Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона
Шрифт:
— За то, что он наложит лубки на ваши раздробленные кости и залечит ожоги, — искренне заверила я.
Дракон в подтверждение моих слов ударил хвостом. И вроде не сильно так, но кони всхрапнули. «Молящаяся» часть пассажиров, поняв, что убивать их вроде как не собираются, повылезала из-под телег. Это оказались двое купцов (первый — вольный сокол, второй — с дочерью) и несколько путников, что опасались ехать в одиночку.
Через полчаса торгов, когда и охрана обоза, и дракон уже искренне сожалели, что не сошлись в рукопашной, мы с двумя местными коммерсантами все-таки пришли к
Йон вылез из кустов и, отдирая от шеи лису (моя этой рыжей морде не понравилась, а оборотнева — прям не отцепить), озвучил общее мнение воинов:
— Вы совсем ку-ку? — Он повертел пальцем у виска для выразительности.
В тишине леса кукушка, заслышав пение конкурента, решила оповестить, что эта часть лесной территории таки под ее протекцией, и закуковала. Громко и остервенело.
Но купцам плевать было на мнение критиков, а уж если из спасения собственной шкуры можно извлечь выгоду — и подавно. Я же вспомнила, что покойная кнесса проповедовала сохранение мира, и прикинула: этот самый мир устанавливают не политики, а торговцы. Поэтому решила, что нынешнюю сделку можно считать вкладом в упрочнение мира между высоколетающими и прямоходящими.
Мы ударили по рукам.
Брок зарычал и стал стремительно менять ипостась. Подозреваю, что он сделал это с единственной целью: так удобнее душить рыжих журналисток.
— Мне? Охранять людей?
Ему вторили обозники:
— Нам, с этим драконом?
Но меня больше моральной стороны вопроса интересовала пищевая:
— Плату, в смысле еду, вперед.
— Твой дракон еще ничего не наохранял, — тут же возразил купец. — И оборотень тоже.
— Уважаемый, а вы не слышали народной мудрости: дракон, когда поблизости люди, долго голодным не бывает?
— Нет, — буркнул второй торгаш, понимая, что убедиться в супернадежности новой дополнительной охраны не факт что удастся, зато в прожорливости — вот прям сейчас.
Купец развернулся к одному из обозников и гаркнул:
— Хран! Достань шматок сала и ковригу для новых обережников.
Потом вновь посмотрел на меня и уточнил:
— Это все?
Я изогнула бровь и прищурилась:
— А ходить новый охранник должен в рванье?
Звук стираемой зубной эмали я услышала отчетливо, но купец был ученый и выученный не такими кровопийцами-покупателями. Потому он почти спокойным тоном бросил через плечо:
— И одежду найди этим…
Больше торговец ничего спрашивать не стал. Зато второй его «коллега» буркнул себе под нос, что его всегда настораживали умные бабы, мирно настроенные драконы и обещания кнессов снизить налоги, но паче всего — черные ведьмы, сулящие чистую выгоду.
— А меня — щедрые торговцы, — не удержалась я от ответного комплимента.
После обмена любезностями обоз снова двинулся в путь. Йон бессовестно сидел на одной из телег и активно работал челюстями, попеременно откусывая от куска перченого сала и от ломтя хлеба, которые держал в обеих руках. При этом блохастый умудрялся еще и переглядываться с симпатичной девицей, что ехала чуть поодаль, рядом с одним из купцов.
Я покачала головой. Шкура был неисправим. Зато Брок зыркал на меня сердито. Правда, делал это в новых штанах и рубахе, не переставая жевать. Когда в недрах драконьего желудка исчезли третий шмат сала и вторая коврига хлеба, к злому взгляду ящера добавился второй: разгневанного Храна. Оказалось, что этот уже немолодой мужчина отвечал в обозе за провиант, и его до красных пятен на щеках раздражал тот факт, что прожорливый дракон в одну морду утрескивает снедь, которой хватило бы трем здоровым мужикам. И при этом смотрит голодным взором: а есть ли еще?
Подивилась аппетиту ящера, но вспомнила, как быстро зажил ожог… Все имеет свою цену, хорошо, что в случае Брока она измеряется всего лишь килокалориями.
Пролетев вперед, наткнулась на любопытный взгляд той самой девицы, которую так усердно совращал Йон. Подумала, не стоит ли взлететь чуть выше, когда девушка решилась на вопрос:
— Госпожа ведьма, а это тяжело? — краснея от собственной смелости, она смущенно посмотрела на меня.
— Что? — не поняла я.
— Летать на метле! — Девушка грозила превратиться в переспелую ягоду, которую французы романтично именуют «поме де амор, или плод любви».
А тут еще сердитый взгляд сидевшего рядом купца… Но женское любопытство оказалось превыше смущения и страха перед колдовкой. Потому, комкая в руках ткань собственной рубахи, она ждала ответа.
— Не очень, но сидеть на лавке всяко удобнее… — протянула я с намеком, кивнув на облучок.
Девушка намек поняла и, пододвинувшись, предложила:
— Так садитесь, госпожа ведьма…
Меня дважды просить не пришлось. Как выяснилось из разговора (к которому потом присоединился и отец девушки, купец Ротмин), причина девичьего любопытства была простой, как половица: отец вез дочку в стольную Шойбу — поглазеть на ярмарку и знаменитые на все кнесские уряды бои магов. На последних чародеи соревновались в своем умении колдовать.
Юная Ярика, которая на поверку вила из батюшки веревки, непременно захотела себе в мужья взаправдашнего мага. Да не абы кого, а знаменитого Умара Ружримского — драконоборца и красавца, прославившегося в сражениях последней войны. Этот самый Умар завсегда выступал в колдовских боях и выходил победителем.
Отец, конечно, посмеивался над дочкиной блажью, но на ярмарку дитятю взял. Ярика же решила, что, едва знаменитый драконоборец ее увидит, сразу предложит зазнобе руку, сердце, голову и прочие органы своего доблестного чародейского организма и не забудет про самую важную запчасть — кошелек.
Ротмин, как мне чудилось, согласился взять дочь с одной-единственной целью: чтобы та убедилась, как несбыточна ее мечта, и наконец-таки благосклонно взглянула на сына его давнего торгового партнера.
Меня же Ярика пригласила присесть, чтобы побольше узнать о магах. Но эта наивная девушка и не подозревала, что проще отодрать от кожи присосавшегося клеща, чем узнать у журналистки то, что та рассказывать не намерена. Зато я умудрилась выцыганить из словоохотливой купеческой дочки прорву информации.