Исколотое тело
Шрифт:
Хоть Флеминг и не был экспертом в области почерков, сравнение этого отрывка с записью в регистрационной книге отеля убедило его в том, что письмо было написано исчезнувшим Джоном Лоуренсом.
Это открытие заставило сыщика сесть, заказать выпить и погрузиться в глубокие размышления. Связь между Перитоном и Лоуренсом могла означать, что они были сообщниками и вместе шантажировали
Всего он рассматривал три возможных мотива убийства, не принимая в расчет все еще неизвестного ему мистера Людовика Маколея, против которого выдвинула обвинение мисс Мандулян. Во-первых, мотив мог быть непосредственно связан с шантажом. Может быть, шантажируемый убил шантажиста или же шантажист убил шантажируемого в самообороне. Во-вторых, это могла быть ссора между Перитоном и викарием. И, в-третьих, самая простая и хорошо знакомая ему по службе версия – убийство с целью ограбления. Возможно, кто-то знал о том, что Мандулян собирается передать – или уже передал – Перитону крупную сумму денег в казначейских билетах. Этот человек мог напасть на Перитона и в борьбе убить его. Наличие тридцати фунтов в кармане убитого легко объяснялось тем, насколько большой была пропавшая сумма. Уходя с целыми шестью тысячами, преступник мог не заметить жалкие тридцать фунтов.
После ужина инспектор отправился в Перротс, чтобы взглянуть на семью Маколеев. Их словесный портрет он уже получил от услужливого молодого владельца гостиницы.
Прибыв в Перротс, он застал там самую обычную домашнюю вечернюю рутину. Людовик Маколей курил трубку и читал. Адриан растянулся на полу в холле, рассматривая луковицы гладиолуса с помощью микроскопа. Роберт работал в своем кабинете.
Людовик не скрывал ненависти к Перитону. Едва выслушав первый вопрос детектива, он почти перебил его, желая объяснить, почему и насколько он возненавидел умершего за последнюю неделю. Раньше этот человек интересовал и удивлял его, у него был занятный характер – такой поток слов, идей и причуд, хотя ему никогда не нравилось, что Перитон изводил священника. Он пробовал вмешаться в нескольких случаях, когда эти двое не ладили, но всякий раз абсолютно безуспешно. Как инспектор, вероятно, знает, в последние несколько дней их распри достигли кульминации.
Флеминг кивнул:
– Да, мне об этом рассказали.
– Кроме того в пятницу вечером обострились и мои отношения с Перитоном, – угрюмо добавил Маколей. – Он оскорбил леди... моего друга... я хочу сказать, миссис Коллис.
– В последнее время он ее часто навещал? Я слышал об этом в деревне.
– Он немало постарался, чтобы об этом узнала вся деревня. Он всегда приходил в половину первого и без четверти шесть – как раз тогда, когда все заканчивают работу и на улице многолюдно.
– Он делал это, чтобы просто досадить вам?
– Да. Я уверен в этом. Хотя должен признать, что в пятницу он сказал мне, что делает это, чтобы позлить викария – он считал, что мистер Холливелл влюблен в миссис
На мгновение Флеминг задумался.
– Так мистер Холливелл не был влюблен в миссис Коллис?
– Нет. Кроме того случая я никогда об этом не слышал. Кстати, Перитон выкрикнул мне вслед, что узнал об этом от моего сына, Роберта. Но это тоже была ложь. Честно признаюсь вам, – добавил он, – недавно вечером я сказал Роберту, своему второму сыну, что хотел бы убить Перитона.
– Но вам не выпало такого шанса? – спросил Флеминг так серьезно, что поэт улыбнулся.
– Нет, не представилось. Но не буду притворяться, что я сколько-нибудь сожалею о его смерти. Это было бы полнейшим лицемерием.
– Исходя из этого, могу ли я предположить, мистер Маколей, что вы вполне симпатизируете человеку, убившему его?
Маколей несколько вызывающе взглянул на детектива.
– Полностью симпатизирую, – ответил он. – Особенно если он убил его по той же причине, по которой его хотел убить я.
– И я буду прав, если скажу, что вы не горите желанием помочь мне найти убийцу?
Маколей заколебался, а затем медленно сказал:
– Этого я не знаю. Я из принципа не терплю убийства. Если я не стану помогать, то, конечно, не стану и препятствовать.
– Понимаю. Что ж, мне лучше осознавать, чего от вас ожидать. А теперь, мистер Маколей, что касается этой ссоры между Перитоном и викарием: как я понимаю, ее причиной, прежде всего, была неприязнь со стороны Перитона. Он сделал это, чтобы просто досадить викарию.
– О нет, вовсе нет, – энергично возразил Маколей. – Перитон был полностью откровенен на этот счет. Он действительно верил, что религия – это бедствие для человечества. Он полагал, что поступает единственно правильно, противодействуя всякому и всему, что только способствует распространению религии.
– В сущности, настоящий фанатик.
– Настоящий. Они оба были такими. Вернее, конечно же, я хотел сказать, один из них был, а второй все еще остается.
– Верно. Теперь, сэр, смотрите: вы довольно хорошо знали их обоих. Между нами, считаете ли вы абсолютно невозможным то, что Перитона мог убить викарий?
– Нет, – поразмыслив, признался Маколей.
– А то, что Перитон мог напасть на викария и был убит в драке?
– Нет.
Флеминг наклонился к Маколею.
– А то, что Перитон мог совершить самоубийство, обставив все так, чтобы убедить всех, что его убил викарий?
Маколей удивленно смотрел на детектива несколько секунд; затем он подскочил и принялся ходить взад-вперед по комнате.
– Да! – горячо воскликнул он. – Да, это было бы полностью в духе Перитона. Такая странная, причудливая мысль вполне могла прийти ему в голову. Его далеко не так удовлетворило бы убийство собственными руками, как если бы священник англиканской церкви был повешен, подобно Аману15, за преступление, которого не совершал. Это бы полностью соответствовало представлениям Перитона о по-настоящему занятной шутке.