Иркутск – Москва
Шрифт:
* * *
Человек предполагает, а Господь располагает. Или, если по-простому: рулят не твои хотелки, а обстоятельства. И у них, у этих обстоятельств, иногда бывают имена и фамилии. И иногда это ТАКИЕ фамилии, что пытаться попереть против — себе дороже…
С фортепиано у него вышел облом-тоталь. Во всяком случае, до Москвы. А в Златоглавой с идеей послушать романсы в исполнении очаровательной сестренки Балковской кандидатки на роль «Маты-Хари на максималках» Петровичу пришлось распрощаться… Нет, не то, чтобы столь пустяшный вопрос оказалось не по силам порешать
Его задумка разобрать по косточкам и разложить по полочкам с Альфредом тему их будущей командной Большой Игры супротив «малайца» Джека с его Ройял Нэйви, накрылась медным тазом. Конечно, крушение столь далеко идущих планов стряслось не по вине Петровича, однако теперь путешествие в Фатерлянд ему предстояло однозначно, какие бы громы и молнии не метал Василий. Тем паче, на прощание приглашение прибыть ко Двору «адмирала Атлантического океана» «герр Руднефф цу ВладИвосток» публично получил не только от «друга Альфреда», но и от отпрыска самого кайзера.
Обычно несколько зажатый и внешне мало эмоциональный принц Адальберт во время расставания с Рудневым и его офицерами был весел и необычайно оживлен, чем поначалу Петровича немало удивил. Особенно контрастным настроение молодого Гогенцоллерна было на фоне явно недовольного новыми вводными Тирпица. Однако, когда обнаружилось, что баронесса фон Гёц любезно согласилась вместе с ее сестрицей продолжить вояж до столицы Российской Империи в компании с принцем и его офицерами, все стало на свои места. И тлеющие плохо скрываемой мукой глаза Гревеница, и мимолетные взгляды, которыми обменялись Окса и Адальберт, и задумчивая грусть Йохана Шмидта.
«Начинается. Слава Богу, парадные рога я позабыл в их поезде… На этот расклад мне уже не повлиять. Василий получил, что хотел, и слава Богу, два раза. А вот что за "приятная встреча» ожидает меня в Первопрестольной? Это неожиданно и… «чеГ-товски интересно!» Ага, именно так, с мимикой и грассированием нашего молодого Нирода. Как весьма интригующим является и тот факт, что первое частное послание в мой адрес, собственноручно написанное императрицей, вручил мне выступивший выразителем воли Рока адъютант «князя-кесаря» Москвы, Сергея Александровича, князь Феликс Феликсович Юсупов. Он же — граф Сумароков-Эльстон.
Эх, вот как узнал бы этот высокий, широкоплечий, добротно скроенный полковник с добродушной ухмылкой сытого царя зверей на фейсе, что его именем через сотню лет будет называться кошачий корм. Тогда бы и посмотрели на его мимику. Разулыбался тут, понимаешь!
«… Прошу Вас, любезный граф, не отказать, и принять искреннее гостеприимство МОИХ друзей, Феликса Феликсовича и Зинаиды Николаевны. Несомненно, прием Вам будет оказан достойный, а одна, неожиданная для Вас встреча, порадует… Будем иметь Большое Удовольствие позже принимать Вас лично…»
И т.д. и т. п… Короче, есть повод возгордиться, ибо ничем иным, как знаком пристального и благосклонного внимания со стороны Государыни, это послание быть не может. Ага… Муж — голова, жена — шея, так что ли?.. Или «минуй нас пуще всех на свете и царский гнев, и царская любовь»? Ладно, Гревениц и Хлодовский со мной. В случае чего будет кому задницу адмиральскую прикрыть на случай побега, если не пройду тест на корпоративную лояльность. А везунчик Костенко пусть отвезет под Шпиц мои извинения за задержку с прибытием. И сможет еще денек поворковать со своей новообретенной богиней, кстати. Заодно потом доложит все, что не укроется от его внимания на полтавско-потсдамском фронте.
Хм. Неожиданная встреча, которая меня порадует… Вряд ли царица намекает на Сергея Александровича. Да и Юсуповых, мне знавать не приходилось, память Руднева не даст соврать, это все птицы не его высоты полета. Тут не радоваться, а ушки востро держать надобно. «Встреча Вас порадует»… Нет, так можно выразиться лишь про человека мне знакомого, близкого. Из таковых в сферах у нас вращается только Вадик. Но у Юсуповых? С какого рожна? Думаю, это вряд ли…"
* * *
Первомай в Москве… Боже, какие воспоминания будоражили его память!.. Это и студенческие посиделки после отбытой нудной обязанности демонстрантов-транспорантоносцев, с пивом, воблой, шашлыками, венгерским черносливом и юными гетерами из Пищевого в Стрешневском парке. И прогулки до рассвета по наполненным ароматами пробуждающихся после зимних стуж деревьев скверам и бульварам ночной столицы. Тоже не в гордом одиночестве, естественно… Птичий гомон, рубиновые звезды башен Кремля на начинающем светлеть восточном небосклоне. Речные трамвайчики, дремлющие у дебаркадера с видом на Ленинские горы… И ее губы. Такие желанные, такие несмелые…
«Нет. Понятно, что ни кремлевских звезд, ни Сталинских высоток здесь я не увижу. И горы эти не Ленинские, а Воробьевы. И таковыми, вероятно, здесь и останутся. Зато и дурость росписи „по большой и чистой любви“, когда он был еще мальчик, а она девочка, тоже осталась ТАМ. Но… КАКАЯ же вокруг средневековая ГРЯЗИЩА!.. Хотя, может, всему виной ливни? Тут вчера, похоже, как из ведра поливало. И сейчас потихоньку еще накрапывает…»
А накрапывало между тем все чаще. Мелкие, летучие капельки дождя до блеска лакировали рельсы, шпалы и темно-синие крыши вагонов отошедшего экспресса наместника, скрывающиеся в густом, буром облаке паровозного дыма…
"Вот так. Как тогда, во Владике… Что поделать, женщины обычно ставят перед нами один и тот же вопрос самим фактом своего существования. И их к нам благосклонного внимания. Только каким должен быть мужской ответ? Адмиральский, в частности? Да, простым! Работать надо, черт подери! РАБОТАТЬ. СЛУЖИТЬ. А не перья распушать веером и с соперниками грудью в груди биться. Ум и Дело должны у мужчины всегда стоять впереди гормонов… Некогда грустить. Ну, разве, еще лишь одну минуточку…
Кстати, про «грудью в груди». Не забыть бы намекнуть кому надо, что в здешнем дуэльном кодексе порылся один, на мой взгляд, критический изъян. Надо бы, чтобы господа аристократы решали все споры относительно дам методом тесного общения на ринге при стечении всего полкового или корабельного бомонда. Нефиг нам сокращать офицерское поголовье в преддверии Великой войны из-за юбочных вопросов. Как только на суде чести всплывает шлейф женских духов в любых вариантах: битте, сударики мои, к мордобою. Никаких вам пистолей, шпаг и канделябров. А за вызовы под формальными предлогами, за чем те же юбки скрываются, деклассировать к чертовой бабушке! Хитреньких подлецов в сливках общества и без того хватает…"