Интуиция. Как понять, что чувствуют, думают и хотят другие люди
Шрифт:
Результаты исследований показывают: большинство людей, отвечая на эти вопросы, утверждают, что они обладают большей свободой воли, чем другие. [65] Например, обладание свободой воли должно означать, что ее носитель свободно выбирает любой из нескольких разных вариантов независимо от окружающих обстоятельств, в соответствии со своими интересами и устремлениями. В одном из экспериментов соседей по комнате в общежитии колледжа попросили оценить, насколько предсказуемыми были решения, принятые ими в прошлом, и насколько предсказуемыми окажутся их решения в будущем. Студенты оценили свои прошлые и будущие решения как гораздо менее предсказуемые, нежели решения своих соседей по комнате, словно те обладали меньшей свободой воли и более слабым умом.
65
Pronin, E., and M. B. Kugler (2010). People believe they have more free will than others. Proceedings of the National Academy of Sciences 107: 22469–22474.
Свобода воли также требует способности делать выбор из нескольких вариантов. Как гласит поговорка, «жизнь такова, какой ты ее делаешь». В другом эксперименте работникам двух разных ресторанов представили перечень
По-видимому, разуму не хватает не только свободы воли. Этот эффект слабости ума имеет много проявлений, в том числе всеобщую тенденцию считать ум других менее изощренным и более поверхностным, чем собственный. [66] Представителей отдаленных, чуждых групп, от террористов до несчастных жертв ураганов и политических противников, также считают менее способными переживать сложные эмоции, например стыд, гордость, смущение и чувство вины, по сравнению с представителями «своей» группы. [67] Ряд экспериментов показал, что извинения (например, канадцев) за «дружественный» огонь по афганским солдатам носят формальный характер, поскольку в отношении таких «далеких других» канадцы не испытывают угрызения совести. Поэтому извинения чужаков кажутся нам неискренними. [68]
66
Haslam, N., et al. (2005). More human than you: Attributing humanness to self and others. Journal of Personality and Social Psychology 89: 937–950.
67
Leyens, J.-P., et al. (2000). The emotional side of prejudice: The attribution of secondary emotions to ingroups and outgroups. Personality and Social Psychology Review 4: 186–197; Vaes, J., et al. (2003). On the behavioral consequences of infrahumanization: The implicit role of uniquely human emotions in intergroup relations. Journal of Personality and Social Psychology 85: 1016–1034; Cuddy, A., M. Rock, and M. Norton (2007). Aid in the aftermath of Hurricane Katrina: Inferences of secondary emotions and intergroup helping. Group Processes and Intergroup Relations 10: 107–118.
68
Wohl, M. J. A., M. J. Hornsey, and S. H. Bennett. (2012). Why group apologies succeed and fail: Intergroup forgiveness and the role of primary and secondary emotions. Journal of Personality and Social Psychology 102: 306–322.
Иногда мысли другого человека представляются сравнительно неясными потому, что вы не соприкасаетесь с ними непосредственно. Но это не означает, что его ум действительно затуманен или притуплен. Стоящего Медведя считали не вполне человеком, недоразвитым, неразумным и бесчувственным. Сегодня такое отношение кажется ничем не оправданной крайностью. В наши дни распространены более утонченные варианты такого отчуждения. Порождаемые им ошибки приводят нас к менее мудрым, менее правильным суждениям о разуме других, чем есть на самом деле.
Во многих африканских традициях существует концепция, известная под названием «убунту»: «человек является человеком благодаря другим людям». Ваша человечность проистекает из вашего отношения к другим, утверждает эта концепция, а не из того, как вы ведете себя в одиночестве. Человечность – это в том числе признание у другого полноценного человеческого ума. Последние несколько страниц я потратил на объяснение того, как хорошие люди вроде вас и меня могут при определенных обстоятельствах «отключаться» от разума других и относиться к ним как к сравнительно глупым людям. Отказавшись включать нашу способность понимать мысли других людей, мы не только становимся безразличными к этим людям; мы рискуем утратить часть собственной человечности.
Но эта книга – не о социальной справедливости, а о социальном понимании. Более непосредственное подключение к мыслям других людей не только побуждает вас вести себя более человечно по отношению к другим, оно помогает вам вести себя более разумно в присутствии других. Позвольте привести примеры из трех разных областей: более умного ведения боевых действий, более совершенного лидерства и более приятного соседства.
Более умное ведение боевых действий. Многим американцам мысль о том, что удары по США 11 сентября 2001 года спланированы террористами, которые, возможно, обладают умственными способностями, подобными нашим, испытывают сострадание, сочувствие и угрызения совести, может казаться ошибочной, а то и оскорбительной. Даже мысль о том, чтобы представить точку зрения террористов, кажется отталкивающей. И все же перед государственными и военными руководителями всего мира стояла задача снизить террористическую угрозу, и снизить ее максимально эффективно. Как это сделать? Снижение угрозы требует, чтобы мы понимали логику мышления террористов. Не снижает ли отказ от признания террористов такими же, как мы, людьми качества нашего противодействия террористической угрозе?
Питер Сингер в книге «Wired for War» («Смонтированные для войны») рассказывает, как стратегия «шока и трепета», которой руководствовались в начале войны в Ираке, была призвана устрашить противника и заставить его подчиниться. [69] Используя беспилотные летательные аппараты и авиацию дальнего радиуса действия, американские войска стремились вызвать страх перед «небесным всевидящим оком», которое могло уничтожать противника, где бы он ни находился. Если вы считаете, что ваши противники – бесчувственные дикари, то вам понадобиться нечто действительно устрашающее, чтобы произвести на них сильное впечатление. Кажется, президент Барак Обама тоже считал террористов неспособными чувствовать. В книге «Dreams for My Father» («Мечты моего отца») Обама пишет, что его способности к эмпатии недостаточны для того, чтобы понять «кромешный нигилизм», которым руководствовались террористы, совершившие акцию 11 сентября 2001 года. [70]
69
См. с. 305 книги: P. W. Singer (2009). Wired for war. New York: Penguin Books.
70
Цитата полностью приведена на с. Х предисловия к изданию 2004 года: «У меня как у писателя не хватает умения, чтобы описать впечатления того дня и последующие дней – самолеты, как призраки, превращались в сталь и стекло; рушившиеся внутрь, как при замедленной съемке; башни, покрытые пеплом фигуры бредущих по улицам людей, муки и страх. Не претендую я и на понимание того абсолютного нигилизма, который двигал террористами в тот день и продолжает двигать их собратьями ныне. Силы моего сочувствия, моей способности проникнуть в глубины помыслов и мотивов других людей не хватает, чтобы проникнуть в пустой взгляд тех, кто убивает невиновных с абстрактным чувством полного удовлетворения». Obama, B. (2004). Dreams from my father: A story of race and inheritance. New York: Three Rivers Press.
Эти взгляды неверно характеризуют мышление типичного террориста. Например, террористами-самоубийцами становятся зачастую выходцы не из самых бедных семей. [71] Эти люди – не психопаты, неспособные чувствовать чужую боль. У них есть семьи, а у некоторых – даже дети. Террористы любят своих близких. Сторонники насилия буквально порабощены сочувствием к членам своей группы – сочувствием, которое слишком часто приводит к презрению в отношении конкурирующих групп. Террористами движет чувство ограниченного альтруизма, сильной приверженности выгодам собственной группы и своему делу, безотносительно к последствиям актов террора для самих террористов. [72] Это то самое чувство, которым, по словам Джона Маккейна, сказанным по ходу предвыборной президентской кампании в США, хотят обладать все люди (Маккейн сказал, что все хотят «служить цели, превосходящей личную заинтересованность»). Узкий, ограниченный альтруизм побуждает нас помогать нашим близким и сражаться с теми, кто угрожает нам. Этот альтруизм использует язык семьи, понятия «братья», «сестры», «братские и сестринские узы». Отец одного из террористов-самоубийц сказал: «Мой сын погиб не только во имя правого дела, он погиб… за людей, которых любил». Любовь – не тот мотив, какой обычно приписывают террористам.
71
Krueger, A. B., and J. Maleckova (2003). Education, poverty, and terrorism: Is there a causal connection? Journal of Economic Perspectives 17: 119–144.
72
Самый впечатляющий научный довод в пользу ограниченного, узкого альтруизма в своей книге «Разговоры с врагом» выдвигает Скотт Атран. Атран, называющий себя антропологом, в роли психолога интервьюировал джихадистов и задал им множество вопросов, стремясь раскрыть глубинные мотивы, ими двигавшие. Атран обнаружил, что мотивы, связанные с получением выгод для дела, которое было им дорого, навряд ли можно считать нигилистическими. Мотивы джихадистов явно человечные. См.: Atran, S. (2010). Talking to the enemy: Faith, brotherhood, and the (un) making of terrorists. New York: HarperCollins.
Нетрудно понять, как неправильная трактовка мыслей террористов может привести к ошибочной военной стратегии. Если противник подобен бесчувственному животному, то для его запугивания необходима поистине устрашающая демонстрация силы. Но если противник сражается из сострадания к членам своей группы и за дело, которое, по его мнению, важнее любого другого дела, то стратегия «шока и трепета» только провоцирует его на продолжение борьбы. По-видимому, именно это и произошло после того, как США в 2003 году вторглись в Ирак. «Концепция “шока и трепета” могла подвигнуть умеренных и не связанных обязательствами гражданских лиц на антиамериканизм», – заявил отставной пакистанский генерал Талат Масуд. В одной из самых популярных песен в Пакистане в 2007 году, когда беспилотники совершали по десять ударов в неделю, были строки: «Бессердечный американский терроризм / Убивает людей, как насекомых, / Но честь не боится силы». [73] В борьбе с людьми, преданными делу, за которое они сражаются, шок и трепет оказались плохой стратегией.
73
По-видимому, это не первый раз, когда американцы совершают одну и ту же ошибку. В своей книге Сингер объясняет: «Во время Второй мировой войны генерал Кертис Лемей приказал американским бомбардировщикам сбрасывать зажигательные бомбы на японские города для того, чтобы с помощью устрашения заставить японцев понять, что продолжать войну бессмысленно. В результате налетов американской авиации, сбрасывавшей зажигательные бомбы, погибли сотни тысяч человек, но многие в Японии истолковали это “послание” как предупреждение об опасности безоговорочной капитуляции перед противником, сбрасывающим напалм на гражданское население и деревянные дома». Cм.: P. W. Singer (2009). Wired for war. New York: Penguin Books, р. 305.
Американские военные предприняли усилия, направленные на «завоевание сердец и умов» афганцев и иракцев, но, увы, слишком поздно. С ограниченным альтруизмом можно бороться, размывая границы между включенными и внешними группами, между «нами» и «ими». Завоевание сердец и умов – отнюдь не проявление слабости или мягкости. Это стратегия, которая может превратить явных врагов в союзников.
Станут ли конфликты разрешать умнее, если политические руководители признают, что наши противники – вполне люди, а не дикие звери или ничего не смыслящие субъекты? Если мы всем обществом будем думать о противниках, в полную меру используя медиальный префронтальный участок коры нашего мозга? Думаю, да: в таком случае мы сможем разрешать конфликты грамотнее.