Искатель, 1996 №5
Шрифт:
— Что за дичь? — возмутился Геслер, сам удивляясь тому, как живо помнится ему Хаузер и его обличье. — Зачем вы пришли? Чтобы рассказать мне эту небылицу?
— Я Хаузер.
Сомнений не оставалось: сумасшедший! Геслеру уже приходилось в прошлом сталкиваться с подобными типами. Вот такой же одержимый стоял у края рва, полного трупов, и что-то пронзительно кричат, пока не раздался выстрел и тело крикуна не свалилось в ров.
— Вы и вам подобные хотите играть в будущем роль странствующих евреев, взывающих к небесам об отмщении. Вам никогда не обрести покоя, ни вам, ни вашим детям, ни детям ваших детей. Вы вечно будете нести на себе печать Каина!
Геслер напрасно ломал голову, пытаясь вспомнить или понять, что за человек перед ним. Одно было ясно: это не Хаузер. Ведь с тех пор прошли десятки лет.
Тем временем Геслер вплотную приблизился к шкафу и резко, рывком выдвинул верхний ящик.
— Не стоит трудиться, — сказал Гиллель. — Он у меня, — и поднял пистолет с сиденья глубокого кресла, где заранее спрятал его.
— Чего вы хотите? — спросил Геслер, стараясь выиграть время.
— У тебя в жизни было немало всякого, Геслер, — сказал Гиллель.
— Ты совершал преступления именем своего Фатерланда, легитимные преступления, убийства, пытки на законном основании. Ты был шефом концлагеря и расстреливал, вешал, обезглавливал людей, увечил их, чтобы жить так, как тебе хотелось. Все эти годы я не мог забыть тебя, я думал о тебе. Слава Богу, наконец-то, я нашел тебя.
Геслер снял очки. Водянистая голубизна радужной оболочки его глаз почти сливалась с белой роговицей. Это были маленькие, жестокие, омерзительные глазки.
— Не знаю, кто напичкал вас этими россказнями о некоем Геслере, — сказал юн, подходя к маленькому столику, на котором стояла бронзовая фигурка льва. — Меня зовут Андрес Гузман. Я приехал сюда с Кубы, а мои родители были немецкими эмигрантами, вот почему я говорю по-немецки. Этот дом я построил с разрешения швейцарского правительства. Вы заблуждаетесь, принимая меня за кого-то другого.
— Тогда, в тот день, когда ты допрашивал меня в своей резиденции, на тебе был халат в синюю и белую полоску. И эти очки я тоже помню.
— У меня никогда не было халата. Я не ношу халатов. Можете заглянуть ко мне в спальню и убедиться в этом. Никаких халатов вы у меня не найдете, — Геслер оперся руками на стол, как бы случайно совсем рядом с бронзовым львом.
— Я давно уже знаю, где тебя искать. Мне написал об этом в Бойконур один немецкий ученый. Ты избежал преследования на Кубе, полиция Батисты не тронула тебя, а потом ты стал его послом в Перу. Ты держишь деньги нацистов в швейцарских банках и готовишь новые кадры убийц, сплачиваешь их вокруг себя и ждешь своего часа, чтобы использовать их в деле. — Гиллель поднял пистолет. — Десять тысяч ночей и дней я думал о тебе. Это была моя молитва. Как часто представлял я себе тот миг, когда снова увижу тебя и сделаю то, что сделал ты с десятками тысяч ни в чем не повинных людей.
— Какой-то бред! — поморщился Геслер. — Да вы и прожить-то еще не успели десяти тысяч дней и ночей. И мы с вами никогда не встречались. Я вижу вас впервые в жизни.
Гиллель взглянул на вороненую сталь пистолета.
— Вот что я должен сделать, — сказал он. — Я не смогу жить, если не сделаю этого.
— Придите в себя, слышите?! Кто надоумил вас убить меня? Вы, кажется, всерьез верите, что вы Хаузер, что вас кастрировали и все такое. Разве у вас нет жены или любовницы, спите же вы с какой-нибудь женщиной? Как вас зовут? Отвечайте мне, кто вы!
Рука Геслсра между тем уже легла на бронзовую фигурку льва и крепко обхватила ее. Только бы выиграть время, думал Геслер, только бы еще немного затянуть разговор с этим психопатом.
— Кто вы?! — словно команду прокричал Геслер голосом, в свое время нагонявшим ужас на стольких людей, и заметил, что этот вопрос приводит незнакомца в замешательство, сбивает его с толку. — Вы совсем не похожи на человека, способного убить. Хладнокровные убийцы — люди особого склада, вы не из их породы. Вы не сумеете выстрелить, даже если очень захотите. И до сих пор вы так и не сказали мне, кто вы?
Гремящий голос Геслсра отдавался в мозгу Гиллеля гулом горного обвала, причиняя мучительную головную боль. Так кто же он? Хаузер? Нет, он Гиллель Мондоро. Депрессия — депрессия Хаузера, — которой он боялся больше, чем физических мучений, овладела им, стеснила его грудь, мешала ему дышать. В эту минуту Гиллель не видел перед собой ничего, кроме ненавистного рта Геслера, громыхавшего словами, словно молотком вбиваемыми в сознание Гиллеля Мондоро Вся безграничная горечь, накопившаяся в сознании Хаузера, стала невыносимой для Гиллеля, убивала его.
Хаузер должен умереть.
Геслер изо всех сил швырнул бронзовую фигурку льва в голову Гиллеля, и в тот же миг Гиллель выстрелил. Лицо Геслера как будто раскололось на множество кроваво-красных частей, но больше Гиллель ничего уже не видел. Геслер не промахнулся — мрак и безмолвие поглотили Гиллеля, и мир навсегда исчез для него.
Глава 26
Сквозь тучи пробилось солнце, и толпы туристов высыпали на берег озера Лугано. Кори медленно брел, сам не зная, куда, и смотрел, как чайки с пронзительными криками устремлялись к воде и жадно хватали крошки хлеба, бросаемые в воду людьми. Кори чувствовал себя усталым, очень усталым. Он только что расстался в отеле с Карен, сказавшей ему, что у нее, кажется, будет ребенок. Узнав об этом, Кори приложил немало усилий, чтобы ободрить Карен, но сам он тоже был подавлен и встревожен Не окажутся ли чуждые РНК подобны по своему действию хромосомам? Поскольку ДНК и РНК образуют блоки, не унаследует ли ребенок черты характера Хаузера? Есть ли дно у ларца Пандоры, приоткрытого им?
Для Вендтланда и Слотера связанная с Хаузером история на этом закончилась, и Кори знал, что они довольны результатом. Они пытались осилить идею, слишком абстрактную для них, и считали свою недоверчивость оправдавшей себя, когда фантастическая схема рухнула. Вендтланд уже улетел в Америку, а Слотер пока еще оставался здесь по просьбе швейцарской полиции.
Полиция обращалась к Карен, которая на все расспросы отвечала, что абсолютно ничего не знает и понятия не имеет о том, что побудило Гиллеля проникнуть в дом в деревне Вернате. Гиллель никогда раньше в этой деревушке не бывал, а она, Карен Мондоро, никогда не слышала о человеке по имени Андрес Гузман и не знает, почему Гиллель застрелил его. Кори не сомневался, что полиция не поверила Карен.
Стараясь отвлечься от неприятных мыслей, Кори вдруг увидел знакомого человека, стоявшего у перил, отделявших пешеходную дорожку от воды. Кори сразу узнал эту буйную копну волос и гигантскую фигуру.
— Вот так встреча! — сказал Кори. — Что поделываете в Лугано?
— Жду вас, — улыбнулся Васильев. — Хочу сказать вам, что ваш эксперимент закончился неудачей, доктор Кори.
— Не совсем, — возразил Кори. — Из негативных результатов мы пытаемся извлечь столько же пользы, сколько и из позитивных. Знание того, что не нужно делать, может подсказать правильный путь.