Интим не предлагать!
Шрифт:
— Крепкий эспрессо, отлично поднимает боевой дух. Я пью не менее шести чашек в день и мой дух несгибаем. Женя подтвердит!
— Постеснялся бы при родителях. Нашёл, чем бравировать, — шиплю одними губами, толкая его под столом ногой.
— А что такого? Это отец меня приучил, ещё с детства, он вообще по восемь пьёт.
Перевожу ошарашенный взгляд на Николая Филипповича и тот смущённо улыбается:
— Да, знаю, что вредно, но сын прав — подъём обеспечен на весь день. Моему отцу под семьдесят, и до сих пор
О, Господи, куда я попала! В нормальных семьях по наследству от отца к сыну передают раритетный автомобиль или футбольный мяч с автографом Пеле, но в этой, видимо, свои ценности.
— А может, домашних пирожков? К кофе? — скромно вмешивается мама.
— Домашних пирожков у нас не водится, — разочарованно разводит руками Малиновский. — Но где-то в шкафу заявлялись засохшие магазинные крекеры. Берегли для дорогих гостей.
— Ну вообще, я привезла. Сейчас, — мама выбирается из-за стола и скрывается в гостиной, через минуту возвращается со своей миниатюрной лаковой сумочкой и извлекает оттуда целлофановый пакет. А там килограмма два пирожков!
Как? Как они туда влезли? У неё там портал в гастроном, что ли?
— Эти вот, треугольные — с мясом, круглые — с картошкой и грибами, а овальные…
— С капустой! Мои любимые! — разрываю пакет и не слишком культурно вгрызаюсь в самый вкусный на свете пирожок.
Следуя моему примеру пирожки разлетаются влёт, быстрее, чем косметика по акции в РивГош. Мужики в первую очередь разделываются с мясными, затем переходят на картошку.
— А ларчик-то просто открывался — пирожки с капустой, я узнал твой секретик, — подмигивает Богдан, стреляя глазами в моё декольте.
— Не налегай на кофе, иначе спать будешь снова в гостиной, — шиплю в ответ, и Богдан, интенсивно работая челюстью, хмурится.
— Не понял связи?
— Мам, а ты пирожки, что ли, из дома везла? — намеренно перевожу тему.
— Ну да, напекла на ночь перед поездом. Так и знала, что вы тут голодаете, — мама элегантно отламывает кусочек и кладёт в рот, запивая крошечным глотком кофе.
— Ну почему же, мы как раз-таки совсем не голодаем, Женя нас каждый день вкусным балует, — с благодарностью изрекает Николай Филиппович, и, мама, немало удивившись, держит-таки марку:
— Ну конечно, я же её с раннего детства готовить учила, теперь вот не приходится краснеть.
— Алла Глебовна, ваши пирожки действительно умопомрачительно вкусны, — хвалит Малиновский-старший и мама, зардевшись совсем как девчонка, скромно тупит глаза.
— Ну зачем же так официально. Можно просто Алла.
Округлив глаза смотрю на жеманно отпивающую кофе маму. Значит, не показалось!
С самого начала, хоть она и ругалась на Николая Филипповича, думая, что он Богдан, я заметила по ней, что он произвёл на неё впечатление. Что, впрочем, неудивительно. Но потом, когда все разобрались кто есть кто и кому кем приходится, мама совсем неуловимо начала с ним кокетничать. Никогда её такой не видела. Вот это новости!
— Николай Филиппович, а где сейчас ваша жена? Я хотела бы познакомиться с мамой Богдана, — от кричащей какие-то пятнадцать минут назад женщины не осталось и следа — мама сама душка.
— Это вряд ли осуществимо, если только вы не надумаете отдохнуть в Турции. У вас когда отпуск? — с набитым ртом вставляет Малиновский.
— Родители Богдана в разводе, — расшифровываю я. — Кстати, мои мама и папа в разводе тоже, — зачем-то поясняю уже Николаю Филипповичу, невольно ощущая себя Розой Сябитовой.
Родители как-то странно смотрят друг на друга, и каждый, улыбаясь, утыкается в свою чашку.
— А вы к нам надолго? — без обиняков спрашивает Малиновский, дожёвывая пирожок.
— А я вам уже надоела? — не теряется мама.
— Нет, мам, правда, ты к нам надолго? Просто завтра понедельник, тебе же на работу, — прихожу на выручку беспардонному горе-мужу.
— Я когда узнала вчера последние горячие новости из столицы, сразу же позвонила начальнику и взяла отпуск на неделю за свой счёт.
— Это здорово! Нет, правда — погуляем по Москве, в зоопарк сходим, в театр, — воодушевляюсь я. — У нас недалеко от дома, где мы квартиру с Анькой снимаем, есть недорогая гостиница.
— А зачем гостиница? Пусть со мной поживёт. Мне всё равно вечерами делать нечего. Спать может на твоём диване, — вмешивается молчащая до этого Цветкова.
— В вашей однушке с сумасшедшими соседками? О, да, это будут незабываемые московские каникулы, — глумится Богдан, незаметно лапая под столом мою коленку.
— Ну вообще, вы можете остановиться у нас, — осторожно предлагает Николай Филиппович. — У нас комната гостевая на втором этаже. Правда, там не убрано…
— Ну что вы, я не хочу вас стеснять, удобно ли это… — кокетливо мнётся мама, разве что ресницы как в комиксах не трепещут.
— Жить с тёщей под одной крышей — да это же моя мечта с самого детства, — улыбаясь, бурчит под нос Малиновский, но мама не теряется и здесь:
— А вам, молодой человек, пора бы задуматься о своём облико морале, если не хотите, чтоб получилось как в том анекдоте.
— А вам, мама, палец в рот не клади.
— Богдан! — одёргиваю, больно щипая его бедро.
— Ну а что, я правда рад. Думаю, мы непременно подружимся с Аллой Хлебовной. Простите — Глебовной. Или вам всё-таки больше нравится “мама”?
— А теперь я даже раздумывать не буду и точно приму любезное предложение Николая Филипповича, — в тон ему не скрывая ехидства отвечает мама.
— Можно просто Николай. Коля, — поправляет её старший Малиновский, и мне показалось, что где-то над головой пронёсся розовощёкий амур.