Искатель. 1985. Выпуск №3
Шрифт:
Теймураз управлялся с парусом отменно, и берег (вместе с запахом) стремительно надвигался.
— Ага, кибы уже навалили целую кучу капусты, — удовлетворенно заметил Теймураз. — Когда пристанем, ты в воду не прыгай.
— Тогда давай к камню, — сказала Варвара.
— Это не камень. Это корова.
Варвара, позабыв все свои тревожные ощущения, чуть не вывалилась за борт.
— Ты, что? — изумился Теймураз.
— Естественная реакция человека, впервые увидевшего стеллерову корову…
— Почему впервые? Тебе же вчера аполины теленка подарили!
— Это зелененького-то?
Тем временем кибы-осьминоги, как тридцать три богатыря, восходили из глубин морских, волоча сетчатый кошель с водорослями.
— Видишь — трепыхается внутри? — сказал Теймураз. — Наша задача состоит в том, чтобы не пропустить ничего.
По его сигналу один из кибов выдернул из водорослей полутораметровую членистую тварь, напоминавшую скорпиона. Красавец задрал хвост со смертоносным тельсоном, жутко заклацал клешнями, стараясь ухватить киба за щупальца.
Варвара молча уселась на корме, свесив босые ноги в воду.
— Купаться будем? — спросила она.
— Здесь не хотелось бы, сама видела, какие гады на дне. Зайдем за мыс, тогда спустим парус, и пусть Сусанин хоть зеленеет. Тем более что, по всему, ты на работе будешь иметь дело с Параскивом. Ты — молчунья, а у него синдром бесконечной проблемонеразрешимости. Он будет тебе изливаться, потому что всем остальным он уже до чертиков… Ты вообще ныряешь?
— Ныряю, — сдержанно сказала она. — Сносно.
— Тогда можешь приступать. Здесь скорпионий пляж кончился.
— А ты?
— Сейчас, только управлюсь с парусом.
Варвара медленно отстегнула пояс с неизменным ножом.
— Знаешь, у меня странное ощущение: вчера эта свадьба, нынче — капуста… Дни замелькали как-то мимо меня. Что-то происходит, а, я плаваю широкими кругами и ничего не вижу…
Теймураз рывком затянул какой-то узел, фыркнул:
— Не кручинься — все увидишь. Ты уже в гуще событий, только… как бы это тебе понагляднее… не в фокусе.
Варвара кивнула и без всплеска ушла под воду.
И все было совсем не так, как вчера. Вода, колючая и враждебная, была полна каких-то золотистых теней, которые начисто скрадывали ощущение глубины. Они притягивали своей неопределенностью, и Варвара тихонечко двинулась им навстречу, держась метрах в пяти от поверхности.
Тени отступили, но неизменно оставались где-то в трех—четырех метрах от нее, словно она сама была тем самым проектором, который создавал весь этот театр.
Она осторожно пошла в глубину — тени по-прежнему маячили кругом, то обретая четкость, то размываясь; все было так, словно кто-то настраивал фокусировку, столь быстро проходя точку наилучшей видимости, что Варвара не успевала ничего толком разглядеть. Но как будто бы это был город… Вот опять на миг явилось видение сказочного замка с прозрачными колонками, разлетающимися балюстрадами, лесенками и расписными фризами… Или нет?
Варваре вдруг почудилось, что ее воля как-то передается всей этой колдовской системе, и она напряглась, стараясь уловить ритм постоянно меняющейся фокусировки и включиться в него, и тело вдруг стало острым и звонким, как металлическая антенна, и ритм отыскался — это было биение собственного сердца, и с каждым его ударом, разносящимся под водой, с цепенящей, ужасающей яркостью вспыхивало видение легких золотящихся куполов, игольчатых минаретов, змеящихся виадуков — и все это с каждой пульсацией теряло солнечную янтарную прозрачность, обретая тягостность темной бронзы, и все труднее давался следующий удар…
Что-то черное, постороннее метнулось к ней сверху, и тут же локоть обожгло острым ударом нейростимулятора. Животная воля к жизни привычным толчком послала тело вверх. И тут же захлестнул страх: глубина!
Впервые в жизни она потеряла ощущение глубины.
Ее уже тащили вверх, и ока понимала, что это необходимо — сама она вряд ли всплыла бы. Но когда она наконец вынырнула и вдохнула теплого солоноватого воздуха, ей стало так худо, что впору было снова тонуть.
— Знаешь, Тем, я ведь ни рукой, ни ногой, — шепотом призналась она. — Подгони корыто…
Теймураз кивнул, внимательно вглядываясь в ее лицо, но от замечаний воздержался. Просто повернул и поплыл к фелюге, которая, тяжело осев, хлюпала приспущенным парусом совсем неподалеку.
Варвара перевернулась на спину, раскинула руки и закрыла глаза. Хорошо… Вот и все по-прежнему, неподалеку хрюкают аполины, и теплая, живая вода прибавляет силы. Все так же, как и все эти девятнадцать земноводных лет, когда море не просто одаривало ее выносливостью, приспособляемостью, ранним развитием и не только сделало каждый сантиметр ее кожи чутким, как язык хамелеона; главным было то, что в равной мере и внутри ее все было словно промыто проточной морской водой, чисто, звонко и натянуто, как хрустальная нить, и тысячезвучный резонанс чужой боли или восторга, лжи или высшей красоты так переполнял ее всю, что в ушах звенело и хотелось рот разинуть на манер глубоководной рыбы, выброшенной на берег.
Зашелестела рассекаемая бортом волна, Теймураз крикнул:
— Руку давай! — и рывком втащил ее в лодку.
Он стоял в плавках, в прилипшей к мокрому телу рубашке, и его трясло.
— С-сколько я там проб-болталась? — спросила Варвара, обнаруживая, что и ее бьет такая же неуемная дрожь.
— Шесть минут. С большими секундами.
— На пределе!..
Он смотрел на нее как на чудо морское.
— Ладно, не удивляйся, — сжалилась она над ним, — я ведь нэдо, рожденная в воде, — слыхал? Полжизни в море провела, отсюда и минуты лишние.
— Ты ляг на дно, не так холодно будет.
— П-перебьюсь…
Он причалил подальше от лабораторного пирса, чтобы кто-нибудь не пристал с расспросами. Быстро провел по каким-то тропочкам через парк. По ступенькам своего домика Варвара поднималась уже с трудом, спать хотелось — хоть ложись на пороге. Но Теймураз коротко бросил:
— В душ. И погорячее.
Пока она отогревалась, он сварил кофе, густой, сладковато-соленый и, наверное, с какой-нибудь лероевской травкой, и теперь нетерпеливо ждал, когда же ьна допьет свою чашку. Она сердито вскинула ресницы и впервые так близко увидела его узкое оливковое лицо с тяжелыми веками и мокрой прядью волос. Лицо было напряженным.