Ирландский спаситель

Джеймс М. Р.

Когда мои волосы полностью высыхают, я снова расчесываю их, чтобы они ниспадали прямыми, мягкими и шелковистыми по спине, и в последнюю очередь надеваю украшения, которые намного красивее всего, что я когда-нибудь мечтала надеть.

Я готова без пяти восемь, выхожу в холл как раз в тот момент, когда слышу, как открывается входная дверь. Когда я выхожу, чтобы поприветствовать Александра, у меня отвисает челюсть в тот же момент, когда его глаза расширяются.

На нем черные брюки от костюма, мокасины, черная кашемировая водолазка и бордовый вельветовый пиджак с черными атласными лацканами — образ, который большинству мужчин не подошел бы. Но Александр делает это великолепно, его голубые глаза сияют, когда он смотрит на меня, и я чувствую себя никем иным, как его идеально одетой фарфоровой куколкой… и я не ненавижу это.

Удовольствия на его лице, когда он смотрит на меня, достаточно, чтобы заставить меня не беспокоиться о том, что я ничего из этого не выбирала, что я следую его инструкциям. Я даже представить себе не могу, сколько все это должно было стоить или в какое место мы должны были отправиться, чтобы гарантировать все это. Хотя, зная Александра и некоторые его эксцентричности, он мог бы нарядить нас обоих и для похода в забегаловку, насколько я знаю.

Но на этом мы не заканчиваем. Он берет меня за руку и выводит из квартиры. Мы выходим в прохладную, ароматную парижскую ночь и спускаемся по мощеным улицам, пока не находим элегантный ресторан, где у него заказан столик. Мы заходим в тускло освещенный уголок с горящими свечами на столе и шампанским уже на льду.

— Что все это значит? — Тихо спрашиваю я, проскальзывая в круглую кабинку с кожаной спинкой, и Александр просто улыбается.

— Я хотел немного побаловать тебя, малышка. Ты была очень хорошей девочкой. Тебе не кажется, что ты этого заслуживаешь?

Такое ощущение, что это напрашивающийся вопрос. В конце концов, я уже больше недели тайком заглядываю в его комнату и не знаю наверняка, знает он об этом или нет. Но я предпочитаю предполагать, что он не знает, потому что, если он действительно не знает, как я подозреваю, тогда я не хочу портить вечер.

— Я не знаю, — говорю я мягко, инстинктивно чувствуя, что это лучший ответ. — Но это очень мило, Александр. Спасибо тебе.

Он садится рядом со мной, и почти мгновенно появляется официант с подносом устриц на льду с лимоном и винегретом в центре подноса.

— Ты пробовала сырые устрицы, куколка? — Спрашивает Александр, пока официант наливает нам шампанское.

Я качаю головой, и он улыбается.

— Тебе это понравится, — уверяет он меня, выдавливая лимон на охлажденные устрицы, а затем с помощью самой маленькой чайной ложечки, которую я когда-либо видела, поливает одну из них соусом с травами, прежде чем взять ее и поднести к моим губам.

Я позволяю ему подать это мне, и привкус уксуса и солености рассола наполняет мой рот, холодный, прозрачный и хрустящий. Я судорожно проглатываю, чувствуя, как что-то пульсирует глубоко внутри меня от близости его пальцев на моем подбородке, и как жидкость прилипает к моим губам.

Он кормит меня почти каждым кусочком нашего ужина. После устриц, которыми мы делимся, подают суп, наваристый луковый суп с багетами, который он позволяет мне брать самой, но после этого есть три первых блюда: утка с хрустящими овощами, нежная рыба с лимонным соусом и стейк, такой нежный, что Александр нарезает его вилкой, политый красным вином, с луком, грибами и сыром блю. Он кормит меня кусочками, и я хочу стонать от удовольствия при каждом вкусе. Это лучшая еда, которую я пробовала в своей жизни, даже лучше, чем то, что готовил для меня Александр, и я смакую каждый кусочек. После многих лет, когда я лишала себя возможности оставаясь в форме балерины, такая еда, это почти сексуально. Такое чувство, что Александр знает это.

Каждое блюдо подается с вином или шампанским, вплоть до портвейна, который подается с нашим десертом из сыра, фруктов и крем-брюле. Я так наелась, что не знаю, как буду продолжать есть. Тем не менее, я все равно ем то, чем меня кормит Александр, сочные фрукты и шелковистый заварной крем, слишком вкусные, чтобы устоять.

Я могла бы привыкнуть к этому, думаю я про себя, когда мы возвращаемся обратно в прохладном ночном воздухе. Здесь нет машин, смога, суеты, только неспешные будни, вкусная еда, красивые платья и прогулки на прохладном ночном воздухе. Дни, когда я стояла на коленях на полу, гнев Александра и его угрозы кажутся такими далекими в прошлом, что с тем же успехом могут быть дурным сном, теперь, когда атласное платье чувственно облегает мою кожу, а пузырьки шампанского все еще у меня на языке.

Это может случиться снова, так же легко, как смена его настроения, но прямо сейчас легко поверить, что этого не произойдет. Особенно когда его рука скользит вниз по моей руке, пока мы идем, находит мою, наши пальцы переплетаются. Мое сердце подскакивает к горлу, когда это происходит, бешено колотится, кожу покалывает, она горит от его прикосновений, и я чувствую, что не могу дышать. Я чувствую это на каждом шагу по пути домой, вплоть до моей спальни, где он начинает раздевать меня так же бесстрастно, как и прежде, раздевает догола и кладет украшения в шкатулку для драгоценностей, которая однажды вызвала у меня галлюцинацию, а затем помогает мне надеть пижаму.

Разочаровываться в чем-либо после такой ночи кажется эгоистичным, но это похоже на такую резкую перемену. После романтического ужина и прогулки, держась за руки, по улицам Парижа он возвращается к своему прежнему отстраненному виду, его руки тщательно избегают всего, что можно было бы даже отдаленно посчитать сексуальным, когда он надевает на меня шелковую пижаму.

Я хочу большего. Я хочу, чтобы его руки были на мне, чтобы я голой упала к нему в постель, чтобы знала, что романтический ужин — это свидание. Я хочу, чтобы сумеречными вечерами мы мыли посуду бок о бок, чтобы в моем носу был запах трав и солнечного света. Я хочу, чтобы город заключил нас в свои объятия, и чтобы это было нашим местом, нашим убежищем. Я могу принадлежать ему, но какое это имеет значение? Сегодняшний вечер был лучше любого другого, который у меня когда-либо был, когда я встречалась с мужчинами. Во всяком случае, я могу быть уверена, что он всегда будет лелеять меня и заботиться обо мне, потому что я обошлась ему в такую большую сумму денег, что для меня это немыслимо.

Тихий голос в моей голове пытается нашептать мне держаться, сохранять некоторую дистанцию, не влюбляться в мужчину, который никогда не сможет считать меня равной себе, потому что я всегда буду принадлежать ему, но сейчас легче замолчать. За мной никто не придет, шепчу я в ответ. Уходить некуда, так зачем быть несчастной? Почему бы не извлечь из этого максимум пользы и не найти счастье там, где я могу? Разве не это все говорили мне делать в Нью-Йорке, когда я потеряла все и хотела умереть?

Маленькая, угасающая часть меня знает, что этого делать нельзя, но это не имеет значения. Я притворяюсь, что пью чай, как всегда, проскальзываю наверх и, как всегда, к приоткрытой двери спальни, из которой льется свет. Хотя на этот раз, когда я вижу обнаженного Александра, идущего к своему прикроватному столику, его член становится толще, даже не прикасаясь к нему, я не отстраняюсь. Я захожу в комнату, мое сердце подскакивает к горлу, прежде чем он успевает вытащить фотографии. И когда он слышит мои шаги и видит меня, его рот открывается от шока, даже когда его член напрягается до полной, жесткой эрекции при виде меня, я не даю ему времени разозлиться, или наорать, или сказать мне убираться. Я опускаюсь перед ним на колени, дотягиваясь до его бедер. Тонких мышц под моими руками, мягкости его кожи достаточно, чтобы я мгновенно намокла, его член завис в дюйме от моих губ.