Искра
Шрифт:
И Копьё порадовался: "Хитрый я человек! Всю жизнь ему осветил, словно факелом - ярмаркой, точно стрелой, в цель попал!" Не было у него шаманского предвидения, не то - не чересчур радовался бы.
Когда уезжали Копьё и Искра в Светлый распадок, медведей своих Искра к материнскому материному тордоху привязал, наказал мать сторожить, злую нечисть отгонять. А метельный медвежонок, верный товарищ, преданный келе, что кровь и слёзы Искры пил, за нартой побежал - за другом своим и хозяином.
Видел Искра за нартой его следы - пятнышки тени на белом снегу - и улыбался:
Но больше он думал о ярмарке.
Прекрасная ярмарка была в Светлом распадке.
Раскинулась от скал и до скал, словно громадное стойбище. Над тордохами пучки красной шерсти на ветру вьются, на шестах деревянные фигурки келе висят, надутые и раскрашенные пузыри из птичьих зобов ветер тянет вверх. Целое стадо оленей поодаль ягель себе добывает из-под снега: всё стадо - приз для победителя оленьих бегов. Людей столько, что снега не видно. Купцы под навесами товар разложили, тут сокровища меняют на другие сокровища, курят, беседуют, играют, пьют водку и чай. Свежесваренная оленина дымится в котлах. Дети - счастливцы, которых на ярмарку взяли - бегают с визгом. Сытые псы у тордохов лежат.
Забыл Искра, что он - шаман. Думал, что он - богач, что и у него шкурки на обмен есть, что праздник наступил. От радости жарко было щекам.
Не стал Копьё его удерживать. Праздник - так пусть будет праздник.
Выменял Искра заветную вещь - нож из хорошей стали, рукоять из кости морской коровы вырезана, в виде оленя, что в беге рога закинул на спину, стремительный. Ложится рукоять в ладонь, словно врастает. Ножны красным бисером вышиты. Лучше, чем давняя мечта - не нож, а сполох в ладони.
Прицепил Искра ножны к ремню, побежал играть с парнями, что аркан кидали на спиленные рога. Череп оленя на высокий столб надет, рога спилены коротко - тяжело попасть, соскальзывает аркан. Хохочут парни, подначивают друг друга, дразнят проигравших, завидуют выигравшим. Искра в весёлой толпе почувствовал себя, как свой.
Хорошо его Копьё учил: трижды накинул Искра аркан на спиленные рога - выиграл ценный приз, стальную иголку, трёхгранную, чтобы легко было ею шкуры шить. Матери подарок будет. Воткнул Искра иголку в ворот парки. Смеялись чужие парни, мол, небось, келе для мышонка-шаманчика аркан на рога надели и затянули - но ни страха, ни смущения в их смехе не было. Весёлый чужак из-за Серых сопок по спине Искру хлопнул, угостил мороженым костным мозгом. Оттаяла у Искры душа, расцветать начала, как тундра весной.
Девушки собрались на игру посмотреть - и на парней поглазеть. Хихикали, шушукались - пока парни их не заметили да не начали в них снежками кидать. Искра про Нижний Мир забыл, только о празднике и думал, тоже снежком бросил в девочку. Девочка - ровесница ему, длинные чёрные косы у неё по спине ручейками ночного неба стекают. Хотелось Искре в лицо ей взглянуть, и чтоб рассмеялась она или завизжала весело. Обернулась девочка - личико нежное и белое, глаза в весёлых щёлочках сияют звёздочками, губы - словно спелая морошка. Узнал её
Красивая девочка - совсем как белый оленёнок.
Рассмеялся Искра, снега рукавицей зачерпнул, чтобы в капюшон парки засунуть ей - да не успел. Шарахнулась девочка в сторону, словно молодая олениха.
– Что ты?
– удивился Искра.
– Не подходи ко мне, шаман, - сказала Куропатка, тонкие брови сдвинула, губы поджала.
– Отец заругает меня и мать заругает, если стану играть с другом страшных келе, что людей пожирают и оленей душат.
Остановился Искра; радость с души стекла, как вода. Но он ещё попытался улыбнуться:
– А если рукавицу подарю тебе?
– спросил дурашливо.
– С левой руки?
С левой руки женихи рукавицы снимают.
Но Куропатка ни хихикать, ни злиться, как у девочек водится, не стала. Сказала серьёзно:
– Верну, а не возьмёшь - в огонь её брошу. У жены шамана - медведь с человеческой головой родится.
Хлестнула этими словами Искру по лицу, как снежным колючим вихрем.
Он возразил:
– У Гнуса - две жены, ни одна медведя не родила.
Вздёрнула Куропатка подбородок:
– То Гнус, а то - ты. Гнусу вдохновение пришло, а тебя с младенчества Нижнему Миру отдали, тебя мёртвый шаман выбрал, тебе своих неживых медведей оставил. Огонь - твой отец, ты сам наполовину келе, а я - простой человек. Уходи, Искра.
И пошла прочь.
И Искра побрёл прочь, Копьё искать. А Копьё с другими охотниками смотрел, как богачи ружьё выменивали, торговались, как проверяли ружьё, как стреляли в колоду, в ободранную оленью голову и в бутылки из-под водки - с грохотом. Пуля бутылки била вдребезги, оленью голову прошила насквозь - все кругом дивились. Крупинками самородного золота богач за чудесное оружие платил - на ладонь их высыпал, словно кусочки застывшего света. Нагляделся Искра на небывалые дела - а потом вместе с Копьём пошёл выбирать табак, чай, красную ткань, бисер и бусы, водку и стальные иголки.
Искра слегка успокоился. Девочка злую глупость сказала - бывает. Может, слыхала от старых женщин, что, как духи-сплетники, весь сор из тордоха друг другу с языка в уши перекладывают.
Некогда огорчаться - вот-вот начнутся оленьи бега.
Победитель целое стадо оленей выиграет.
Летят оленьи упряжки, как ветер - снежная пыль вихрится. От скорости дух замирает. Искра со всеми кричал: "Скорей! Скорей!" - обо всём забыв. Очнулся только, когда взвыл кто-то прямо за его спиной.
Обернулся Искра: под ногами людей, что оленьи бега смотрели, Белый Мох, брат младшей жены Гнуса, корчится и хрипит - сумеречный медвежонок ему на грудь навалился, вздохнуть не даёт. А рядом, в истоптанном снегу - нож лежит; пустые ножны - у Белого Мха на поясе.
Свистнул Искра еле слышно - разжал медвежонок лапы, к ноге хозяина прижался. А Белый Мох всё отдышаться не может. Чужие люди помогли ему подняться, шапку отдали, что в сторону отлетела - а он всё твердил: "Ух, и душно же было мне! Словно душа с телом расставалась..."