Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
Шрифт:
Так этот припозднившийся на собрание клуба человек (пока он нам не был представлен, то назовём его Седьмым), в ответ состроил на своём лице выразительное недоумение, но не без желания разобраться во всём и понять, что его уму сейчас не удаётся уловить в том, что ему хочет сейчас показать в пределах его понимания уважаемый Семирамид Петрович, человек хоть и пакостный и временами не без вреда к окружающему миру и атмосфере (газы и недержание естества, когда он шибко много выпьет, видите ли у него), но всё-таки терпимый. Кто не без греха и без своего бзика – только человек неестественной конструкции, с искусственным, то есть приобретённым интеллектом. А Семирамид Петрович в себе всё это имеет в достатке, и с ним, по крайней мере, можно об этом поговорить.
А как только Семирамид Петрович, при виде всего того, что посмотрело на него с лица Седьмого, почувствовал недоброе, то он в момент напрягся в себе и особенно в руках, которые вдруг онеменели и он не мог с ними ничего поделать, оставаясь в этом своём указующим на часы положении. А Седьмой между тем, не стоит на месте, и он, громко вопрошая: «Семирамид Петрович! Не томите мою разрывающуюся в любопытстве душу, немедленно открывайте секрет ваших, как я вижу, новых часов», направляется прямиком к Семирамиду Петровичу.
А Семирамид Петрович и рад бы был раскрыть этот неизвестный даже ему секрет своих часов, если бы он, конечно, был, но его, по тому, что он знает о своих часах, вроде бы нет (а всю историю своих часов он не знает). – А может они того, краденые? – на одно мгновение взволновался в сомнении Семирамид Петрович, вдруг допустив такую невозможность. – Да не может такого быть, чтобы Марта купила часы не у официального поставщика, а в переходе у барыги. – Тут же отверг Семирамид Петрович все эти поклёпы своего, не всегда осознающего что думает мозга (это всё издержки его профессии, где он сталкивается с такими изворотами разума в деле обмана людьми бывших своих половин, что со временем начинаешь терять доверие к людям, и особенно к тем, кто ближе всего к тебе). Хотя полностью от сомнений избавиться не получилось. Но здесь всему виной суеверие Семирамида Петровича, считающего, что дарить часы на день рождение плохая примета. И он даже осмелился спросить у Марты, когда ему вручила этот подарок: И что всё это значит?
– Ты это о чём? – спросила Марта, сделав непонимающее лицо (но кого она хочет обмануть, она всё преотлично понимает).
– Я о часах. – Поглядывая на Марту через призму часов, пока лежащих в подарочной коробке, на столе перед собой, спросил Семирамид Петрович.
– И что тебя в них не устраивает? – уже с нотками «не трепли мне нервы Сеня» вопрошает своего, ничем ему не угодишь, муженька, Марта. Ну а Семирамид Петрович в момент и на лету схватывает все эти посылы Марты, и он, как может, смягчает свой ответ. – Так дарить часы на день рождение, говорят, плохая примета. – Говорит он.
– И кто это говорит? – уже сурово посмотрев на своего мужа, задаётся вопросом Марта.
– Люди. – Ничего другого не найдя у себя в памяти, сказал Семирамид Петрович.
– Кто именно? – не выпускает из клещей Семирамида Петровича Марта.
– А я не знаю. – Следует его ответ.
– Вот и не ссылайся на недостоверные источники. И как не тебе это должно быть известно, что это, как минимум, не профессионально. – Ставит точку в этом разговоре Марта.
– Что-то с этими часами всё-таки не так? – про себя подленько размышлял Семирамид Петрович, в то время как расплывался в улыбке Марте, с такой же бесхитростной улыбкой надевавшей ему на руку часы. – Я понял! – только сейчас догадался Семирамид Петрович. – Ремешок мне сразу подошёл, и не понадобилось протыкать дырки на нём. А ведь до этого, такого никогда не случалось. Но что тогда это может значить? – вопросил себя Семирамид Петрович, почувствовав, как неуютно его руке в тисках этого ремешка.
А между тем Седьмой, вот он уже здесь, рядом с Семирамидом Петровичем и его часами, которые он ухватил свободной рукой (под мышкой другой руки находился этот чёрный ящик) и со словами: «А ну-ка, дай посмотреть», начинает вгонять Семирамида Петровича в недоступную для его разумения тревогу – он теперь и не знает, чего боится и за что переживает.
– Небось, отвалил за них целое состояние…– Седьмой делает внимательную к Семирамиду Петровичу паузу и добавляет знаковое уточнение, которое уж точно не пришлось по нраву Семирамиду Петровичу, – своего очередного клиента. – На что Семирамид Петрович сказал бы ему, – это всё дикие инсинуации вашего воспалённого в зависти разума, который вечно находится в предубеждённом ко мне состоянии, – но он не мог не учесть того, насколько Седьмой был острым на язык человеком, и поэтому решил благоразумно промолчать.
Ну а Седьмой на этом не заканчивает свою беседу с Семирамидом Петровичем, и он приступил к разгадке его часов и поданного им знака. – Ну так что вы, Семирамид Петрович, пытались мне таким интересным способом сказать? – вопрошает Седьмой и, не давая возможности Семирамиду Петровичу и слова сказать, начинает скорее гадать, чем на основе глубокого анализа, выдвигать гипотезы. Хотя первая выдвинутая им версия, что-то такое научное и отчасти логичное в себе умозаключала.
– Если соединить воедино ваше недовольное выражение лица и этот ваш направленный на часы жест, то можно предположить… – здесь Седьмой внимательно посмотрел на Семирамида Петровича, который слегка приободрился в лице, видя, а точнее слыша, верное направление мысли Седьмого. Но Седьмой, как это всегда бывало, не то чтобы не оправдал возложенных на него надежд со стороны Семирамида Петровича, а он даже и не думал себя так отягощать. И, пожалуй, узнай он об этом на свой счёт позволении со стороны Семирамида Петровича, то этого самонадеянного Семирамида Петровича, как минимум, ждал бы серьёзный, на повышенных тонах разговор с Мартой, которая бы даже в первый момент потеряла дар речи, когда узнала, что Семирамид Петрович крайне левых взглядов человек (а говорил ведь, что он аполитичен), куда он частенько наведывается к некой Надежде, которая разделяет во всём эти его взгляды на жизнь, и в особенности на его дуру жену.
Седьмой между тем делает свой аналитический вывод из увиденного. – Вы недовольны настоящим, типа это не ваше время. Хотя здесь могут свои отклонения и уточнения. Вы ведь указали на часы. – Начал рассуждать Седьмой. – Тогда может быть, вы, указав на часы, этим хотели уточняющее сказать, что время слишком быстро идёт, и вы не поспеваете за ним. Что ж, это вполне для вашего случая подходит. – Проговорил Седьмой. А вот тут Семирамид Петрович не удержался и вскипел. – Это вы на что, Ной Фёдорович, намекаете?! – побледнев в лице, Семирамид Петрович нервно вопросил Седьмого, чьё имя нам отныне известно, и мы теперь будем называть вещи и людей своими именами, без применения цифры (что сложно в наше цифровое время).
– Да ни на что я не намекаю. – Искренне удивившись такому нервному расстройству Семирамида Петровича, сказал Ной Фёдорович. – Я всего лишь хотел сказать, что научно-технический прогресс не стоит на месте и этого никогда не нужно забывать. – И, хотя Ной Фёдорович ничего такого не сказал, чего бы все не знали, Семирамид Петрович был удовлетворён его ответом. А вникать в то, что он мог бы подразумевать под научно-техническим прогрессом, который стучится в каждый дом, и если ты его будешь игнорироваться, то он тебя в итоге всё равно застанет дома или по дороге к нему, но уже врасплох, Семирамид Петрович, как человек слабо разбирающийся в робототехнике, не стал.
Да и вообще, даже страшно себе подумать, а представить ещё жутче, как постучавший тебе домой научно-технический прогресс в виде робота, один в один похожий на соседа Леонтича (с кого-то же нужно лепить этих роботов, а Леонтич, когда трезв, не так потрёпанно и пошло выглядит, да и много не потребует за патент на своё андроидное производство), в последствии, когда ты не в урочный час заглянешь домой, может застать тебя врасплох с твоей супругой, по каким-то неведомым тебе обстоятельствам оказавшейся в этот неурочный час тоже дома (а что удивляться-то, а кто тогда бы открыл дверь этому научно-техническому прогрессу в виде робота Леонтича).