Искры
Шрифт:
— Нет, она не рассердится. У Маргарит хорошее сердце. Она тебя очень любит. Когда мы поедем к богоматери, я заставлю ее заговорить с тобой. Станьте там с ней братом и сестрой! Тогда она будет говорить с тобой и не будет закрывать при тебе своего лица. Но теперь нельзя, порядок наш не таков, она стесняется.
— А когда ты станешь невестой — тоже закроешь лицо и не будешь разговаривать с людьми.
— А как же? На то и буду называться невестой!
— А как же ты укротишь свой соловьиный язык?
— Научусь. Ведь муж бьет ее, если жена показывает свое лицо чужому мужчине.
— Я не буду бить.
Маро засмеялась.
— А что скажут другие? Разве не скажут — «какая она бесстыдная невестка?»
Вошел Асо. Узнав, что мы утром рано выезжаем, он пришел с поля, чтоб сделать распоряжения по дому.
Хотя и с трудом, но мне, все же, удалось убедить Асо, чтоб он отпустил с нами и Маргарит. Но тут возникло другое затруднение. К нашей группе прибавилось еще два человека — Маргарит и маленькая Салби, которая узнав о том, что ее мать отправляется на богомолье, расплакалась и заставила нас включить в состав идущих и ее. А у нас были только три лошади и ослик. На ослика решено было нагрузить наш провиант и маленькую Салби. Для Хатун не было лошади. В селе нельзя было нанять лошадь, так как ни у кого в этом селе, кроме охотника, не было ни лошадей, ни ослов. Но Хатун сама вывела нас из затруднения, заявив, что она дала обет семь раз отправиться на поклон к богоматери пешком. Шесть раз она уже ходила, теперь хотела пойти в седьмой раз. Хотя и трудно было бы старухе целых три дня идти пешком, однако она не хотела отказаться от своего обета и уверяла, что сумеет пройти путь без особого труда. Мы все же обещали временами сажать ее на коня, чтоб дать ей передышку.
Маро и Маргарит долго спорили, кому из них сесть на коня Асо и кому на кобылу. Победа осталась, конечно, за Маро. Маргарит пришлось согласиться ехать на кобыле.
Маро была тщеславна. Она хотела появиться среди богомольцев на хорошем коне и показать себя ахбакским девушкам, как достойную дочь их «мира». О мужчинах она не думала, а хотела лишь возбудить зависть своих подруг.
«Мир» являлся главой племени и пользовался большой популярностью и авторитетом. Отец Маро был «миром» ахбакских армян. Поэтому все ее знали, и поэтому Маро старалась не ронять достоинства своего отца и поддержать его престиж некоторым внешним блеском. Не шутка быть дочерью «мира»! И Маро заботилась о своем наряде и внешности. Наряд ее состоял из головного убора, украшенного золотыми и серебряными монетами, серег, которые она носила на ушах и на носу, колец, ожерелья, серебряного пояса и массы разноцветных бус.
Она позаботилась и обо мне. Она не хотела, чтоб я появился в своем поношенном костюме. После того как я удрал из школы отца Тодика, я не менял своего костюма, так как у меня не было другого.
Поздно ночью ко мне явилась Маро совершенно усталая и сказала, что она не хочет, чтоб я появился в монастыре богоматери в моем поношенном костюме, поэтому она принесла мне совершенно непоношенный костюм своего брата и подарила мне.
— Но ведь костюм Асо на мне будет широк, — сказал я, — Асо толще меня и ростом ниже.
— Я ночь не буду спать и переделаю. И Маро, сняв с меня мерку, ушла.
Ахбакская женщина шьет для дома все. Костюмы у них скроены, так что всегда можно их, если понадобится, переделать — расширить и удлинить.
Армянам, торжества, устраиваемые в дни предстоящих праздников, обходились очень дорого. Паломники отправлялись большими караванами в сто–двести человек, но и при этом условии не избегали опасностей в пути. Они часто нанимали курдов-наездников в качестве охраны, платя им за это деньги. Но нередко товарищи этих же курдов, которые взялись охранять паломников в пути, нападали и грабили караван. Охрана при этом только делала вид, что оказывает разбойникам сопротивление.
В пятницу утром мы выехали без всякой охраны, не смешиваясь с толпой крестьян-паломников. Это было с нашей стороны слишком смело, но мы сочли недостойным поручить себя охранять курдам и понадеялись на то, что имя старого охотника, пользовавшееся большим почетом во всей округе, послужит нам охраной. Курд умеет уважать величие. На вождя он смотрит как на богом поставленного человека. Старый охотник был главой ахбакских армян.
Глава 32.
ПРАЗДНЕСТВО В МОНАСТЫРЕ СВ. БОГОРОДИЦЫ
В субботу вечером мы приехали в монастырь.
Моей первой заботой было разбить палатку на удобном месте. Больше всех утомились Маргарит и Хатун. Как только доехали до монастыря, они повалились наземь, как мертвые. Маро гордо скрывала свою усталость, всячески помогала мне и смеялась над Маргарит. Маленькая Салби, как только сошла со своего ослика, побежала в монастырь, говоря:
— Я пойду посмотреть на боголодицу.
Наша палатка, согласно желанию Маро, была разбита в великолепном месте. В четверть часа все было готово.
Монастырь святой богоматери был расположен на берегу Ванского озера, против пустыни Лим, среди Кордухских гор. Каждый монастырь в Армении пользовался славой исцелителя от того или иного определенного недуга. Монастырь богоматери в Кордухских горах пользовался славой чудотворного исцелителя от чесотки, язвы, проказы и различных ран. Но он не только исцелял больных, которые обращались к нему с верой, но также награждал этими недугами тех, кто заслуживал его гнев, кто не подчинялся его братии или не удовлетворял его требованиям. Поэтому в народе такие болезни, как проказа, чесотка, язва на теле назывались «язвами богородицы», т. е. наказанием, которому подвергла грешника богоматерь за его грехи.
Богородица Кордухских гор была мстительна и жестока, она гневалась на людей и от этого страдал даже скот этих людей. Все домашние животные, на которых были пятна другого цвета, чем вся кожа, считались собственностью богоматери. Хозяин не мог пользоваться своей коровой, волом или лошадью, если на них имелся «знак богородицы». Хозяин сам должен был привести свое животное в монастырь или ждать, пока придут монастырские «мугдуси» и уведут его. Каждый год эти самые монастырские «мугдуси» ходили по всей области и собирали скот со «знаками богородицы». Ни один армянин не имел права покупать или продавать их, так как они считались собственностью монастыря, Около монастыря было селение, которое называлось «монастырским селением». Тупые и ленивые жители этого селения ничем не занимались, но только служили монастырю в качестве «мугдуси» и назывались «богородицыными мугдуси». Источником пропитания служил им монастырь. Нельзя было смотреть без боли на это множество людей, которые не знали иного занятия, как служение монастырю. Они служили сильным орудием в руках монахов. «Мугдуси богоматери» — обыкновенно безграмотен. Но он знает наизусть целые главы из Евангелия, он поет церковные песни и молитвы. Все эти свои знания он проявляет, когда берет с собой какую-либо святыню из монастыря и разъезжает по деревням, собирая подаяния для монастыря. Открывая святыню в доме благочестивого армянина, он читает соответствующую молитву и дает присутствующим приложиться, а затем получает подаяния. Этих «мугдуси» можно встретить всюду. Я помню как они являлись к нам. Доставали крест, рукописное Евангелие или мощи какие-нибудь, которые ставили на сито и начинали читать разные молитвы. Мать сажала меня, Марию и Магдалину под ситом, на котором «мугдуси» держал святыню. Через сито благословление и молитвы, по ее мнению, сыпались на нашу голову. Затем они освящали воду и окропляли нас ею. Денег у матери не бывало, но она никогда не отпускала «мугдуси» без подаяния. Отрывала с головы какое-нибудь украшение или серебро и отдавала им. Эти святыни отдавались «мугдуси» монахами на различных условиях: или за определенную плату на откуп, или же на условии дележа сбора пополам. Но нередко «мугдуси» злоупотребляли доверием народа. Многие «мугдуси» имели у себя в доме различные кресты и иные «святыни». И они часто разъезжали с этими подделанными святынями и делали сбор.
Слава о чудотворной силе богоматери отовсюду привлекала в монастырь массу паломников — больных. Были такие, которые оставались в монастыре годами и, конечно, очень редко выздоравливали и возвращались домой. Большая часть их погибала, будучи лишена ухода и правильного лечения. Я только теперь понимаю, какое зло представляло из себя то суеверие, которое распространяли в народе монахи. Часто совершенно здоровый богомолец возвращался из монастыря больным, так как среди больных оказывалось множество заразных, которые, не будучи изолированы, заражали здоровых. И те, которые заразившись какой-либо болезнью, возвращались с богомолья, считали себя наказанными богородицей за какой-либо грех. Особенно часто заражались жители монастырского села, так как они постоянно сносились с больными. Поэтому среди сельчан было очень много больных проказой и другими болезнями, передававшимися по наследству из поколения в поколение.