Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

Сотников Игорь

– Если один раз у него получилось вывести из тупика своего существования, даже не одного человека, а целый народ, то и в моём случае это удастся. – Глядя на табличку с этим именем, так рассудив (не надо забывать, что клиент по-прежнему ассоциативно мыслит), не пройдёт мимо потенциальный клиент и направит свой ход в объятия Моисея Моисеевича. А он (потенциальный клиент), дурак, хотел ещё завтра принять это стратегическое решение о своём разводе, и если бы не такая удача с этим именем, то он может быть никогда и не решился.

И ещё одна удача для Моисея Моисеевича заключается в том, что потенциальный клиент, в этих своих впопыхах от радости встречи со знаковым для себя человеком, упустил

из виду сроки, с которыми работает этот великий человек. А Моисей Моисеевич никогда не отрывался от своих корней, и он, как и всякий человек права, очень основательно подходит к рассмотрению каждого дела. И хотя о таких больших сроках, как в древности не идёт, – всё-таки человек прогрессирует, – тем не менее, если человек относится к себе и своему будущему серьёзно, он должен понимать, что это дело не двух и трёх месяцев, а …А вначале вы ответьте, на что вы в этом своём деле рассчитываете? Теперь скажите, какой у вашей супруги на ваш счёт расчёт? И что она, по своей недалёкости, а может она всё о ваших тайных счетах и ухода от налогов знает, может против вас выдвинуть? И только после этого ряда общих вопросов составляется примерный план будущих действий по бракоразводному процессу:

«Ну а теперь всё это в своей совокупности складываем, делим на число заинтересованных в этом деле лиц, которые информированы о вашей второй жизни больше чем следовало, затем отнимаем из вашего таксопарка «Плимут», переводим его в дар благотворительного фонда майора Тупило из следственного комитета, в результате чего, число заинтересованных лиц кратно уменьшается, а ваша необлагаемая этим налогом собственность увеличивается. Далее, если вас всё-таки не устраивает полученный результат, а за ценой вы, в общем, не постоите и за вашу часть, несомненно, только вами нажитого имущества, готовы бороться до последнего человека, желающего откусить от него кусок, то этот вопрос стоит обсудить за закрытыми дверями». – Куда и уходят заинтересованные лица, чтобы там сделать необходимые уточнения.

В общем, на этом мы решили, насколько удивительная и налогами не всегда облагаемая личность у этого адвоката по бракоразводным делам, зовущимся здесь, что уж поделать, никаким там не Моисей Моисеевичем Весьвашим, а вот так запросто: «Оторва ты, Сеня, а не адвокат». И всего вероятней, что он от этого панибратского к себе обращения (а может это его именование Сеня, было ласкательно-уменьшительное от Моисея), без заискивающего взгляда, к которым он там, у себя в конторе, привык, так недовольно выглядит, и ему спокойно не сидится на стуле. Из-за чего его товарищи по столу, вынуждены ему делать эти оскорбительные замечания, что приводит его уже в буйство своего возмущённого духа.

– Да кто он такой, чтобы ко всем нам так неуважительно относиться?! – в возмущении вспылил наш адвокат Сеня, заёрзав на своём стуле. Из чего (из его слов) можно сделать последственный вывод – выходит, что наша первоначальная версия о количественном составе клуба не выдерживает проверкой времени. И в клубе состоит не шесть человек, а семеро. Правда, только до тех пор, пока не получены новые доказательства для присутствия здесь ещё людей (а свободный стул, почему-то и не был замечен). И получается, что мир ими будет делиться не на шесть, – что было бы легче, каждому по континенту, вот и всё деление, – а на семь частей. А вот что можно разделить на семь частей, то ничего кроме семи грехов на ум и не приходит.

А, впрочем, и здесь есть свои заманчивые перспективы. К тому же любой процесс деления, редко не сопровождается без своего греха. А это уже о чём-то говорит людям, понимающим и разбирающимся в перипетиях собственной и чужой мысли. Но об этом молчок и лучше не будем делать поспешных выводов на

их собравшийся счёт (грех любит тишину и скрытость). А то, что за них говорят, что их от греха подальше нужно держать, то это как раз указывает на то, что они к этому грешному делу имеют своё пристрастие, и так сказать, близки к нему.

Да и если на то пошло (на такую откровенность), то делить мир секторально, по своим грехам, наиболее перспективное занятие – эта область жизнедеятельности человека, практически охватывает все слои населения, начиная… Скажем так, когда надо.

Но об этом поговорим как-нибудь при случае, – и он обязательно выдастся, уж за что, за что, а за это уж точно не стоит переживать, ведь все мы грешные, – а сейчас вернёмся к Сене, которому никто не сделал замечание дисциплинарного характера, – порядком ты уже всем надоел, Сеня, лучше рот закрой, пока его тебе кулаком не закрыли, – а всё потому, что сидящий по другую стола от Сени человек, сейчас тасовал колоду карт. А это дело такое, что за руками тасующего карты нужен глаз да глаз, чтобы он хотя бы не ошибся. А то бывают такие тасовальщики, что они там у себя в голове о чём-то задумаются, за всем этим делом отвлекутся и как результат, карта передёрнута и ни у кого, в отличие от раздающего, нет приличной карты. Так что лучше некоторое время потерять во внимании к тасующему карты, чем потом потерять все деньги за столом.

Ну а Сеня, значит, всем этим пользуется и всё возмущается. – Мы в точно назначенное время, отложив, быть может, неотложные дела, приходим сюда, занимаем свои места, а он и не думает так о себе беспокоиться. Вот где он спрашивается? – вопросил Сеня, обведя всех людей за столом требовательным взглядом. И только он прошёлся по лицам этих людей своим взглядом, как дверь, ведущая в это помещение, открывается и на её пороге появляется человек весь в тёмном (он стоит в тени), в руках которого находится в том же чёрном исполнении среднего размера коробка, с крышкой и ручкой наверху, так что можно предположить, что это шкатулочного типа ящик.

Ну и этот человек, видно по нему, что придерживающийся строгих взглядов на себя и на окружающих людей, но при этом без своего серьёзного деспотизма (на его лице присутствовала снисходительная ко всей этой серьёзности язвительная ухмылка), сразу с ходу обозначает себя, как человека здесь не последнего, а может быть и самого первого – он обращается к Сене.

– Ну и что на этот раз вызвало на вашем лице всю это суровость, Семирамид Петрович? – задался вопросом вошедший, напрямую обращаясь к Сене, чьё настоящее имя, наконец-то, прояснилось для нас. Если, конечно, вошедший, а он явно себе на уме и любит съязвить, таким образом, не подчеркнул в Сене нечто такое, что должно его было осадить и умерить его пыл.

Ну а Сеня или Семирамид Петрович, недовольно передёрнулся в лице (всё ему не так, а может и в правду вошедший сумел его подцепить этим именованием) и, дабы подчеркнуть свою самостоятельную позицию, не без укола в адрес вошедшего человек, молча подтягивает рукав пиджака и, оголив руку с часами на них, знаково указывает на них вошедшему – вон посмотри, как ты не пунктуален, в отличие от нас, между прочим, по твоей вине теряющим своё драгоценное время. Но этот тип не проявляет такую дальновидность мысли, на какую рассчитывал Семирамид Петрович (будем так его называть для солидности), а он, то ли обиделся на Семирамида Петровича за такое его пренебрежительное отношение к нему (слов пожалел), то ли на расстоянии плохо видно вложенную им в этот поступок мысль, и поэтому от него Семирамид Петрович, не только не слышит шаркающих ногами извинений, а он начинает пугающе озадачивать Семирамида Петровича собственным пониманием и интерпретацией этого его знака.