Ищите женщину
Шрифт:
– Пит, дружище, то, что я тебе кратко изложил по телефону, нуждается в дополнении. Сперва о покойнике…
И Александр Борисович сообщил более подробно те сведения, которыми ему разрешил воспользоваться Меркулов после своего разговора в ФСБ. Но тут было очень важно, чтобы никак не пострадала честь и самого Питера, который по-своему трепетно относился к деяниям собственной конторы и допускал исторические экскурсы исключительно в героические ее страницы. А ничего порочного, с точки зрения сегодняшних политических соображений, в деятельности объекта, именуемого Джеймсом Петри, и не было. Помогал всеми силами бороться с тоталитарным режимом во имя идеалов полной свободы личности. Вопрос стоял иначе: кому он мешал на посту консула посольства Соединенных Штатов Америки в Москве?
Питера учить не надо было. Между ним и Турецким действовал договор: Реддвей мог сообщить все, что ему удалось бы узнать через свои прежние связи, через друзей, через Джека Фрэнки, совершенно замечательного хакера, которому с подачи Пита залезть в кишки Лэнгли доставляло одно сплошное удовольствие. Джек, как и Александр, прошел школу Питера в «Пятом уровне». И слово Реддвея для Джека значило гораздо больше любых других просьб. И даже приказов. Но при этом за Питером оставалось незыблемое право: выдаваемая информация не должна повредить престижу и безопасности Америки.
– С этим вопросом решено, – сказал Питер. – Фрэнки ты найдешь в Вашингтоне по прежнему телефону. Но сперва файлы посмотрю я.
– Естественно, Пит. Если с этим у нас покончено, я хотел бы перейти к следующему вопросу.
– Ты не сильно… гонишь волну, так? – строго спросил Пит – коллекционер русских идиом и редких выражений.
Турецкий хлопнул себя по лбу и достал из кармана пиджака небольшую черную книжку с названием, гордо оттиснутым золотыми буквами, – «Русская феня».
– Я чуть не забыл еще об одном подарке. Самое интересное, что это тот воровской жаргон России, на котором говорят не столько сами преступники, сколько те, кто о них пишет книги. Я бы назвал его писательской феней. Посмотри, это интересно. Узнаешь такое, что и во сне не приснится… А теперь все-таки второй вопрос, – с нажимом повторил он, протягивая книжку Питеру.
– Ну давай, раз ты нетерпеливый. Чего торопишься, если времени у нас вполне хватает?
– Уже половина прошла! – возразил Турецкий.
– Ха! За это оставшееся время мы вполне могли бы смотаться в Гармиш и вернуться! Честно скажи, не скучаешь по альма-матер?
Реддвей имел в виду, разумеется, свой центр.
– Скучаю, конечно, – грустно улыбнулся Александр. – А что я могу поделать? Почему-то у меня горькое ощущение, что золотое время наших совместных действий постепенно проходит. Не хотелось бы нового отчуждения.
– А ты плюнь и приезжай. Сейчас пойдет, я вижу, новая генерация молодых. Мы должны успеть сделать их… товарищами. Как была первая команда. Ну давай, что там у тебя.
Турецкий стал рассказывать о киллере и, заранее предупреждая возможные возражения Питера, делал упор на том, что «заказ» мог быть сделан совсем не обязательно кем-то из новых сотрудников ЦРУ, но есть вероятность, что именно в Лэнгли личность убийцы знакома.
Он достал из кармана фоторобот Думитриу Апостолу с написанными на обороте немногими известными сведениями о нем: имя, фамилия, данные американского паспорта, зафиксированные при продаже авиабилета, примерный рост, возраст.
Реддвей выпил полный бокал минеральной, взял фотографию, немного отстранил, начал рассматривать. Затем пытливо взглянул на Турецкого, крякнул, поднимаясь и оставляя фото на столе, и сказал, что должен на несколько минут удалиться. Турецкий же пока может выпить за свои очередные удачи.
Он важно прошествовал через весь ресторан к дверям и исчез за ними…
Это было накануне того дня, когда двое коллег наслаждались встречей в Мюнхенском аэропорту.
Опускался хмурый берлинский вечер. В районе Панков, неподалеку от кирхи святой Марии Магдалины, на Платаненштрассе, в большом сером доме под номером 67, у окна, полузадернутого серой портьерой, в удобном старом кресле сидел человек.
Возле его кресла, чуть впереди и ближе к окну, стояла тренога, на которой был закреплен, как это делается во время пристрелки оружия, короткий карабин с навинченным вместо пламегасителя глушителем и с оптическим прицелом ночного видения.
Иногда сидящий поднимался и подходил к этой установке, вглядывался в окно напротив, через улицу, потом приникал к окуляру, немного изменял положение карабина и возвращался в кресло.
Он был невысокого роста, в сером плаще, в легких кожаных перчатках. Шляпа его висела на шишечке спинки кресла. А рядом, возле левой ножки, валялось несколько пустых банок от кока-колы. Еще несколько полных лежали в кожаной сумке, стоящей справа от кресла.
Время шло. Когда совсем стемнело, человек приблизился к окну и открыл настежь внутреннюю раму. Отойдя в глубину комнаты, где было совсем темно, он стал прохаживаться и встряхивать руками, разгоняя кровь по сосудам. При этом не отрывал и взгляда от окна.
Наконец в квартире напротив зажегся свет. По комнате прошла молодая женщина, задернув полупрозрачную штору и немного сдвинув портьеры. Наблюдатель негромко выругался и метнулся к окуляру. Через полминуты спокойно отошел и продолжил свое хождение.
Наконец в квартире напротив появился высокий блондин.
Наблюдатель снова приник к окуляру и отпустил крепежный винт, фиксирующий положение карабина на треноге. Теперь он мог свободно двигаться вправо-влево, вверх-вниз.
Блондин ходил по комнате, что-то рассказывая женщине и размахивая руками. При этом движения его напоминали изломанные жесты циркового паяца. Наблюдатель ждал.
Женщина вышла из комнаты, позвав за собой блондина. Потом они оба вернулись, и женщина ловким движением накрыла стол белой скатертью. Невидимый из-за портьеры блондин подавал ей посуду, которую женщина расставляла на столе. Наконец она ушла, а он сел на стул лицом к окну, поставил на стол локти и положил подбородок на перекрещенные пальцы. Ничего лучше, казалось, он придумать не мог.
Спина наблюдателя напряглась, он будто весь сжался, став еще меньше ростом, а потом расслабился, выдохнув с хрипом, и тут же один за другим раздались два негромких щелчка.
Блондин вздрогнул, замер на миг и, раскинув руки в стороны, упал лицом на стол.
Стрелявший отошел от оружия, поднял и вскинул сумку на плечо, надел шляпу, глядя в окно, вынул еще одну банку кока-колы, пшикнул, открывая, и припал к ней ртом. Допив, бросил в кресло. Он уже был в дверях, когда там, в освещенной комнате, появилась женщина с большой супницей в руках. Она, видно, не сразу поняла, что случилось, а когда до нее наконец дошло, уронив супницу и взметнув руки, кинулась к блондину. Она схватила его голову, рванула к себе и…