Интермеццо, интермеццо
Шрифт:
Едва мои пальцы сомкнулись на этой спасительной соломинке, как сильный рывок едва не вырвал её из моей руки. В следующее мгновение я почувствовал, что лечу куда-то с невероятной скоростью, потом всё закружилось и потемнело перед глазами, затем последовал удар, и моё сознание погасло, как свечка, которую накрыли колпачком.
Очнулся я от чувства блаженного тепла и яркого солнечного света бьющего прямо в глаза. Сообразив, что могу двигаться, я тут же сел и огляделся вокруг. Берег, точнее песчаный пляж на котором я находился, был мне совершенно незнаком. Можно было сказать лишь то,
Повернув голову, я обнаружил неподалёку растущие пальмы, под одной из которых лежал человек. Я тут же узнал в нём испанского воина, которого так отчаянно пытался спасти попугай, только сейчас его лицо было, не синим, как тогда, а просто бледным, глаза были закрыты, но грудь, освобождённая от доспехов, валявшихся рядом, едва заметно вздымалась. Это говорило о том, что парень жив, но по-видимому без сознания.
На вид ему было лет семнадцать-восемнадцать. Белокурые волосы, несвойственные испанской крови, падали на лоб, но изящные черты лица выдавали старо-кастильское происхождение жителя северного испанского побережья. Я поднялся, и ещё толком не соображая, что делаю, двинулся к этому юноше, но в тот же миг между нами появился давешний попугай, обрушившийся откуда-то сверху. Попугай имел потрёпанный и весьма усталый вид, но глядел так грозно и решительно, как будто был не птицей, а сторожевым псом.
— Каррамба! — Выкрикнул этот пернатый сторож и расправил крылья.
Я хотел было отпихнуть его ногой в сторону, но тут этот странный представитель птичьего племени вытянул шею, раскрыл клюв и выпустил в мою сторону фонтан огня, который едва не спалил мне бороду! (Я тогда носил бороду, но брил усы на голландский манер.) От неожиданности я сел там, где стоял, а попугай сложил крылья, принял подчёркнуто небрежный вид и спросил самым невозмутимым тоном:
— Переговоры?
Что-то в этой птице было такое… Даже если не принимать во внимание способность связно говорить и дышать пламенем, что-то необъяснимое внушало уважение и заставляло с ним считаться. По этой причине я утвердительно кивнул, стараясь при этом сохранить собственное достоинство.
Попугай несколько расслабился. (Несмотря на всю свою решительность, он всё же боялся меня, и я это чувствовал). Он вскочил на валяющуюся тут же корягу, уселся на ней поудобнее, (разве что ногу на ногу не закинул), извлёк откуда-то курительную трубку, плюнул в неё и задымил, как какой-нибудь морской волк из тех, что вечно торчат на пристани и глядят на весь мир свысока, словно бочка на которой помещается их зад ничуть не ниже королевского трона!
— Ты вторгся на мою территорию. — Сказал попугай, выпустив облако дыма, размером с нестриженого барана тонкорунной породы.
— У меня не было выбора. — Ответил я и вдруг сообразил, что оправдываюсь! Тогда я немедленно принял грозный вид и спросил:
— Что ты называешь своей территорией, и с какой стати я должен тебе верить?
— Своей территорией я называю этот мир, в котором ты сейчас пребываешь. — Заявил попугай, обведя в воздухе вокруг себя мундштуком трубки. — Я этот мир открыл, и я его освоил. Вход сюда разрешён только с моего позволения и только тем, кого я называю друзьями.
При слове «добыча» у меня мурашки побежали по спине.
— А вот он, — я указал на юношу, лежащего под пальмой, — он тебе друг или добыча?
— Он мне, что-то вроде внука. — Был ответ. — Точнее пра-пра-пра-правнука. Я за этим юнцом присматриваю, чтобы был жив и здоров, а для удобства мы на людях изображаем попугая и его хозяина.
— То-то я смотрю, что он еле жив и не слишком здоров после вчерашней драки! — Усмехнулся я и тут же пожалел об этом, так-как из клюва попугая снова полыхнуло огнём.
— Давай-ка лучше решать то, что касается нас двоих! — Сказал он нахмурившись. — Точнее, вопрос сводится к тому, насколько быстро ты намерен убраться с моей территории, прежде чем я стану рассматривать тебя в качестве добычи?
— Полегче! — Набычился я в ответ, нашаривая на поясе матросский нож фламандской ковки, единственное оружие, которое у меня осталось.
Это возымело действие. Как бы ни был грозен пернатый хозяин этих мест, драки он явно не желал и постарался смягчить ситуацию.
— Ладно, ладно! — Сказал попугай примирительно. — Не будем тратить пламя даром, пока не поссорились! Давай лучше решать, как всё сделать по-тихому и при соблюдении взаимных интересов!
— Это другое дело! — Ответил я и вдруг, неожиданно для себя, добавил:
— Сдаётся мне, что ты не совсем попугай?
— Сдаётся, что ты не совсем человек! — Парировал пернатый и снова выпустил облако дыма.
Таким образом, отношения были налажены, (я имею ввиду, что на самом деле, ни фи… ничего не было ясно, но мы без лишних слов признали силу и авторитет друг друга), а значит можно было переходить к решению насущных вопросов.
— У меня здесь нет никаких дел, разве что немного очухаться после холодного купания! — Сказал я. — Поэтому я охотно вернусь восвояси. Вопрос в том, как это сделать? Попал я сюда в полудохлом состоянии, прицепившись к вам наподобие рыбы прилипалы. Выйти хотелось бы более достойным способом, но я пока не представляю, как это сделать. Может, подскажешь?
Попугай ответил после длительной паузы.
— Я могу вернуть тебя назад, но врядли тебе это понравится.
— Почему?
— Прикинь, ты окажешься посреди весьма прохладного моря на расстоянии нескольких часов свободного плавания от берега. Кроме того, есть вероятность, что ты столкнёшься с отступающей испанской эскадрой, и даже мне страшно подумать, что сделают соотечественники дона Мигеля, когда узнают в тебе бравого гёза!
— Мне послышалось или в ком-то заговорило благородство?
— Тебе не послышалось. Поживёшь с этими благородными пару-другую сотен лет и так облагородишься, что родная мама не признает!
Эта тема, по-видимому, сильно задела моего собеседника за живое. Он досадливо сплюнул на мокрый песок, который зашипел, как будто на него упала капля раскалённого метала, после чего затянулся из трубки так, что раздулся точно шар и встопорщил перья. Я даже подумал, что он сейчас лопнет, но он благополучно выдохнул очередное гигантское облако дыма и изрёк усталым голосом: