Ищущий, который нашел
Шрифт:
– Ирвен. Так что насчет короны?
– нетерпеливо переспросил писарь Леон, перекатывающийся в ожидании с ноги на ногу. Писарь был фаворитом царя. Я помню, как Леон рыдал у его ложа, когда труп царя уносили из покоев.
– Короны? Зачем пересиливать себя, Леон! Ты меня ненавидишь, но боишься. Я не прошу мне подчиняться. Я всего лишь тот, кто совершил переворот. Правителем буду не я. А корону... Ну Хогг с ней, давай.
Я пошел следом за удивленным и напуганным больше прежнего писарем. Мы проходили мимо коридоров с чахлыми факелами, поворачивали, и вскоре я запутался. Недоверие проснулось во мне. Не так прост этот Леон, совсем не прост.
Вдруг чахлые факелы мигнули, я успел увидеть перед собой глухую стену. В голове пронеслась отрывистая короткая мысль: тупик. И лезвие ножа просвистело у меня над ухом. Я еле
Я вывернул его сухую костлявую руку, до боли сдавив ее. Пальцы разжались, и нож с громким стуком выпал на пол. Леон яростно захрипел и рухнул на колени.
– Ненавижу... Ты убил Государя...
– прошипел он, и в его преданных глазах пылала такая ненависть, что мне стало страшно.
– Ты можешь меня ненавидеть, - начал я, стараясь говорить внятно и спокойно. Это было сложно, если учесть, что я сидел сверху на безумном писаре, прижимая его к полу.
– Имеешь на это право. Но, поверь, я не к власти рвусь. Я не собираюсь править. Я... мессия...– слова вырвались сами собой. Леон замер, перестав вырываться.
– Тогда умри!
– взвыл вдруг безумец. Я не ожидал этого. Все произошло быстро и неожиданно, как будто погасла свеча под неожиданным порывом ветра. Нож, невероятным образом оказавшийся снова в руке у писаря, прочертил смертоносную дугу и вонзился мне в грудь. Я не почувствовал боли, только удивление. А когда боль нахлынула нестерпимым потоком, мое сознание уже отказывало мне. Все потемнело, уносясь куда-то вдаль, и я услышал тихий голос, звенящий в моей голове:
– Вот и все, малыш... тяжело быть мессией, но это твоя судьба. Пойдем, пора...– и я увидел протянутую мне прозрачную руку.
***
Я летел куда-то. Летел в неосязаемом белом пространстве, светлом, но сюрреалистичном. Вокруг играла радуга, я слышал голоса и смех, нежный и легкий. Слышал какую-то музыку. И ощущал, как внутри меня, подобно воздушному шару, раздувается легкость и свобода. Я не чувствовал свое тело, я чувствовал, как я растекаюсь на миллиарды частичек и лечу вперед, к свету, лечу, скользя по лучу. Когда я подумал о луче, он возник: серебристый, светлый и легкий, как рука матери, направляющая и поддерживающая. Я задохнулся от красоты, окружавшей меня. Вокруг было что-то невнятное, но от этого не менее прекрасное. Я знал, что это есть, просто я еще не дорос до того, чтобы видеть это таким, как оно есть. И во всей этой сумятице красок и ощущений ясно светился луч, уносящий меня вверх, словно по колодцу, к небу. Я чувствовал, что абсолютно свободен - не было ни моего тела, ни, что самое важное: глупых суетных привычек и сомнений, мучавших меня. Еще в Городе я начал понимать, что все, чего я боялся, о чем заботился и на что старался быть похож - полнейшая ерунда. Все, в чем я нуждаюсь, что мне и правда нужно - это молиться, дабы стать достойным коснуться этого лунного луча, раствориться во всеобъемлющей доброте, зовущей меня. Я рванулся вперед и неожиданно вырвался в чистое голубое небо. Интересно, это мои мысли делают это место таким, или оно такое и есть? Но ответ получать я не спешил. Я смотрел во все глаза и лишь молил, чтобы это длилось как можно дольше.
Вокруг было бескрайнее небо. Огромное и всеобъемлющее, его оттенки варьировали от нежно-розового до ослепительно-синего, переливались, играя. И в то же время, это было что-то незыблемое и великое, вечное и прекрасное. Мне мучительно не хватало слов. Я задыхался, понимая, что никакими мыслями мне не описать это всеобъемлющее небо, нет, Небо, от одного взгляда на которое хочется смеяться и рыдать, захлебываясь слезами. Белоснежные облака окружали меня, рельефные и словно выточенные из мрамора, а одновременно - мягкие и воздушные. Я двинулся вперед, оглядываясь по сторонам. Мягко шевелилась трава, и каждая травинка что-то мне шептала, ветерок ласково играл со мной, каждая капелька воды в воздухе была живой. У каждой частички была душа. И весь мир говорил, живой и одушевленный. Я слышал шум волн и крики чаек, я летел вместе с ними, я говорил с волнами, и они отвечали мне...
Вокруг меня мир обретал новые краски, и я увидел стоящую посреди зеленой травы перевернутую лодку. От лодки пахло рыбой и морем, немного персиками и вечным летом. Я коснулся пальцами шершавой поверхности лодки, провел рукой и задохнулся от всеобъемлющей любви. Любовь чистым светом переполняла меня и замирала, улетая ввысь, в бескрайнее небо. Подернутое ранним закатом, нежно-сиреневатым, а где-то рядом чуть розоватым, легким и теплым, как топленое молоко, прохладным, как свежий бриз. Я запрокинул голову и смотрел. Смотрел, как танцуют вальс чайки, как перешептываются души, растворенные в этом прекрасном мире. Я слышал музыку и танцевал вместе с ними, поднимаясь ввысь и чувствуя, что я - повсюду, что я - это все. Но слезы больно капали из глаз, прозрачными каплями срываясь вниз. Я слишком горд, чтобы быть здесь, я слишком много возомнил о себе, я недостоин...
– Здравствуй, Виктор, - голос показался мне знакомым. Я обернулся, чувствуя себя маленьким и беззащитным ребенком. Здесь все было безгранично прекраснее и мудрее, и вся эта истинная вечность была во сто крат более настоящей, чем даже могущество Города. Я вырос, я помудрел, но это - ничто, в сравнении с главным законом, согласно которому парят облака, идет снег, и говорят что-то, радостно растворяясь в мире, души.
– Здравствуй, - ответил я, глядя прямо в глаза высокому молодому человеку. У него были светлые вьющиеся волосы, добрая и открытая улыбка, а в темных глазах - мечта и тепло, способное согреть даже морозный зимний вечер. Юноша ласково улыбнулся мне и сделал шаг, коснувшись моей руки. На заднем плане мир подернулся светлой дымкой, исчезла, издав музыкальный звук, лодка, утонули в тумане чайки и шелковая трава. Я стоял посреди тихой полянки, обрамленной деревьями. Туман серебристой змейкой окутывал нас, как теплое одеяло. Тихо качались стройные ивы, шепча что-то, не предназначенное мне. Моей щеки коснулся ветерок, и тут же, рассмеявшись, принял облик единорога. Единорог глянул на меня огромным сливовым глазом, доверчиво ткнулся мокрым носиком и убежал, звеня своим серебристым смехом. Здесь форма не имеет значения, ведь мы все - это воплощенная мысль. Я снова повернулся к юноше. Он нежно смотрел на меня, и от этой нежности у меня защемило сердце.
– Пойдем, Виктор, - сказал он, направляясь к берегу. К берегу?! Впереди мягко накатывали волны и шуршали о камни. Солнце играло, переплетая свои лучики с каплями воды, и море счастливо смеялось, забавляясь игрой. Я шагнул по белому песку, и он весело запищал подо мной, словно подхватывая игру. Море ласково коснулось моих ног, словно приветствуя, и я почувствовал, что я и есть - море, солнце и песок. Я - это вселенная, я - ее часть. Я могу раствориться в ней, стать крошечной песчинкой...
– Не можешь, Ищущий, пока что не можешь, - тихо ответил странный юноша, снова касаясь моей руки. От этого прикосновения мне стало больно, как будто касаешься любимой женщины, зная, что не сможешь быть с ней. Но это чувство было во сто крат сильнее. Словно я касался чего-то прекрасного, идеального... совершенства.
– Я - это ты, Ищущий. Я - Ищущий, который нашел. Ты не сможешь стать частью всего этого, пока не найдешь то, что искал, Виктор. Пока не найдешь себя...
Я задохнулся, глядя на юношу с мечтательными глазами. Это - цель моей жизни. Найти себя в себе. Не заблудиться в потоках реальности, уводящих прочь от истины, а найти то, что спрятано так близко и так глубоко, бесценный клад - себя. Даже не найти, а выточить, снимая шелуху и проникая в глубь своей души. Я любил этого юношу, я мучительно мечтал стать с ним одним целым и обрести наконец себя. И боль сдавила грудь, светлая, но беспощадная, боль, от которой слезы подступили к горлу. Я чувствовал себя не целым и не совершенным, ведь я еще не обрел то, что искал.
– Ты обязательно найдешь, - твердо сказал юноша, и в его взгляде было столько любви и понимания, любви ко всему живому и понимания всего живого...
– Но я же умер, - возразил я, давясь рыданиями.
– Нет, ты всего лишь сделал остановку, - улыбнулся он, и показал куда-то рукой. Я проследил взглядом и увидел, как сломанная старая лодка, стоявшая на зеленой траве, покачиваясь, плывет по волнам. Ее бока светились в лучах закатного солнца, а над нею образовывался из ниоткуда парус, сотканный из сотен надежд, из радуг улыбок и игривых душ, заливающихся веселым смехом.