьдесят одно седло, ни одному ремонт не нужен. Прошу за каждое талер.

Он попросил вдвое больше, чем стоили седла и ожидал, что вот теперь-то Дессель остановится или возмутится или еще что нибудь, но тот спокойно сказал свое: «Записывай», и пошел дальше, говоря:

— А тут у вас что? А доспехи. Чего и сколько?

Кавалер был удивлен, первый раз в жизни он так торговал, но виду не показывал, он говорил:

— Шлемы сорок шесть штук, наплечники девять, один не парный, рукавицы кольчужные восемь пар, наручи четырнадцать пар, перчатки «пластина» четыре пары. За все прошу двести два талера.

Но вот тут-то Дессель должен был хоть что-то спросить, но Дессель только рукой махнул и писарь заскрипел пером.

Дальше все шло так же. Кирасы и поножи, пики и алебарды, арбалет и болты, и подводы и лошади и все остальное, включая провиант и фураж, не считались и не оценивались. Все записывалось со слов Волкова, и цена ставилась та, которую он просил. Когда все было записано, а случилось это быстро, Дессель сказал:

— Это все?

— Да, — отвечал кавалер.

— А я слышал, у вас были пушки?

— Они не продаются, — сказал Волков, он, честно говоря, немного волновался, ну не выходил у него из головы разговор с Наумом Коэном.

Он оставил себе и пушки и двенадцать аркебуз, и то и другое Сыч уже вез к нему домой.

— Ну, что ж все — так все, — сказал писарь чуть разочарованно. Он помолчал и добавил:

— Нам надо обсудить всякие мелочи, господин рыцарь, знаю хороший кабак тут рядом, кабатчик сам варит пиво, у него и получается.

— Так пройдемте, узнаю, наконец, что такое доброе пиво Ланна, — вот теперь Волков понял, почему Дессель соглашался на любую цену, что просил кавалер.

Они пришли в не самый чистый кабак, что видел кавалер. Сели говорить, но и разговаривать им долго не пришлось:

— Наверное, вас удивил мой способ торговли, — говорил писарь, подтягивая к себе огромную глиняную кружку с пивом.

Волков тоже взял кружку, отпил и вправду хорошего пива, хотя кружка была и не очень чистой, и спросил, недолго думая:

— Сколько, господин писарь?

— Сто серебряных монет, сто талеров нашего славного курфюрста, — отвечал Дессель улыбаясь.

— О! Вы не милосердны, — отвечал кавалер. — Может вас устроят пятьдесят монет нашего славного курфюрста?

— Я с вами, кажется, не торговался, — напомнил старший писарь, улыбаясь неприятно.

— Да вы не торговались, — согласился Волков, — семьдесят монет.

— Накиньте еще десять, и по рукам, — сказал Десель.

— Восемьдесят? — кавалер помолчал, прикидывая прибыль, что получит он от такой славной торговли, и кивнул головой. — Хорошо!

— Ну, значит все решено, и давайте выпьем, господин рыцарь.

— Давайте господин писарь.

Они выпили, и кавалер понял, почему все платье господина старшего писаря в пятнах. А Дессель тут же стряхнул капли пива с груди и пуза, вытер рот и подбородок, причмокнул противно и заговорил:

— Вы получите вексель на две тысячи сто семьдесят семь талеров.

Кавалер кивнул, он и не рассчитывал на такую сумму, он надеялся вместе с пушками взять три, а тут деньги сами плыли в руки.

— Вексель на три года от сего дня.

Волков опять кивнул.

— А хотите вексель с погашением в два года? — Дессель смотрел с хитрецой и чуть улыбался.

— Сколько? — сразу спросил Волков, сразу все поняв.

— Пятьдесят.

— А если с погашением через год?

— О! Это будет уже сложнее, но за сто пятьдесят я устрою. Да, думаю смогу.

— Давайте так, сто монет вам, и вы делаете погашение через год.

— Нет-нет, тут я не решаю, тут торговаться я не могу, это решение будет принимать сам штатгальтер. Я не рискну подойти к нему с такой небольшой компенсацией, — сразу заупрямился старший писарь.