Инстинкт Убийцы. Книга 2
Шрифт:
Как не знала, что как только ее глаза закрылись в первый раз, на город обрушился настоящий потоп с градом и шквальным ветром, не знала, что в городе все подняты на уши и ищут малыша, мирно спящего в картонной коробке в маленькой комнатке дешевого отеля для проезжающих. Одна часть уже похоронила его вместе с родителями, другая – и их пока было больше – верила, что ребенок жив, и его куда-то подбросили. В 12-часовых новостях уже был большой репортаж об убийстве Евгения Ситко и его жены, про малыша ничего не сообщалось, зато уже в час дня специальный выпуск призвал всех искать пропавшего Андрея Ситко, 4 месяцев от роду. Вот так Фатима узнала, как его зовут и какой у него возраст, имя для нее
После бури, обрушившейся на город, он как будто приходил в себя, дождь из ливня перешел в морось и так и завис, улицы опустели, ветер стих, и теперь деревья стояли с поникшими после града и сильного ливня ветками. Когда зажглись фонари, город стал напоминать усталого и взъерошенного гиганта, вздыхающего и переводящего дух после хорошей трепки. Чувствуя себя в полной отдаленности и покое, Фатима потянулась и медленно открыла глаза. В номере, состоящем из крошечной прихожей, где стояла плита, крошечной ванной с ржавым душем и текущим туалетом и самой спальни со столом, холодильником и кроватью, было совершенно темно, только фонарь на стоянке проливал тоскливый голубой свет. Взгляд Фатимы тут же устремился на темный силуэт коробки на столе, она, конечно же, была на месте, хорошо. Хотя вообще-то, ничего хорошего в этом не было.
Его, наверное, надо уже кормить, подумала она, снова потягиваясь и ощущая приятную ломоту в теле, она выспалась, полностью отдохнула и теперь была полна сил. И они ей пригодятся, ей еще надо устроить этого знаменитого маленького монстра и наведаться в детский лагерь, чтобы утопить свой буксир, жаль, конечно, но перевозить его сейчас слишком большой риск. Да и куда она его повезет? У нее ведь нет дома, где можно хранить то, что пока тебе не нужно. Фатима быстро отогнала эту мысль, уж больно грустной она была и портила ей настроение, и без того не самое радужное. Да, она справилась блестяще, насколько позволили обстоятельства, выполнила дело, но все ведь пошло наперекосяк, и теперь вместо того, чтобы отдыхать, она должна думать, куда пристроить несчастного сына Ситко. И хуже всего то, что она намеренно затягивала с этим и сама это прекрасно понимала, так с чего же радоваться? Ну, по крайней мере она хоть выспалась, а это уже немаленький повод для радости.
Она медленно села на кровати и выглянула в окно, сквозь сетчатые занавески ей было хорошо видно пустой блестящий асфальт стоянки и даже мелкие капельки, мельтешащие в голубом свете фонаря. Она была почти единственным постояльцем в этом отеле, состоящем из трех длинных одноэтажных строений, напоминающих ей конюшни – она выросла в аграрном крае и прекрасно знала, как выглядят коровники и прочие загоны для скота. Что ж, в такой дыре, как правило, только скот и останавливался, об этом свидетельствовали надписи, оставленные прежними гостями на стенах и обшарпанном кафеле в ванной. Стены ее номера были покрашены ядовитой зеленой краской, обои здесь не продержались бы и недели, мебель была изрядно попорчена, а кровать провалилась и воняла сыростью, хотя в самом номере сыро не было, по крайней мере пока. Хорошо хоть я здесь ненадолго, подумала она, и тут как раз заплакал ребенок. Фатима пулей вскочила с кровати, стены здесь были не толще картона, и хотя, когда она вселялась, соседние клоповники были свободны, все могло измениться за то время, что она спала. Она подошла к столу, где стояла коробка с ребенком, и осторожно взяла его на руки, ее глаза привыкли к темноте, поэтому света от фонаря на стоянке ей пока было вполне достаточно.
– Ну чего ты, а? – прошептала она, укачивая его неумело, но нежно, – кушать хочешь? Проголодался? Сейчас мы тебя накормим, потом помоем, а потом ты немного поиграешь и снова уснешь.
Ее успокаивающий голос подействовал, малыш тут же затих и только изредка недовольно похныкивал. А характер у него просто сахарный, отметила Фатима, вспоминая, как мама рассказывала ей, что младенцем она орала круглые сутки, день и ночь напролет, сводя с ума не только ее, но и соседей. Они часто смеялись, вспоминая старую историю, как однажды к маме посреди ночи пришел разъяренный сосед и начал кричать:
– Да что вы с ней делаете круглые сутки?! На части режете, что ли?! Чего она так орет, и орет, я уже с ума сошел от этих воплей!
– По его виду это было заметно, – всегда говорила мама, и они начинали хохотать.
Да, была бы мама здесь, она знала, кажется, все на свете, а про детей уж точно. Хотя, если бы она была жива, всего этого не было бы вообще.
С ребенком на руках, Фатима прошла в крошечную прихожую и, нащупав выключатель, зажгла свет в ванной, а потом открыла дверь. Штор в номер не было, поэтому зажигать свет она не могла, ребенка могли увидеть, а так света было вполне достаточно и в то же время безопасно. Не выпуская малыша, она села на краешек облупившейся ванны и открыла горячую воду. Пока бутылочка будет греться, решила она, я приготовлю ванну для этого маленького свиненка.
– Придется тебе еще чуть-чуть побыть в коробке, – проговорила она, устраивая ребенка, – мне надо подготовить все для тебя, так что лежи тихо и не мешай, если не можешь пока помогать.
Чтобы ему было не скучно, она дала ему одну из купленных погремушек, а потом поставила кастрюлю с водой и, захватив с собой книжку «Ваше чудо: все о детях от рождения и до 7 лет», направилась в ванную. Там был выцветший пластиковый тазик, противного грязно-розового цвета, но по размерам он вполне годился для купания малыша. Конечно, только после того, как она его тщательно вымоет. Она уже было собралась намылить его, щедро полив антибактериальным чистящим средством для детских ванночек, купленном в том же самом магазине, как вспомнила про бутылочку, оставленную в кастрюле на плите.
– Черт! – Воскликнула она, бросая тазик обратно в ванну и стрелой кидаясь к плите.
Как же сложно обо всем помнить, ничего не упускать! Да, чтобы растить детей, двух рук и одной головы явно мало, подумала она, хватая полотенцем кастрюлю и ставя ее на поцарапанный узенький столик, на котором стояла плита. Ее работа тоже требовала сосредоточенности и дальновидности, и все же ей казалось, что быть киллером гораздо легче, чем матерью. Может, потому, что тогда она отвечала только за себя.
Как назло, тут снова захныкал малыш, явно уже успевший проголодаться и соскучиться по маме. Нет, я должна как можно скорее отделаться от этого ада, решила она, как можно скорее.
– Не ори ты так, – зашикала она на него, не зная, что делать сначала: вытаскивать бутылочку, взять его на руки или закончить наконец с тазиком. – Сейчас будешь и есть, и купаться, только соблюдай тишину, нас ведь могут услышать.
– Мы, знаешь ли, прячемся, – сообщила она малышу, как будто слова имели для него хоть какой-то смысл.
Что делать ей подсказал инстинкт, ведущий ее уже 9 лет – надо прежде всего восстановить тишину, иначе всему конец. Она снова взяла его на руки, только на этот раз он не перестал плакать, только немного сбавил громкость. Надо его накормить и вымыть, иначе он жизни не даст, подумала Фатима, хотя ей и самой уже было до боли в сердце жаль этого кроху, такого маленького и одинокого, находящегося в ее неумелых руках, а в чьих руках он окажется завтра? Я отняла у него семью, пришла мысль, я должна дать ему новую.