Иномирянка для министра
Шрифт:
Её лицо менялось, скулы задрожали, раздвигаясь, брови ползли вверх, губы стали тоньше. Теперь передо мной была Эваланда. В её растрёпанных волосах ползла чешуйчатая змея. Много змей, они сплетались в корону. Я вдавился в сидение. Крик застрял в горле.
— Ты, — хриплым голосом прошептала Эваланда, — недостоин своей власти, недостоин жизни…
Змеи распались кровавыми потоками, омывая лицо и волосы, меняя их на круглое в облаке кудрей лицо Миалеки. Я задыхался. Её кровь заливала меня.
— Наши смерти — твоя вина. Это ты
«Нет», — пытался ответить я, но онемевшие губы не двигались.
Лицо снова пришло в движение, очищаясь от крови, осталась только маленькая дорожка от уголка губ до подбородка. Я уже знал, что увижу Нейзалинду. В её заострившемся бледном лице почти не осталось былой красоты.
— Ты обещал великолепную жизнь, а принёс одни несчастья. Ты недостоин снова жениться и губить чью-то жизнь. Настало время наказания. Ты должен уступить место достойному.
«Нет достойных», — хотел отозваться я, но горло давил спазм.
Она оскалилась, обнажая ряды игольчатых зубов:
— И если возьмёшь ещё одну жену, мы вернёмся за тобой из царства смерти.
Я в ужасе ждал, что черты её лица сменятся на Ленины, и на них тоже будет печать смерти, но этого не произошло. Тьма затопила карету и схлынула.
С тяжело бьющимся сердцем я мчался дальше. Ощупал колени — сухие, без следов воды и крови. Коснулся тяжело вздымавшейся груди, потёр горло, лицо.
И раньше мне снилось, что Талентина, Эваланда, Миалека и Нейзалинда обвиняют меня в своих смертях, называют недостойным, но в этот раз… всё как-то… даже слов не подобрать, что не так.
Закрыв глаза, я медленно и глубоко дышал. Старался не вспоминать, но разум упорно возвращался к кошмару, и перед глазами то вставало золотое платье с портрета, то корона из змей, наших, местных, то кровь на лице Миалеки, обычно снившейся в чистой домашней одежде или в серой простыне из морга.
И фраза «если возьмёшь ещё одну жену, мы вернёмся за тобой из царства смерти», снова и снова звучала в ушах. Нелепое обещание: я уже женат, лучше бы сразу забирали, до того, как я погубил Лену.
Мучительно хотелось выбросить это всё из головы, но гадкие образы забивали её намертво.
Карета свернула, меня окатило охранными дворцовыми чарами.
Наконец-то: рядом с императором трудно думать о дурных снах.
Дела, напряжённая работа — вот что действительно нужно, чтобы не думать о мёртвых жёнах и о такой хрупкой и уязвимой живой. Я должен думать о работе, а не о Лене, иначе она будет в опасности.
Я благодарно коснулся родового браслета: хорошо, что в этот сложный период он вёл себя сдержанно. Может, чувствовал внешнюю угрозу и позволял разобраться с проблемами. А может, просто был обманут нашими взаимными ласками. Но главное — он не тянул домой, защищая Лену от скорейшего подтверждения брака.
***
— Хозяин возвращается, хозяин идёт… — зашептали на ухо.
Я распахнула глаза. Вокруг была тёплая тьма. Она поддалась давлению разгоравшегося под потолком света, уползала по углам, под ковры и вазы, под столик. С тяжело колотившимся сердцем я наблюдала за тенями, ложившимися в естественное при таком освещении положение.
Сглотнула.
— Саранда, то, что тени ведут себя, как живые, — это нормально или у меня галлюцинации?
— Вы начинаете видеть то, чем пользуетесь.
Тут до меня дошло, какой фразой меня разбудили, и я подскочила на постели.
— Раввер вернулся? — Растерянно огляделась.
Уснула прямо в халате, едва «на минутку» прилегла после массажа Саранды.
— Да, — подтвердила она.
Я бросилась к двери:
— Где он? — Выскочила в коридор.
— У заднего входа. Эоланд перебрался спать в беседку. Всё спокойно.
— Где задний вход? — спросила я, взбегая по лестнице. — Показывай.
Саранда материализовалась передо мной и беззвучно поспешила сквозь сумрачные коридоры. Светало, мелькавшее в окнах небо было ещё серым, без ярких красок восхода.
«Надеюсь, Раввер успеет немного поспать перед началом рабочего дня, — я торопливо шла за духом, босые ноги глухо шлёпали по паркету, внося нотки жизни в застывший мертвенно-тихий дом. — Если, конечно, у него есть стандартное начало рабочего дня. А может, он наконец взял выходной?»
Я снова подумала о звуке шагов: какой он неизящный, словно мамонт топаю. Начала ставить ноги мягче. Вывернув из-за поворота, наскочила на растворявшуюся в воздухе Саранду. Она окончательно исчезла, оставив меня в небольшом холле.
В темноте возле двери были видны только бледный профиль Раввера и опущенная рука. Одежда и волосы утопали в угольных тенях на фоне тёмных обоев и тёмной закрытой двери. Раввер стоял, прислонившись спиной к стене, закрыв глаза. И столько усталости было в этой молчаливой неподвижности… Уснул? Тьма окутывала его, покачивалась от невидимого ветра.
Сделав пару шагов, я тихо спросила:
— Ты как?
Вздрогнув, Раввер провёл ладонью по лицу, будто смывая усталость, и развернулся:
— Пришёл принять ванную, переодеться и позавтракать, — он пошёл на меня, крепко сжимая под мышкой толстую чёрную папку.
— А спать?
Рассеянно глядя перед собой, Раввер меня обошёл:
— Некогда. С утра внеочередное собрание, нужно подготовить предложения по антикризисным мерам.